I
А хор молчит…
Не он поет
во Дни Святые –
Меж слезных слов
родных церковных песнопений
в сиянии сгорают звезды золотые.
I
А хор молчит…
Не он поет
во Дни Святые –
Меж слезных слов
родных церковных песнопений
в сиянии сгорают звезды золотые.
Спать ночами теперь не велено,
Стала совесть моя строга –
От Великого Понедельника
До Великого Четверга.
А потом, до восхода Пятницы,
Каждый час – как удар бича.
Капли крови на землю катятся,
И Святая Кровь горяча.
В третий час мы Тебя оставили
Меж разбойников умирать.
Мы распяли Тебя, ославили,
А теперь пришли погребать.
Мы дождались часа девятого, –
Содрогнись, Иерусалим!
Неужель мы навек проклятые
Перед Богом Христом Своим!
Кто-то скажет: – Не я же, Господи!
Я тогда ведь еще не жил! –
Забывая про кару грозную:
Каждый чем-то греху служил.
"Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать."
Мф. 13: 1-8
Воскресенье было Вербное,
Дождь покапал и прошел.
С литургии вышли первые,
И смотрели, кто пришел.
Не на ослике, не в шелковом
Одеянии стоял.
И лучи от глаз иголками
В сердце падали, звеня.
Загудел народ измученный,
Он не понял ничего.
И пропало солнце с тучами:
Снова стали ждать Его.
09. 04. 2017
Я приехал из ночи в весенний рассвет,
Я оставил полярную мглу и тщету.
Все надежды оставил
Всех прожитых лет,
Чтобы заново душу понять на свету.
Я приехал смотреть, как ломаются льды,
Как, разлившись, несет к океану река
Темный скарб и осколки Полярной звезды,
И пугливое время,
Чье бремя тоска.
Возвращаются силы в безвольную плоть.
В храме, тесном от веры и познанных бед,
Освящается верба, и входит Господь
В новый город души.
И в весенний рассвет.
Все неудачи начинаются с ног. Об этом твердит всем уличным и переулочным пешеходам и домашним лежебокам большой знаток отдыха на кровати с закрытыми глазами Иван Иванович Расходушкин. Кстати, он не просто невпопадь твердит, - он ещё и философски предсказывает.
Одному из местных предпринимателей, редкому скупердяю и скволыжнику, он нагадал на ближайшую перспективу - припаркованный у ворот автокатафалк, другому - разбитую вдрызь машину и потерю договора с ОСАГО, третьему - кражу придомового электростолба, четвертому - проигрыш в суде дела по разделу соседского имущества, пятому - вороватую невесту и злобивую тёщу, шестому - турне в тундру по горящей путевке...
Есть такие люди – из немногих,
В ком и сила, и тепло огня:
Им не в радость торные дороги,
Сытость и мещанство «у окна».
Их святыни – Камские пороги,
Быстрая, искристая лыжня,
Где белы берёзки-недотроги,
Где резвится птичья малышня…
Белая пряжа путается легко,
Свет через ставни белый, как молоко,
Белые перышки, отблески на лице,
Белая лилия вся в золотой пыльце.
Тайна вершится, а нам лишь обрывки фраз:
"Благословенна дева в сей день и час!"
Время не длится - захлестывает волной,
Свет материнства отсчет начинает свой.
Сердцебиенье, звенящая тишина,
Кроткая дева сияньем окружена,
Трепетом крыльев скрещенных над головой
И в целом мире лишь голос ее живой.
Предвозвестившие все, что случилось тут
Тени пророков, как ладана дым текут .
Можно ли было надеждам пропасть вотще...
Тихо, лишь пыль золотая кружи́т в луче...
День допит. Расшифрован. Дописан.
Переплавлен, дожит, наконец.
На столе три апрельских нарцисса,
За окном – любопытный скворец.
И опять одиночество в теме,
Словно детский кораблик в пруду.
И опять замедляется время,
Ничего не имея в виду.
И нисколько не трогает душу
Романтическая ерунда.
Чистоту ли такую нарушу
В наступающий вечер, когда
Очень хочешь чего-то такого,
Что давно уже в сердце живёт.
Только нет подходящего слова,
Чтобы дать этой радости ход.
2017
"Отношение общества к искусственному прерыванию беременности имеет многогранные оттенки"
(с официального медицинского сайта).
Необласканные, незванные,
нелюбимые, нежеланные,
нецелованные, нежданные,
неизвестные,
Богом данные!
Но не принятые и отвергнутые,
не пожившие, но безсмертные.
Для людей вас, как будто и не было...
Приковавшие сердце к Небу!..
Тыква – репка
Тыква – рыжая толстушка,
Репка – младшая подружка,
С кабачком играют в прятки,
А растут они на грядке.
Цветок – дерево
Дереву цветок сказал:
– Хорошо, что я так мал,
Если вырасту как ты –
Испугаюсь высоты.
Я – не «Шарли», мой друг, я – не «Шарли»,
Я маршем не пойду за них в Париже.
Меня терзает боль другой земли,
Которая роднее мне и ближе.
Она лежит под пулями сейчас,
И рвут ее снарядами на части.
Я – не «Шарли», конечно, я – Донбасс,
Я – город, что когда-то звался Счастье!
«Донбасс никто не ставил на колени.»
Непокоренный дух бойцов велик.
Стоит за нами Правда поколений,
Полков бессмертных - неподкупный лик.
Весна. В этом году она наступила раньше обычного. Однако входит неспешно, осторожно, как бы заботясь о преемственности с зимним строгим, но светлым покоем. Вступая в свои права, дотрагивается до всего бережно, нежно поглаживает теплой мягкой ладонью.
Снег подтаял, потяжелел, на открытых местах стал хрустально-зернистым, и в этой прозрачности сразу поселились искорки солнечного света. В лесу окрасился частым черным крапом: шелушится кора деревьев. Неразлучными двойняшками разбросаны жёлтые сосновые иглы, кое-где обнажилась истлевшая прошлогодняя листва. Дорожки – мокрая серая масса, но это не производит отталкивающего впечатления: в солнечных лучах она приобретает благородный серебристый отблеск.
Больше всего Оксана Григорьевна боялась мышей, простуду на губе и лиц без определенного места жительства. Неприязнь к мышам у неё традиционно развилась по слабости женского пола. Простуда была ненавистна, потому что враз портила весь облик и долго не слезала с лица. А вот бомжи… к бомжам Оксана Григорьевна испытывала брезгливый ужас. Бомжи в городе, как известно, переносят грязь, вонь и заразу. И вообще, кто знает, что у них на уме…