Вы здесь

Священник Алексий Солодкин. Произведения

Воск юности

Мой батя в юности был черным старателем.

Летом после девятого класса он повез меня в тайгу на свой заветный ручей. Кризис сорока лет, понимаешь.
Прибыли, обосновались. Батя сказал, что в этом месте гнездо.
Взяли кайло, лопаты, лотки, и пошли стараться. Примечаю, а батя стишка так плачет. Показал мне, что и как.
Моем на пару. Он еще тройку дельных советов дал. Сам помыл немного, и вверх по ручью ушел.

Вернулся, показывает мне на ладони:

- Ходил на верх. Место там зачетное. На куске синюги вот налипло, как на елке игрушек.

Тайное становится явным, или пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

Звонок.

Дисбат (рядом с храмом).

Зовут крестить осужденных солдат.

Еду.

Вначале пьем чай с офицерами в кабинете командира.

Осторожно пытаюсь выведать, с чего они решились на такое дело: солдат крестить.

Молчат, как партизаны.

Говорим о ликвидации ракетной армии в Забайкалье, о развале, о Чечне, о предателях. 

Снова делаю заход: чего у вас тут случилось-то?

Не признаются.

Рассказ Марьюшки

Бабушка Мария регулярно вызывала меня на дом для причастия. Как-то раз я назвал ее Марьюшкой, а она сказала, что так ее звали в детстве. Вот ее рассказ:

«Жили мы тогда в селе Девкино, отец был председателем, но он нас бросил, и стал жить с бабой, которую прозывали Растопча. Мать осталась жить с пятью дочками у свекра и от горя ослепла.

Я была самая младшая. Днем сестры уходили по селу кто работать, кто побираться, а я оставалась дома с мамой и с дедушкой. Как-то раз, гуляю я около дома, вижу, подходит к ограде Растопча и манит меня. Подхожу. Дает она мне сверток и говорит: «Отнеси матери». Принесла я маме сверток, мама его ощупала, развернула, а там хороший шмат мяса...

Рассказ бабушки

В Обском доме престарелых лежала слепая бабушка, Таисия Гавриловна Хмелинина. Она регулярно причащалась, и мы общались. Как-то раз она рассказала удивительное. В ее селе советская власть храм закрыла, батюшку куда-то увезли, но богослужебные книги были спасены. Церковный староста Алексей Арефьевич их где-то схоронил.

Сельчанам храма не хватало, и написали они письмо Сталину, мы-де люди уже старые, помирать скоро, дозвольте нам, дорогой Иосиф Виссарионович, самим в церкви молиться. На удивление, им разрешили. Как раз приближалась Пасха 1941-го года. Храм почистили-помыли, Алексей Арефьевич принес книги, и вечером Великой Субботы верующие собрались в церкви. Между прочим, неверы тоже не спали, почти все село гуляло. Только начали читать, как вдруг в окне храма вспыхнул яркий-яркий свет.

Рассказ офицера

Служил я тогда в Александро-Невском Соборе. Подходит ко мне в храме мужчина и говорит: «Можно с Вами поговорить?» Киваю. Сели мы на лавку, и он начал: «Я в Афгане служил, хочу рассказать, как живым вернулся. Шли мы группой по приказу, далеко зашли, проходили через одну узкую долинку в горах, и нарвались на засаду. Мы назад, а оттуда тоже огонь.

В общем, попали. Мышеловка. Заняли круговую оборону, давай отстреливаться. Само собой, с базой связались, доложили, вертушки к нам полетели. А место узкое, кругом горы. Мы пока отбиваемся, ждем наших. Прилетели вертушки, давай снижаться, а по ним со всех высот такой ураганный огонь открыли, что они еле успели обратно подняться. Понятно стало, снижаться им без шансов. Ну, помогли нам ребята, как могли, а когда боезапас расстреляли, улетели.

Страшная история

Страшная история на маленьком сельском приходе, рассказанная Саней, верным помощником и водителем настоятеля.

«После трудного дня ехать домой в город сил не было, и мы с отцом заночевали на приходе. Ранним утром к нам кто-то постучал. Батюшка первым проснулся и пошел открывать. Прислушиваюсь..., женский молодой голос..., вроде все мирно..., пошли в храм... Снова погружаюсь в сладкий сон.

После завтрака отец говорит:

— Тут утром девушка приходила каяться, просила еще дом освятить. Нечисто там, надо перед вечерней службой успеть заехать.