Николай Якунин

                     * * *
За селом на рассвете, где светло от берез,
Я спросил у России: «Где ты силы берешь?
Где берешь ты отвагу и свою красоту,
Соловьиные зори, синих рек чистоту?»

Там, где ясное небо, где колышется рожь,
Я спросил у России: «Где ты счастье берешь?
Где берешь ты улыбку, где спокойную грусть,
Расскажи мне, поведай, солнцеликая Русь?»

На меже у опушки, в голубой тишине
За селом на рассвете вдруг послышалось мне
В тихом шелесте нивы, в легком звоне ветвей:
 — Да от наших любимых, дорогих матерей!

Я домой возвратился, и у мамы спросил:
 — Где берешь ты, родная, столько жизненных сил,
Столько нежности, ласки, доброты и тепла,
Что от глаз твоих ясных вся Россия светла?

Призадумалась мама, поправляя платок
И ответила тихо: «У России, сынок…»

                     * * *
Других, не себя, милосердию учим,
В сердцах уличаем кого-то во зле,
А там, за туманом, за лесом дремучим,
Есть место святое на грешной земле.

Стучатся к нам в души то счастьем, то горем
Зимы кулаки и ладошки весны.
А там за туманом, за сказочным бором,
Есть место святое, где все мы равны.

В тиши той священной ни песни, ни крика,
Обманщик вдруг вздрогнет, замрет краснобай.
Стекает закатом в траву земляника,
И тянутся ветки деревьев к грибам.

В правах там равны и вдова, и невеста,
Наполнены гнезда там вечностью звезд.
На грешной земле есть священное место —
Священное место — крестьянский погост.

                     * * *
Ах, как бы я хотел весною
Тропинкой талой в звонкий день
Уйти куда-нибудь с тобою
От шумных сел и деревень.

Хотел бы все твои печали
Оставить где-то позади,
И, ничего не замечая,
Счастливым рядышком идти.

Не слышать шорохи и звуки,
Не видеть птиц и гнезд в кустах,
Твои доверчивые руки
Вдруг ощутить в своих руках.

И в белой роще незнакомой
В глаза родные посмотреть,
Забыть, что ждут нас где-то дома,
И ни о чем не сожалеть.

Осыпать прошлую тревогу
Росой в лесную благодать,
К твоим губам найти дорогу,
А все другие — потерять!…

                     * * *
Затерялся в репейнике след
Тот, что я здесь когда-то оставил.
Лишь струится над памятью свет:
Желтый лист на зеленой отаве.

Старый вяз, словно раненый зверь,
Шарит ветками в поисках детства.
Крепко заперта в прошлое дверь,
И не пустит никто обогреться.

Где-то трубит рассерженный лось,
Мышь шуршит в заколоченном доме.
Рыжий ветер, промокший насквозь,
Что-то ищет в холодной соломе.

В роднике загустевшую тушь
Не пригубят ни люди, ни кони.
Лишь на боль мою тянет из луж,
Как и встарь, подорожник ладони…

                      * * *
Ты для меня как заря и как тайна,
Годы искал, а вот встретил случайно,
Не затерялась ты в мире огромном —
Светлая лилия в омуте темном!
Не затерялась, не запропала,
А лепестки по воде расплескала.
Дни так длинны! А свиданья — коротки,
Мне до тебя — и ни вплавь, ни на лодке.
И надо мною кувшинки смеются,
Не донырнуть до тебя не коснуться.
Хочешь, в жару истеку я слезою,
Чтобы лишь вместе быть, рядом с тобою?
Хочешь, твоим стану стеблем и корнем,
Белая лилия в омуте черном?
Ива молчит, усмехается вереск,
Знают, ко мне ты не выйдешь на берег.
В темную глубь среди полдня заманишь,
Но лепестки мне свои не протянешь.
Сколько бродить мне напрасно влюбленным,
Светлая лилия в омуте черном?
Свет твой прохладный, мои неудачи
Осень погасит и в реченьке спрячет.

                       * * *
О, что за создания — русский народ!
В избе-развалюхе старушка живет.

В почете была. И была знаменита.
Теперь же соседями даже забыта.

Живет-доживает на старости дней
Без злобы на мир, без обид на людей.

Живет-доживает, как в сумерках серых, —
Ни к бывшей снохе и ни в дом престарелых.

Все было — прошло. Ни вдова. И ни мать.
«Зачем же я буду кого-то стеснять?»

Одна, как в пустыне, нища и убога,
Достатка, здоровья не просит у Бога.

Ночами стоит у лампады своей:
«О, Боже, пошли ты мне смерть поскорей!

О, Добрый Всевышний, я слезно молю,
Прими же Ты грешную душу мою…»

                        * * *
За деревней сонною, за печалью тихою
Пахнет луг туманами пополам с гречихою.

В лозняке за выпасом, над рекой недальнею
Истекают росами голоса печальные.

Я стою да слушаю, — хочется, не хочется, —
Справа — грусть глубокая, слева — одиночество.

Бродят по тропиночкам в темноте — не светятся,
Только я предчувствую, что они здесь встретятся.

Так и вышло к радости. И сбылось пророчество:
Где-то в пойме встретились — грусть и одиночество.

Ласточки над омутом. Спит звезда на отмели.
Обнялись два голоса и зарю приподняли.

                Родине

Мимо тусклых рябин
По тропинке гусиной
Выйду в поле один
На свиданье с Россией.

Воздух, что на меду —
Малый Ковш — без закуски.
И к земле припаду
По-крестьянски, по-русски.

Боль и бедность — не грех,
Мать виновных не ищет.
Поклонюсь я за всех
Неимущих и нищих.

И у неба светло
Попрошу как прощенья,
Чтоб убавилось зло,
Не иссякло терпенье.

Чтоб садились за стол
С верой мы и любовью,
И чтоб каждый твой стон
Отзывался в нас болью.