Карлик Карл

Меня зовут Карлик — уменьшительное от Карл. Не помню, кто впервые меня так назвал, но, видимо, всем это прозвище так понравилось, что оно полностью заменило мое настоящее имя.

Роста я самого обыкновенного — не высок и не низок. Когда я впервые с кем-то знакомлюсь, люди, обычно, удивляются, потому что внешне я мало похож на карлика.

Я перестал расти душой, когда мне было лет шесть или семь, или, может быть, восемь — не больше. То ли испугало меня что то, то ли разочаровало, но дверца души моей как бы захлопнулась изнутри, и я перестал жить по-настоящему. Вместо меня жила моя шкура, телесная оболочка, походившая на сомнамбулу по причине отсутствия главной составляющей человека. Я так глубоко спрятался внутри, что сам забыл о себе. Совершенно. Я потерял себя и даже не подозревал, что надо себя искать.

Учился я вначале неплохо, мозг моей оболочки работал исправно, запоминал все необходимое. Хотя, сейчас я подозреваю его в бессознательном контакте со мной. По мере взросления этот контакт ослабевал, и вскоре я уже относился к себе весьма насторожено. Меня учили восхищаться красивыми описаниями природы, но изображаемые в литературе чувства были чужды мне. Я смотрел на деревья, кусты, траву — все это было так прозаично, так привычно и так плоско, что я никак не мог понять откуда берутся эти красивые слова и мысли. Я хотел почувствовать то же самое, но не мог. Я заподозрил в себе что-то неладное, чувствовал себя ущербным уродцем, внутренним карликом.

Я был на грани отчаянья. Неужели у меня нет сердца? — думал я. Кому такой Карлик Карл будет нужен?

Как-то я сидел у себя в подъезде, боясь выйти во двор и не желая идти домой. Зажатый между двух миров, я не мог найти себе места. Именно тогда я подружился с бродяжкой кошкой. Она была такая же, как я, облезлая и никому ненужная. Ничего съестного у меня с собой не было, потому угостить ее я не смог. Мы с ней просто молча сидели рядом. Наверное долго. Но мне стало легче, и я нашел силы подняться к себе.

Кошка стала встречать меня из школы. А я, в конце концов, начал таскать ей булочки и котлеты. Мне нравилось, что она полюбила меня просто так, что скучала за мной, а не за приносимой едой.

Кто заговорил первым, не помню. Возможно, кошка. С какого-то времени она рассказывала мне про свои кошачьи беды и пела кошачьи песенки, а я выслушивал ее, а потом рассказывал о себе. Я был очень счастлив, что в моей жизни появилось живое существо, которому я был небезразличен. Потому что даже родителям своим я не был нужен. С тех пор, как появился младший брат, я превратился для них в работника, слугу — только не сына. Я был всегда и во всем виноват. Младший брат шалил, а я нес из-за него одно наказание за другим.

Кошка стала мне другом. Но однажды она просто исчезла. Не приходила больше в мой подъезд. И я опять погрузился в жалкое и тоскливое одиночество.

Были ли у меня друзья среди людей? У моей оболочки вроде да, а у меня — нет. Разве можно назвать дружбой столь поверхностное общение? Это фарс, игра, имитация, попытка убежать от одиночества, но всегда неудачная. В общем, я опять потерял себя.

Жизнь кружила меня в калейдоскопе лиц и шкур. Я что-то делал, с кем-то общался, жил, дружил, пытался даже играть в любовь. Но красота была мне неведома. Я по-прежнему не восхищался ничем, а внутри носил камень вместо сердца.

Когда умерли родители, я даже не понял что случилось. Их просто зарыли в землю, друг за другом, с интервалом в год. Но я ничего не ощутил. Казалось внутри у меня — вечная мерзлота или пустота.

О брате я ничего не знал. Мы давно жили порознь, и я даже не узнал бы его на улице, если бы случайно встретил.

Девушки? Долгое время я сторонился их, потому что надо мной всегда смеялись. Но как-то раз я почти влюбился. Она очень пристально на меня смотрела, прямо в глаза, словно желая уединиться. Но когда я набрался смелости заговорить с ней, она просто украла мою сумку, вытащила из нее бумажник и записную книжку, и убежала прочь, выбросив обесцененную для нее вещь. Я инстинктивно побежал за ней, но она быстро скрылась из вида. Это был первый и последний раз, когда я бегал за девушками.

А потом у меня снова появился друг — сосед по площадке. Он всегда так ласково со мной здоровался, что я сразу полюбил его. Несколько лет мы только здоровались, но каждая встреча с ним была для меня праздником. Потом он пригласил меня на чай.

Его любезная супруга была тоже мила со мной, хотя раньше я никогда ее не видел. Оказалось, что она — художница, и я напросился взять у нее несколько уроков.

Они стали брать меня с собой, когда выезжали на природу. Я учился смотреть и видеть, чтобы потом запечатлевать увиденное на бумаге. Сначала, конечно, моя мазня была похожа на детские каракули. Но, со временем, Клара начала хвалить меня. Она помогла мне даже выставку организовать в ближайшей к дому галерее.

Мои картины стали продаваться, причем намного лучше, чем Кларины. Сначала она радовалась вместе со мной, а потом начала сердиться.

Но у меня к тому времени появились новые друзья — холст и краски. И, главное, в моей жизни обнаружилась красота, видеть которую научила меня Клара.

Создавая картину за картиной, я все больше приближался к себе. И однажды я таки вышел наружу. Совсем. Я вспомнил о себе и, почти сразу, нашел себя. Дверца моей души распахнулась, как в далеком детстве. Я снова начал чувствовать: воздух, солнце, зелень, тепло, дружбу… Теперь вот ищу, кому бы подарить эту ценную находку — не Карлика, но Карла. Где ты, моя Клара, Клава, Лара, Лаура?…