Дедово подворье

Светлой памяти Ольги Головкиной (Пикельник) и её дочери Михаилы, 13 лет,
трагически погибших в ночь с 9 на 10 июля 2009 года во время пожара
в подмосковном селе Ильинский Погост

1

Автобус то взлетал, словно самолёт, то проваливался в «воздушные ямы», из которых не спешил выбраться. На грунтовке он то и дело повизгивал: в мешках подавали голос поросята, что пассажиры везли с рынка для откорма.
Асфальтовый же отрезок пути, несмотря на «пробки», преодолели довольно сносно. Хотя и здесь давно не ремонтировавшаяся дорога в ряде мест оставляла желать лучшего.
Илия Печников ехал к родителям.
Кто знает, добрался бы до «Рассвета» автобус? Или пришлось бы топать до села своими ногами, оставив на произвол судьбы «бедную Лизу»?

Так прозвали пассажиры-старожилы залатанный дребезжащий «ЛиАЗ».
В конце 1990-х Ликинский автобусный завод в Подмосковье, где собирали этих «работяг», обанкротился.
Бог весть, сколько ещё «ЛиАЗов» мужественно колесит и ныне по русскому бездорожью! Вот и в местном автохозяйстве, словно в доме для престарелых, доживают свой век несколько таких «бедных Лиз».
На счастье пассажиров именно сегодня, 22 мая, был праздник — день памяти святителя Николая Чудотворца, покровителя путешествующих.
 — Святителю отче наш Николае, моли Бога о нас! — перекрестившись, взмолилась сидящая рядом с Илией старушка, когда у автобуса вдруг забарахлил мотор.
 — Святителю отче наш Николае, моли Бога о нас! — подхватили все пассажиры.
Желая поскорее оказаться дома, к святому обратились и пьяные мужики. В городе они «обмыли» покупку поросят, а потому в автобусе сольные и хоровые «номера» хрюшек то и дело перебивали храп и смачный мужицкий «говор».
Резко тронувшись с места, автобус вновь взвизгнул.
Вот и «Рассвет», конечная остановка у продмага. Вывалившись с хрюшками из «бедной Лизы», мужики дружно направились к торговой точке, чтобы «отметить» теперь уж и благополучное прибытие в родное село.
Рядом с продмагом уже давно, надо полагать, шла гулянка. Мужики, попутчики Илии, подхватили частушку:

С генофондом дело — дрянь.
Бабам дай хозяина.
Здесь, у нас, — всё больше пьянь.
Забытая окраина.

Но инициативу в свои руки взяли присутствующие на гулянке бабы:

Эй, милёночек, постой!
У меня вопрос простой.
Мой-то пьет который год.
Мне б тебя в свой огород.

А одна из них, увидев Илию, бойко пропела:

На деревне для «бомонда»
Не хватает генофонда.
Коль молоденька была,
От тебя бы родила.

2

Расцеловавшись с сыном, родители Илии намеренно оставили его на какое-то время одного: пусть освоится, привыкнет, почувствует, что он — дома.
Три года назад тоска и безысходность, нараставшие и нараставшие день ото дня в «четырёх стенах», привели их — майора в отставке Сергея Ильича и учительницу истории Веру Николаевну — из райцентра в старинное село Печниково, откуда и пошёл их крестьянский род (в советские годы оно стало ядром колхоза «Рассвет»). Печниковы стали фермерами — разводили скот, птицу, огородничали, завели пасеку. Вновь ожил старый бревенчатый дом, который стоял с заколоченными окнами, ожило подворье.
Сергей Ильич родился в «Рассвете», а Вера Николаевна — в соседних Больших Полянах. Получив дипломы — военный и педагогический, — они поженились. Пока Сергей Ильич не вышел в отставку, семье пришлось поколесить по многим городам и весям. И повсюду он вместе с Верой Николаевной поддерживал или создавал заново подворья при частях, в которых служил. И выполняя должностные обязанности — «для пополнения армейского рациона». И — по зову души.

3

Илия с трудом обошёл двор, по-хозяйски осмотрел подворье.
Ну, что для молодого мужчины, которому скоро 30, этот путь из райцентра в «Рассвет»?!
Но Илия еле держался на ногах. Высокий, бледный, худой, он имел измученный вид, какой бывает после долгой болезни или утомительного пути.
 — Не надо со мной сюсюкаться, жалеть меня, — подумал Илия, присев отдохнуть на лавочку возле ворот. — Многое в жизни повидал — и радостное, и горькое. Да, хотел бы и я быть настоящим хозяином. Вот здесь, на подворье, что-то сделал бы по-своему. Хотя во всем и так чувствуется порядок. Но сейчас я даже и не помощник…
Илия на мгновение задумался, подбирая нужное слово. Он посмотрел на статный дуб, который помнил ещё юным дубком, когда единственный раз в жизни 10-летним пацаном, гостил здесь всё лето. Это был его дуб, «Илюшин дуб», — дед посадил в честь рождения внука.
 — А ведь сила дуба — в корнях! — подумал Илия. — Да и нашего рода — тоже. Мне бы теперь такую стать, такие силы!
Илия с любовью погладил ствол дерева.
 — Да, хотел бы и я быть настоящим хозяином! Но сейчас… сейчас, приехав на дедово подворье к родителям, — кто уж я для них здесь? — нахлебник…
Он мучительно думал, как жить дальше.
 — Что же мне теперь — лежать, как Илие Муромцу, на печке да ждать и ждать чудесного исцеления?! — вновь обратился наш Илия к своему дубу. — Нет, Бог даст, побуду немного с родителями, может, и подлечусь даже здесь и — снова в город! Не хочу, не могу быть нахлебником.

4

Сержант Илия Печников, воин-десантник, чудом не погиб на второй Чеченской войне. Горстка бойцов попала в окружение. Но подоспели наши и отбили их у «чехов». Из этого ада выносили безжизненные тела, изрешеченные осколками. Многие из них были контужены.
Но все, по Промыслу Божиему, выжили! Перед боем ребят, как они попросили, крестил приехавший в роту священник.
Награды наградами — были и они. Суть не в них.
Всех ребят — «списали», отправили назад — в мирную, и вместе с тем не менее тревожную, чем война, жизнь. И нужно было им, инвалидам, себя в этой жизни найти, не захлебнуться в её водоворотах.
«Береты» долго мыкались по госпиталям — лечение, психологическая реабилитация. За эти годы они, увы, растеряли друг друга.
Илия, не стесняясь, плакал, когда слышал песню, посвящённую другой войне, дедовой:

Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои.
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?

5

Один и тот же сон снился Илие. Их последний бой в Чечне. Море огня. И вот — разверзалась земля…
Но на краю чёрной пропасти оказывался «Илюшин дуб»:
 — Не в память о тебе я посажен, — слышал он его голос, — а во здравие твое!
Всякий раз дерево вытягивало ветвями, словно крепкими крестьянскими руками, брата-человека из беды.
А Илия поднимался уже в небо — всё выше и выше…
До этого он поднимался так высоко лишь на военных вертолётах, которые доставляли их в Чечне на «точки».
Теперь Илия летел над истерзанной войной землей вместе с Илией Пророком, небесным покровителем воинов-десантников. Они летели на его колеснице. И видел Илия всё, что происходит внизу.

Остановилось время в той стране,
Где люди погибают на войне.
Их души из другого измеренья
Скорбят о нас: Дом губим свой в огне…

Потом Илия Пророк вновь передавал Илию его дубу, а дерево опускало на землю. Но уже не в Чечне, а на окраине русского села. Вот Илия на колхозном поле, где давно не сеяли, не собирали урожай. Поле зарастает молодыми березками. Чуть поодаль — руины колхозного коровника. Всё дышит покоем. Но вроде бы и тут война прокатилась. Илия припадает к родной земле. Он вдыхает запахи трав. Как былинный Илия Муромец, набирается сил от Матери-Сырой Земли…
Сон-кошмар, как потом осознал Илия, незаметно перерастал в сон вещий.

6

Когда Илия был на обследовании в московском госпитале, ему удалось получить разрешение поехать на праздник ВДВ, который отмечается 2 августа, в день памяти Илии Пророка.
Молился Илия Печников в старинном Домовом храме во имя небесного покровителя воинов-десантников на Ильинке, в Китай-городе, что почти у самых стен седого Кремля. А потом участвовал в многолюдном крестном ходе на Красную площадь.
Здесь у лобного места, «русской Голгофы», сначала состоялся молебен о здравии всех воинов-десантников, которые некогда служили в этих войсках или служат ныне. Потом была панихида — поминали соратников по оружию, погибших в «горячих точках». Сотни и сотни свечей были зажжены в память о них.
Реабилитация… Да разве можно вылечить русскую душу так скоро?!
Порой для этого и долгой человеческой жизни мало. Но всю жизнь никто и не собирался держать Илию в госпиталях: мол, сделали, что могли, а дальше уж как-нибудь сам выкарабкивайся…

7

Илия не поехал с родителями в «Рассвет», а остался в городе в их двухкомнатной квартире: мечталось пожить самостоятельно, получить хорошую специальность. Друзья из областного отделения Всероссийского общественного движения ветеранов локальных войн и военных конфликтов «Боевое братство» помогли и с учёбой, и с работой.
Днём Илия ходил на занятия в филиал института — учился «на экономиста». Ночью сторожил торговые палатки на местном рынке.
И вот теперь, после третьего курса, пришлось взять академический отпуск в институте.
 — Вы своё здоровье потеряли там…, — врач, который говорил ему эти слова, почему-то избегал слов «Чечня» и «война».
Наклонив голову, словно хотел выписать рецепт или что-то искал в стопке бумаг на столе, он вновь и вновь избегал встречи их взглядов.
 — А теперь вот подрываете здоровье учёбой на дневном да ночной работой. Нельзя же так! Состояние вашего здоровья очень, очень…
 — А как, как, по-вашему, можно? — перебил его Печников. — Милостыню просить? Спасибо, повидал я в Москве таких несчастных, обездоленных, покуда в столичном госпитале был на обследовании. У кого — рук нет, у кого — ног, у кого — и того, и другого. Собирают на кусок хлеба на вокзалах, в метро.
 — Да вы успокойтесь, вам нельзя так волноваться!
Врач опять смотрел куда-то в сторону, но только не на своего пациента.
 — Отправляйтесь-ка лучше скорей к родителям, в деревню, попейте парного молока, отдохните…
 — Хочет избавиться от меня, и как можно скорее, — подумал Илия. — Опять «списывают» меня. Но теперь уже — из жизни, насовсем.
Он так и не смог поймать на прицел своего взгляда взгляд этого рано пополневшего и полысевшего человека в белом халате, распорядителя человеческими жизнями, который был лет на 5–7 старше его и, наверное, имел своих детей, был внимателен к ним.
 — До свидания! — сухо сказал Илия, направляясь к двери.
 — До свидания! — механически-машинально ответил белый халат.
И только сейчас взгляд врача, провожая пациента, застыл на его затылке, словно произвёл контрольный выстрел.

8

В красном углу дедова дома — потемневшие образы Спаса, Богородицы, Илии Пророка, Святителя Николая… Намоленные, хранительницы семейного очага. Хозяину дома эти иконы перешли от его деда, которого, как было принято в их роду, тоже звали Илией.
А уж откуда пошло в их роду такое имя этого Печников-младший не знал — как, впрочем, и никто в их семье.
Семейная традиция была продолжена ещё раз. Но могла трагически прерваться на рубеже тысячелетий, погибни Илия, единственный продолжатель рода, в Чечне.
Когда Илия, собираясь прочитать благодарственную молитву о прибытии в «Рассвет», впервые затеплил перед иконами лампадку, то был искренне поражен. Неожиданно пронизала мысль: а не такой ли точно Илия Пророк, каким изобразил святого безвестный иконописец, являлся ему в его тревожном и странном сне.
 — Давно уж нет на свете деда Илии и бабушки Марфы., — думал Илия. — Но, слава Богу, след их не затерялся на родной земле. Не зарастают бурьяном Печниковские могилы.

9

Дни летели за днями. Насколько позволяло здоровье, Илия помогал родителям по хозяйству.
В доме деда, к счастью, сохранились некоторые из любимых в семье Печниковых книг. «Поднятая целина» Шолохова, рассказы Шукшина (внимание Илии, конечно, больше всех привлек к себе один — «Выбираю деревню на жительство»), «Братья и сестры», «Дом» Абрамова, «Прощание с Матёрой» Распутина…
Все эти «знамения» ещё недавнего времени, незаметно ставшие неотъемлемой частью их простого сельского дома, вдруг повернулись для Илии какой-то новой, берущей за душу «стороной».
Всё свободное время он, словно советуясь с мудрыми наставниками, глубокими мастерами слова, читал и перечитывал ставшие ему родными творения.
А книги, наводнившие ныне прилавки, он никогда даже и не брал в руки. Потому как с детства знал толк в настоящих.
Впрочем, была в доме деда и ещё одна книга: повесть писателя-фронтовика Кондратьева «Отпуск по ранению». И она-то Илию, как человека прошедшего войну, не могла уж не задеть за живое. Раньше он видел телеспектакль по этой повести. Постановки по ней в своё время обошли сцены многих театров Советского Союза. Так что «Отпуск по ранению» в дедовой библиотеке Илия воспринял как встречу со старым другом и сразу же стал читать.
Решение пришло как-то само собой и созрело безповоротно: теперь уже Илия навсегда оставался жить и работать в «Рассвете».

10

В ближайшую среду всей семьей отправились в райцентр. Выехали чуть свет на «Ниве», которая наконец-то была на ходу. Когда добрались до рынка, здесь уже шла бойкая торговля.
Илия оставил родителей торговать мёдом, творогом и сметаной — «добром» с их подворья.
А у него самого в городе были свои два дела.
Для начала надо было побывать у директора рынка, бывшего военного. Илия числился у него на какой-то должности. А пахал на азербайджанцев, охраняя ночью несколько палаток, которые они держали на рынке.
«Хозяева» с юга платили Илие неплохие деньги. Вот только, правда, каждый раз, когда производили расчет, они заводили разговор о сдаче им его квартиры.
 — У нас опять проблемы: те, у кого снимали, просят съезжать…
 — Снимите новую.
 — Не сдашь ли свою?
 — В который раз уже говорю — нет!
 — Но ты ведь всё равно ночью на рынке, а днём — в институте…
 — Нет, не сдам!
Руководствовался он здравым смыслом.
 — Если сдам южанам квартиру, — думал Илия, — кто знает, а вдруг, может, превратится в притон, куда они будут приводить и местных «ночных бабочек», и своих «рабынь» с рынка, которые днём торгуют в их палатках фруктами да разнообразными шмотками?!
Южане отставали. Они побаивались бывшего десантника.
Впрочем, всякий раз, наотрез отказывая им, Илия никогда открыто не показывал своего отношения. Давалось это, конечно, нелегко. Хотя в целом отношения с южанами были даже хорошие. Подкупали их дружелюбие, обходительность, умение слаженно работать, смекалка. Да и сочувствие к приезжим «коллегам» нет-нет тоже иногда «пробуждалось».
И всё же… Илие было крайне неприятно получать от «работодателей» деньги. Этот узел душил Илию. Конечно, не как сны-кошмары о чеченской войне. Просто всё это было похоже на узду, на плен, в который взяли его чужаки, причем на его же родной земле.
И вот, наконец, азербайджанский узел «разрублен».
Оформив увольнение в конторе рынка, Илия поблагодарил директора. С ним у него сложился вполне нормальный контакт, можно было бы даже сказать — дружба. А просьба к директору у Илии была теперь такая: по возможности защитить их семью, которая намерена впредь регулярно привозить на рынок свою сельхозпродукцию, от «наездов», если таковые будут.
Директор кому-то позвонил. А Илие твердо сказал, что их никто пальцем не тронет.

11

— Да вас просто не узнать. Румянец появился, загорели. Держитесь увереннее, — встретил Илию приветливо врач. — Вот что значит вовремя съездить на курорт, нервы подлечить и (он лукаво улыбнулся) — всё прочее.
 — Не был я ни на каком курорте, — остановил он местного эскулапа, к которому снова пришёл на приём.
Илие тоже показалось, что перед ним совершенно другой человек.
 — Я сейчас в селе живу, у родителей, — напомнил он врачу.
 — А-а, парное молочко, свежий воздух, — заулыбался врач, — вспомнил, вспомнил…
Потом, посерьёзнев, продолжал:
 — Вы уж простите, работы много. Всё обо всех и не упомнишь.
Он попросил Печникова раздеться.
Дыхание, пульс, давление… Одним словом, осмотрел его чуть ли не с головы до пят.
 — Жить буду? — пошутил Илия.
 — Будете! Долго будете жить! — заверил врач.
Потом по-отечески тепло добавил:
 — И семью обязательно заводите, детей рожайте!
Стена отчуждения между ними рухнула. Они по-доброму посмотрели друг на друга.

12

В полночь, накануне 22 июня — Дня скорби по павшим в Великой Отечественной войне, и Илия, и родители, не сговариваясь, зажгли на окнах свечи памяти.
Эти свечи в доме Печниковых горели не только в память о тех, кто не вернулся с полей сражений Великой Отечественной, но и в память о жертвах чеченской и иных «локальных» войн: ведь среди них мог быть и сам Илия.
И вспомнились бывшему воину-десантнику слова, что выбиты на черном мраморе обелиска защитникам Отечества, погибшим в Чечне:

«Царю Милосердный! Создателю мой!
Молю я о ныне погибших!
В селениях горных Твоих упокой
На брани живот положивших.
Царю Милосердный! Зря благость Твою,
К Тебе я с мольбой обратился!..
Так Ангел Печальный о павших в бою
На поле кровавом молился…»

Как знать, не подобные ли слова слышал Илия случайно на перекрестках, у выходов из московского метро, где в столичной толчее улиц вдруг возникали фигуры инвалидов с гитарами, в знакомом до боли камуфляже? Как говорится, слова народные…
А ещё Печниковы вспоминали, конечно же, и одного из рядовых Великой Отечественной — Илию Сергеевича-старшего, деда Илию.
Вот такие Печниковы возрождали державу нашу из руин, «поднимали целину» в обезлюдевшем русском селе, отдавшем «всё для фронта, всё для Победы».
Печников-старший потерял на войне правую руку. Его демобилизовали в 1944-м. В колхозе «Рассвет» тогда трудились старики, вдовы, подростки. Вроде бы инвалиду можно и дома отсидеться. Но Илия Сергеевич, как его, несмотря на молодость, уважительно по имени-отчеству, звали односельчане, пошел работать бригадиром на животноводческую ферму. Да так и работал там потом несколько десятков лет.
Вечная память всем нашим дорогим ветеранам, сменившим «мечи на орала»! Кто раньше, кто позже — они один за другим уходят в вечность…
«Души их во благих водворятся, и память их в род и род…».
Молитва возвышала душу. И отсюда, с дедова подворья, что сохранилось в одном из уголков Святой Руси, ей, душе, так радостно было устремляться к Господу, находя у него утешение и защиту в наше смутное время, когда со всей трагичностью встал перед каждым из нас вопрос о самом существовании великой русской цивилизации…

июль 2009 года