Чем пахнет самоубийство

Словно заводная кукла, Маруся повернулась и пошла к дому. А перед глазами снова и снова вставали целующиеся предатели, разрушившие её вселенную. Девушка больше не оборачивалась, но сцена перед её глазами не исчезала и продолжала развиваться по самому банальному сценарию.

Закатывать дикую истерику в ресторане не имело смысла. На улице убитая горем девушка набрала свой любимый номер, и на дисплее высветилось: «Кирилл», а потом послышался голос, казавшийся когда-то самым родным и желанным.

— Да?!

— Где ты?

— Я… в ресторане. С деловым партнёром. Может, поговорим позже?

На заднем плане звучал легкомысленный и, как показалось Марии, наигранный и жеманный грудной смех Светланы. Видимо, именно её жаркий шёпот побудил Кирилла поскорее завершить разговор:

— Наша вечерняя встреча не отменяется. Всё как всегда.

— Ты уверен?

— А что? Ничего же не случилось… — он даже не заметил в её голосе новые ноты: смесь горечи, тоски и сарказма. — У меня, к сожалению, очень важное дело. Не могу сейчас говорить.

Всё как всегда?!! Значит, всегда было именно так… Вероятнее всего… Да вот только она, Маша, в мыслях уже была ЕГО женой, и именно потому терпела их несерьёзные отношения, что свято верила: скоро ОН не сможет без неё жить, ведь с каждым днём их чувства всё ярче, свежее, прочнее…

Маша шла по улице и горько плакала. Нет, слёзы не текли. Рыдала сама израненная душа, а это ещё страшнее и серьёзнее. Ведь будущего для неё, Марии, уже нет. Она была похожа на раненную лань: подстреленная охотником, она всё ещё по инерции продолжает бежать…

А потом… Марья сама не знала, как умудрилась открыть собственную дверь, запертую на три сложнейших замка. И даже не потрудилась её закрыть. Затем, как автомат, она подошла к столу, взяла листок и чётким почерком написала: «Ты меня предал. Я больше не хочу жить…»

Машины родители какое-то время назад трагически погибли — авария на заводе. А недавно умерла и бабуля. Но все вещи в комнате старушки так и остались лежать нетронутыми, как в музее. На стенах висели иконы, в шкафу лежали аккуратно сложенные вещи, а в аптечке остались все сильнодействующие лекарства, необходимые раковому больному. К тому же, к сожалению, у бабушки была масса сопутствующих заболеваний, от которых она постоянно лечилась.

Маша схватила целую горсть каких-то пилюль и запихнула себе в рот, жадно запивая водой из какого-то пузырька. Что там? Да какая разница. Хоть тормозная жидкость.

— Сейчас я засну, — подумала она, — и ОН ещё пожалеет. А не пожалеет — наплевать. Для меня-то уже всё точно закончится. Ещё час — и всё.

Но Мария ошиблась. Следующие два часа она ползала по ковру, корчась от нестерпимой боли и извергая из себя всё вместе: кровь, рвотную массу, остатки какой-то пищи и нечеловеческие стоны. Приступы рвоты были столь сильными, частыми и ужасающими, что девушка не могла даже громко закричать.

Из последних сил цепляясь за остатки угасающего сознания, она набрала службу «03» и выдавила: «Я себя убила, но я не хочу умирать, помогите!» А ещё через несколько минут сознание её померкло…

А потом Мария очнулась в какой-то палате. Очевидно, скорая успела её спасти, и сейчас она находится в больнице.

Измена любимого почему-то уже не казалась Марии поводом для самоубийства, и девушка хотела лишь одного: жить, жить и жить! Долго и счастливо.

Вот только почему у неё ничего не болит? Наркоз? Но соображает она хорошо, сознание необыкновенно ясное и совершенно не замутнённое ни болезнью, ни стрессом, ни препаратами.

Нужно попробовать встать.

Ежесекундно ожидая возвращения чудовищной боли, Маша пошевелилась, потом повернула голову — и дико заорала.

Напротив лежало нечто из фильма ужасов.

Синюшное, отёчное, безобразное тело, застывшее безжизненное лицо, неестественно вытянутые руки и ноги. Да и человек ли это? Или кукла?

И тут она снова закричала. На замороженной кукле были её любимые серёжки, её собственные кольца и даже её медальон с портретом Кирилла, такого далёкого и уже совсем не нужного и чужого.

— Ты хотела умереть? Пойдём, я покажу тебе участь самоубийц.

Рядом с Марией оказался… Ангел. Нет, Маша в церковь не ходила — некогда, да и в Бога не верила — что она, бабка старая что ли. Но о том, что перед ней именно её Хранитель, догадалась. Почти такой же лик был на иконке в Красном Уголке её бабули, и старушка нередко говаривала: «Вот, деточка, твой Ангел». К словам бабушки Маша относилась примерно так же, как к сказкам про серого бычка, и с реальной жизнью не соотносила, а вот теперь, похоже, придётся…

Ангел был печален и скорбен, но необыкновенно прекрасен. Его лик был чист и безупречен, он сиял и поражал неземным величием. Ни болезни, ни греха, ни страсти не знало это лицо. Оно было таким, каким его создал Творец. А вот у человека «зеркало души» бывает чаще всего таким, каким его изначальную чистоту сделала раковая опухоль грехов и страстей...

Сначала Ангел провёл свою подопечную по моргу и показал опустевшие тела, поруганные самоубийством.

Первым они увидели тело девушки, вытащенное из воды. И мучения, и смерть, и вода, и даже речные раки — все приняли участие в этом чёрном деле, и теперь на утопленницу было страшно смотреть.

— Она, — скорбно пояснил Хранитель, — не смогла выиграть на местном конкурсе так называемых «красавиц»… И решила, что жизнь окончена. Тот, кого она любила, был в жюри и присудил первый приз её сопернице. И это оказалось достаточным поводом для самоубийства.

Перед глазами Марии почему-то встала вся несостоявшаяся и утраченная жизнь юной модели… Пережив поражение, она разочаровалась бы в подобных мероприятиях и поступила сначала в медучилище, а потом и в институт. Вот она повзрослела, выучилась, стала врачом, а теперь делает свою первую операцию… Первую — в ряду поистине блестящих. Вот молодой военный, спасённый ею от неминуемой смерти, просит руки и сердца самой прекрасной девушки на свете, королевы его мечты. Их дети растут здоровыми и красивыми, и все они ходят в храм. Спустя много лет старушечка умирает в окружении своих правнуков, легко и тоже красиво. Она просто просыпается в иной реальности. И два ангела с радостными ликами несут её душу.

— Ты поняла теперь, сколько жизней оборвалось? И каких жизней! — ответил Ангел на немой вопрос своей подопечной.

Марии и раньше было жутко смотреть на замороженные тела, и совсем не тронутые тлением, и полуразложившиеся, а сейчас она и вовсе закрыла глаза, ясно читая истории несостоявшихся жизней. Наверное, именно поэтому девушка не до конца осознала, что находится уже не в страшной обители смерти, а в воздухе. Она каким-то непостижимым образом летела вместе со своим Хранителем и, придя в себя от шока, задавала наболевшие вопросы, посыпавшиеся, как горох.

— А что с ними теперь будет?

— А почему я летаю?

— А Бог действительно живёт на небе?

— Я что, умерла? И что же будет со мной?

На все эти вопросы Хранитель не отвечал, лишь крупные капли слёз лились по его прекрасному чистому лицу.

— Почему ты так печален? — совсем другим тоном тихо прошептала Мария.

— Я всё время ощущаю скорбь Господа о своих чадах. И я плачу о тебе и обо всех тебе подобных.

Через какое-то время Маша ощутила, что земная атмосферная рубашка кончилась. Но воздух не был теперь нужен для дыхания, ведь душа устроена совсем иначе, чем её земная оболочка и временное жилище — физическое тело.

Вскоре они оказались не в космосе, а в какой-то иной реальности. Маруся подумала, что надо бы себя ущипнуть: вдруг она спит или бредит от наркоза. И ощутила боль. Однако мир не изменился, а она сама не проснулась.

Путешествие было необыкновенно долгим, и нет нужды его описывать. Сами когда-нибудь увидим, но место, в которое эти двое летят, описать необходимо. Дай Бог, чтобы туда не попал никто!

Ангел и его подопечная действительно оказались в самых жутких и непроглядных глубинах ада. Здесь влачили вечность те люди, которые ВОТ ТАК воспользовались данными им богатствами: бессмертной душой, жизнью и свободой воли.

— Бесы, отвергнув для себя Бога, умирают. Долго. И с ними умирают всю вечность те, кого они вовлекли в эту чудовищную воронку.

А ещё в этой бездне ощущалось присутствие чего-то такого жуткого, что хотелось немедленно проснуться. Так душит больного бредовый сон: сердце буквально разрывается, нечем дышать, сознание плывёт, а проснуться как раз не получается. Здесь же спасительное пробуждение и спасение, увы, никому и никогда Н-Е-Д-О-С-Т-У-П-Н-О.

— Ты ощущаешь присутствие того, кто соблазнил Адама и Еву, принёс в мир смерть, горе, болезни и грехи. Вед всего этого Господь не создавал. И теперь Сатана и его слуги снова обманывают людей. Они лишают их законной надежды, которая дарована ЛЮБОМУ грешнику, но только до тех пор, П-О-К-А ОН Ж-И-В-Ё-Т. И даже после смерти его участь смягчают и изменяют молитвы близких, всей Церкви и — самое главное! — Божие милосердие.

Мария заглянула в эту чудовищную смрадную бездну и в ужасе отшатнулась… Её буквально оглушили непереносимый вой, стон и нечеловеческий крик, выплеснувшиеся из этого мира. Мира без надежды и покаяния… Когда-то давно, в той жизни, Маняша гуляла под окнами роддома, дожидаясь подругу, и впечатлительную девушку до глубины души поразили стоны, раздававшиеся из окон «родилки». Но она знала, что несколько часов спустя эти же женщины будут сиять улыбками, лишь только увидят своих маленьких деток. А вот вопли преисподней не унять — не заглушить. Ведь душа не может сойти с ума, упасть в обморок или умереть. Она вынуждена так существовать бесконечно долго. Всегда.

И слушать их было нестерпимо.

— Неужели нам туда? — спросила Маняша, всегда славившаяся среди подруг смелостью и бесшабашностью, а теперь застывшая в смертельном ужасе.

Кротко взглянув на неё, Ангел взмахнул крылом — по крайней мере, именно так Маша воспринимала сияние, струившееся от Хранителя — и перед ними возникла… молоденькая девочка, лет пятнадцати.

— Эта бедная душа выбросилась из окна, когда её мама вышла замуж второй раз. Несчастная невзлюбила отчима и мечтала отомстить матери, родившей другого малыша. Девушка начала пить, а потом погубила себя ещё и наркотиками.

В голосе Хранителя слышалась непередаваемая боль. Душа девочки была почти чёрной, и она, упав на колени, заплакала: «Помолись за меня. Я здесь не могу молиться. Помощь и молитвы Церкви не для таких, как мы!»