Наталья Трясцина. Произведения

Холод пронзил меня насквозь, когда внутри себя я услышал суровый голос Господний:

- Встань, Иона! Иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нём, ибо злодеяния его дошли до Меня.
Добравшись до Иопии, я понял, что не могу идти в Ниневию. Этот город был велик и страшен своими пороками. Я видел прокаженных и помраченных людей, которые возвращались из этого города, чудом оставшись в живых. Я видел их скрюченные спины и обезображенные проказой пальцы, их одичавшие глаза и жадные рты, готовые жевать все, что в них попадает и молиться всем богам, каких только можно придумать.

В международный день птиц, 1 апреля, Сергею Рахманинову исполнилось 140 лет

«Я люблю церковное пение… ведь оно, как и народные песни,
служит первоисточником, от которого пошла вся наша русская музыка».
С. Рахманинов

Худой. Сутулый. Сдержанный. Композитор. Его лицо расцветало, когда на нем появлялась застенчивая, чарующая улыбка. В зрелости ему простили то, что не прощали в молодости. Его гениальности. Великое будущее ему предсказал Чайковский. В судьбе этого человека слились две константы, две трагические величины — он на протяжении жизни терял то, что ему дорого, и, стремясь забыться, отвлечься от этих потерь — много работал. Его энергетика была колоссальной.

Приютские котлеты пахнут рыбой, даже если они из мяса. Неужели я смогу устроиться сюда на работу? Думаю, мое сердце не выдержит и разорвется от тоски.

Острее всего в приюте запах одиночества. Вероятно, от того, что каждое одиночество пахнет по — своему. И когда происходит концентрация многих десятков одиночеств, то такой запах становится невыносим. Он разрезает воздух как масло. Он взрывает. Он хлещет бурлящим потоком.

Тридцать лет назад на московской лавочке
Девочка с косичками ела эскимо.
Рыжие веснушки. На щеках две ямочки.
Девочка оставила кофточку в метро.

Тридцать лет прошло. Будто бы и не было.
Белкой промелькнуло старое кино.
Стрелка на часах вздрогнула. Забегала.
Девочка в гостях. Пьет в Москве вино.

Гром гремит внезапно. Капли как иголки.
Выглянула с кухни. Тополь чуть дрожит.
И бокал из рук. Чуть звенят осколки...

...Лавочка московская. Кофточка лежит.

                                                  "Из петербургской тетради"

Уезжаю из города. Ночью. Тайком.
Без траурных маршей. Без лишних вопросов.
На перроне голуби требуют просо.
На вокзале старик вытер слезы платком.

Чай мерцает в стакане темной луною.
Пахнет свежей травою. Плывет платформа.
Я сижу у окна: старинной волною
Мне почудится звон с площади Соборной.

Стихотворение из «Петербургского цикла»

На Васильевском острове - сойка     
Присела на воду передохнуть.    
Ростральных колонн высятся стойки.    
Птице, увы, не взлететь, ни вздохнуть. 

Синеет пятно на ее боку,  
Столетним дождем слезятся глаза.  
Она подражает всем голосам:   
Запоминая, впевает в строку.

Работая ночью с невской водой
Гортанно лопочет, а утром спит. 
И дни - облака текут чередой.
А песня ее все громче звенит.

Давно уже город врос в позвонки. 
Не слышит он звуков в ее груди. 
И лишь на Смоленском дрожат венки, 
И в Черную речку текут дожди.

Они подражают всем голосам. 
Запоминают. Впевают в строку.
Васильевский остров. Птичьи глаза. 
Вздрогнула венка на синем боку.