Вот и лето опять пришло
Босиком по тёплому полу.
Тополиной пургой замело
Непривычно притихшую школу.
Вот и лето опять пришло
Босиком по тёплому полу.
Тополиной пургой замело
Непривычно притихшую школу.
У моей подруги умер хомяк.
Она прорыдала об этом по телефону и попросила приехать.
Нинка человек творческий, нежный и трепетный. Надо поддержать в трудную минуту. Я помчалась.
В промороженной электричке много о чём думается. Ехать до городка Н было неблизко. За морозными узорами на стёклах мелькали уютно укутанные сугробами по самые окна домики, полузанесённые заборы, сады, серые сарайчики, ёлки…
Неделю назад мы с Нинкой долго, до самой репетиции, сидели на окне в нашем ДК, пустом и гулком в выходной. Дом Культуры располагался в старом особняке, с лепниной на высоких потолках и чужими воспоминаниями в таинственных сумерках.
-Пап, смотри, подснежники!
-И как ты углядел, глазастый?,- удивился Володин, оглядываясь. Действительно, под окнами корпуса, на проталинке, под кустом, совсем незаметные, тихонько покачивались среди куртинки уверенных узких листьев белые цветочки.
-А листики у них- прямо как стрелы, да, пап?
Володин посмотрел.
-Да. И как сил- то хватает у них, такие нежные, а ведь сквозь снег пробились!
-Они как стрелы весны, да?
-Как ты сказал?
-Стрелы весны. Они маленькие, слабые, а всё равно бойцы. И я боец, да?
Она будто зашла на чай
чуть рассеянною гостьей.
Мы молча посидим
на пропахшей яблоками веранде,
глядя в холодеющие сумерки.
И дождь рассеянно перебирает
аккорды на клавишах крыш,
А берёза за окном будет угасать и таять
во влажном серебре...
А потом она молча слушает,
запустив пятерню в шевелюру,
твой сбивчивый рассказ о жизни,
И можно говорить, не стесняясь,
Не боясь показаться дурой.
В такие дни кажется, что, несмотря на повседневную суету, всё замирает.
Дыханием нежности исчезли погребальные пелены с земли. Она ещё неприглядна, гола, но вечной Любовью уже властно сказано самой жизни: выйди!
И всё послушно потянется навстречу...
А меня невозможно почему-то трогают слова «Прослезися Иисус...» Он с нами во всём, особенно в горе... Он, который через неделю Сам сойдёт в преисподняя земли...и победит смерть...Тот, которому завтра будут петь осанну, сжимая в руках горькие ветки вербы с трогательным пушком...
Давно-давно-давно, на самой заре этого мира, Господь привёл только что созданному человеку Адаму всех животных, и Адам дал имена им всем. Собака узнала, что она названа собакой, тигр — что его зовут тигром, а слон — слоном.
Все звери с великой любовью и радостью служили Адаму и слушались его, а Адам учился быть со зверями милостивым и ответственным. Это было легко в мире, который не знал ещё зла.
А потом случилось страшное. Жена Адама, Ева, поддалась искушению змия и нарушила одну-единственную заповедь — не касаться плодов древа добра и зла. И Адам ел плод вместе с ней.
Ужасное горе разлилось по Земле. Наши прародители были изгнаны из рая. А служившие им с любовью и радостью звери исполнились первобытного ужаса и разбежались кто куда, пряча под шкурами те крохи райского счастья, что сумели сберечь.
В первом классе, уже под конец учебного года, вдруг оказалось, что мне грозит двойка по музыке. Ну, вот так вот. НЕ складывалось у меня с музыкой.
То есть, я замирала при первых же звуках токатты и фуги ре минор Баха — но это же невероятная музыка! Как её можно слушать, не замерев?! И её любил слушать папа. А похожий на шторм Бетховен, а как ландыш таится между прохладными корнями у Чайковского, а как ворвался однажды Моцарт-как будто прямо из цветущего под окнами яблоневого садика! И ещё папа пел нам на ночь под гитару «Бригантину» и «Гренаду», а мы с братишкой, когда нас везли на санках, во весь голос, с чувством горланили «Ты лети с дороги, птица!», на ходу присочиняя всё новые куплеты.
НО это же совсем другое.
В Рождество все немного волхвы... (И. Бродский)
Большеглазый застенчивый мальчик с тонким, нервным лицом как-то не походил на описанного папой по телефону тяжёлого аутиста. Только потом, прочитав его историю, я поняла, какую колоссальную работу проделали его приёмные, как оказалось, родители.
Заниматься с Никитой было одно удовольствие. Он, хотя и стеснялся поначалу, всё схватывал на ходу, а уж мотивация просто зашкаливала. Куда девались уже через несколько занятий и неуверенная походка, и тихая невнятная речь, и вялые жесты- перед нами был счастливый мальчик с блестящими умными глазками, которому очень — очень хотелось научиться управлять собакой.
Лавочка нагрелась на солнце, и тёпло солнечных лучей не могли сдержать молодые и клейкие листочки могучего тополя. Людочка с наслаждением вдохнула его пронзительный ладанный запах, погладила шершавую кору. Тополь почему-то напоминал ей дедушку, которого она помнила очень смутно. А разноцветные нитки мулине в красивой жестяной шкатулке словно сами подсказывали — мы бабушкины...
Бабушкино было очень уютное, и пахло какими-то далёкими духами, пудрой. На фотографии юная бабушка была в тёмном платье с отложным кружевным воротничком, и несколько непослушных кудрей выбивались из гладкой причёски. Людочка открыла коробку, бережно разобрала пасму ниток, вдела нитку в иголку и взялась за пяльцы. Стежки стали проворно и аккуратно ложиться один за другим, превращаясь в листья розы, тополь лепетал молодым своим языком, а мысли текли сами собой, плавно.
Прямо в дождь, траву и тучи
Рыжий конь меня несёт
По-над временем, над кручей,
Мимо горя и забот…
Пусть клонятся ветром травы,
Обивая блеск дождя,
Еду я не для забавы,
Еду я искать себя…
Мерно, верно конь шагает,
Мой надёжный, мой большой,
Затеряюсь в травном крае,
Чтобы снова стать собой.
Тот майский выходной был каким — то особенно холодным. Время от времени начинался дождь, но его сносил пронизывающий ветер, который всё же не мог разогнать тяжёлые неподвижные тучи. Мы с мамой и братом возвращались с прогулки, мечтая о горячем супчике. Мне было лет десять, братишке — лет семь...
И я уже пробежала было крыльцо подъезда, как вдруг, поняв что боковым зрением всё — таки углядела что — то необычное, неожиданно для себя вернулась обратно.
У двери сидел цыплёнок. Он пытался встать на лапки, но, покачнувшись, бессильно опускался на цевки и затягивал плёночкой глазки.