Где-то читал, что у какого-то северного народа в словарном запасе присутствует десяток слов, обозначающих состояние снега: снег с ветром, мокрый снег, рыхлый снег, снег в ложбинах и т.п. — но при этом отсутствует само по себе слово снег как абстрактное понятие. Автор монографии намекал на то, что сие есть свидетельство неразвитости абстрактного мышления как такового. Смею полагать, что «безабстрактность» не самая главная проблема данного народа. Но не о том, разумеется, речь.
Речь пойдет о слове демократия, каковое, если вслушиваться в его ныне столь частое звучание, имеет как раз обратное свойство: сознательно или бессознательно подаваться как некая абстракция, не нуждающаяся будто бы по причине однозначности понимания всем человечеством хотя бы в аккуратной и осторожной коррекции.
Демократия — это звучит гордо. И по праву. Поскольку она есть самая утонченная, порою почти гениальная имитация народовластия. Ни в коей мере не отрицая элементов реального народовластия в том или ином государственном сообществе, любое из таковых сообществ, будучи добросовестно исследованным, непременно выявит тем не менее в своей структуре сложнейший механизм политических манипуляций, посредством которых «сильные мира сего», как и сотни лет назад, определяют, направляют и организуют общественное бытие, конечно же, с учетом перспектив собственной безопасности. Обеспечение удовлетворительного социального положения большинства, как и перспективы безопасности «реально правящих» — это, в сущности, и есть демократия как таковая, из чего вовсе не следует, что «реально правящие» непременно злобны, корыстны и коварны.
Сорганизованные в государство, народ, народы или сообщества перестают быть просто механической суммой социальных единиц, но превращаются в структуру, характеризуемую способом связи ее элементов.
Нет и не было в истории одинаковых государственных структур, поскольку способ связи элементов всякий раз предопределялся совокупностью традиций, сложившихся еще в догосударственный период. И как бы затем государственные структуры ни унифицировались, груз традиций в большей или меньшей степени продолжал оставаться «лицом» государства.
Чем совершеннее, чем блистательнее демократия, тем ужаснее, тем омерзительнее ее происхождение.
Классические демократии Греции и Рима выстроились на рабстве и благодаря рабству. Рабство было необходимым условием всех демократическо-правовых достижений греко-римской цивилизации.
Гильотинное бешенство родовых схваток французской демократии…
Происхождение демократических совершенств США и того отвратительней, поскольку рабство торжествовало и уничтожение коренного населения происходило в христианский период, когда заповеди Христа были на устах каждого «цивилизованного» человека.
Не существовало в истории «безгрешных» государств, поскольку в принципе не способен несовершенный (грешный) человек сотворять «безгрешные» (совершенные) вещи. И в этаком пацифистском пригляде ужасна история человечества, от первых времен до последних (нынешних, имеется в виду), поскольку братоубийство, по сути — людоедство, было и остается и средством, и стимулом исторического действия.
Культура (в самом высоком смысле) в таком ракурсе даже смягчающим обстоятельством не смотрится, но лишь побочным продуктом, ибо за всю историю ни одну руку не остановила в братоубийственном жесте.
Перефразируя безусловно утрированную фразу известного героя Достоевского, можно патетически заявить, что вся человеческая культура не стоит одной слезинки…
1
Но вот в итоге мировых войн образовался — состоялся — исторически мизерный период «перемирия». Относительный военный паритет двух сверхдержав из всех побудительных мотивов политической активности «выдавил» наверх страх риска. Миродержавцы лицемерно заголосили о всеобщем разоружении и мирном сосуществовании, придав при этом гонке за вооружением такую скорость, что один из спринтеров, схлопотав «инфаркт» на дистанции, в сущности, восстановил статус-кво, и результатов сего печального инцидента долго ждать не пришлось.
Первая бомба, упавшая на Белград, возвестила человечеству, что оно, человечество, после несколькостолетних игр в сотворение мировой гармонии возвращено, отшвырнуто в эпоху Средневековья, когда всякий поимевший силу и осознавший ее возможности имеет право на силовой эксперимент; что таковое право первичнее прочих напридуманных прав, потому что оно утробно, биологически запрограммировано в структурах человеческих сообществ, потому что оно еще от Каина… и во веки веков.
Теперь, как и двести, и триста, и тысячу лет назад, судьбы народов будут зависеть от элементарного соотношения «боевых» сил крупнейших мировых держав.
Дипломатам конкурирующих стран снова придется овладевать искусством шантажа и блефа — проверенных, хотя и ничего не гарантирующих приемчиков «сдерживания и упреждения». По-прежнему будут сколачиваться «блоки» и «оси», имитироваться «потепления» и «охлаждения» в отношениях меж державами…
Но реальным показателем «кто есть что» станут исключительно цифры: количество ракет, баз, авианосцев, подводных лодок, а прежде того — реальное состояние экономик, способных обеспечить впечатляющую таблицу цифр, не отшвыривающую при этом население своих стран в стадию обнищания, ибо десятилетия игр в «гуманитаризм» не прошли даром, и ныне разве только некоторые азиатские народы, сохранившие специфический менталитет, готовы пожертвовать удобством быта в пользу национально-государственного патриотизма.
Еще недавно бывшая козырной картой межгосударственного политического шантажа, всемирная правозащитная идея — проткнутый пузырь: о каких правах можно говорить, если для того, чтобы защитить хорватских детишек, можно разбомбить автобус с детишками сербскими и не сесть при этом на электрический стул?! А защитить в городе Беспредельске гражданина Иванова от гражданина Петрова или Петрова защитить от двух Сидоровых — это сколько угодно! Бог в помощь!
Человеческие сообщества-государства снова в полосе риска. Еще совсем недавно риск виделся всего лишь в потере экономической независимости, в разбалансировке вроде бы утвердившихся принципов почти гуманного «добрососедства» бедных и богатых провозглашением идеи «золотого миллиарда». Встревожились тогда на тревогу способные во всем мире. Однако все оказалось куда как сложнее.
Казавшиеся непреложно объективными и потому обязанными к повсеместной реализации детально прописанные специалистами законы всемирной экономической интеграции натолкнулись на нечто им противопоказанное — на менталитеты народов, на совокупность предрассудков, красиво именуемых национальными традициями, а у некоторых народов и того хуже — национальной идеей. Недоступные не только четкому формулированию, но даже более или менее осязаемому их обнаружению и классификации, предрассудки эти — как «тени забытых предков», как неопознанные, но объекты, как фантомы вне физического происхождения; колдобинами проступили они на пути мирового экономического прогресса.
Прогресс изумился, озадачился и всерьез насупился. Выявилось, что всего лишь на днях классически разложенная на лопатки, казалось бы, идеально отредактированная к употреблению Россия не только сохранила самоосознавание — она нашла в себе силы и способности поигрывать отнюдь не в унисон с господствующими геополитическими тенденциями в некую «свою игру», перспективно осваивая приемчики политического лукавства (еще недавней монополии знаменосца прогресса — великой и могущественной заокеанской державы). Наука не нова и не хитра!
И Белград, и Ирак были «до того», то есть до того, как вчерашние противники континентальной державы по холодной войне вдруг и однажды воочию убедились, что «держава-колосс» по-прежнему на ногах. Процент глины в сих ногах — вопрос далеко не столь однозначный, как это считалось и мнилось авангарду пропаганды и внедрения «общечеловеческих ценностей».
Пришлось признаться, что недоработали… То ли переоценили саморазрушительные тенденции социалистической империи, то ли недокормили «пятую колонну», то ли вообще поспешили с геополитическими инициативами… Но вполне по-англосаксонски звучащее «ЭР-ЭФ» все чаще (причем с обеих сторон) стало подменяться традиционным словом РОССИЯ.
Интересно, помнит ли кто-нибудь первый приезд Ельцина в США? Его полный энтузиазма отчет о проделанной работе и искрящиеся нежностью глаза американского президента и его сподвижников из Белого дома?
За десятилетия до ельцинских инициатив и будто бы по иному поводу русский поэт не хуже Нострадамуса зашифровал-зарифмовал итоги «Великой Перестройки»:
С Россией кончено! На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях!
Не нужно ли кому
Земли, республик и свобод,
Гражданских прав…
В мемуарах «героев перестройки» (если не иметь в виду откровенных хапуг и прохвостов) недвусмысленно прочитывается ностальгия по романтическим временам девяностых годов. Это тоска атамана Заруцкого, загнанного на издыхание в Астрахань после восстановления монархии на Руси в 1613 году. Коварны исторические параллели, но ведь и разочарование польского короля Сигизмунда (документов полно) прочитывается нынче «унисонно» гневным филиппикам заокеанских политиков в адрес пока еще потуг к восстановлению Российского государства. Правда, в те далекие времена была не в ходу «политкорректность», и, конечно же, не о поруганных «правах человеков» скорбел польский король, но об утраченных перспективах овладения богатыми восточными землями.
По-своему честными, почти рыцарями видятся сегодня все эти македонские и наполеоны — заявляли о претензиях и средствах и действовали в соответствии…
Но когда оккупируется и разоряется страна-государство, дабы ликвидировать оружие массового поражения, которого там заведомо нет, а затем объявляется, что, дескать, «зато сделаем демократию»… Такого цинизма не знали «додемократические» сообщества.
Потому должно жестко фиксировать, что мы живем в эпоху, когда сила нужна государству абсолютно независимо от того, что прокламируется дальними и ближними соседями, и, ей-богу, просится душа согласиться с восклицанием одного из наших шумливых политиков: «Гей, господа олигархи! Слабо скинуться по авианосцу?!» А после услышать по радио «Свобода» в программе Виктора Шендеровича радостное сообщение нашего самого-самого военного обозревателя Павла Фельгенгауэра: «…надцатый Российский флот, достойно представленный авианосцами „Дерипаска“, „Фридман“ и большим противолодочным кораблем „Елена Батурина“, „как ныне“ отбыл из Севастополя и взял курс на Атлантику».
2
Ну а демократия? Как впишется и вписывается ли вообще это безусловное требование времени в нашу реальность, щедро декорируемую пусковыми установками, военными базами, спутниками-шпионами и шпионами просто?
«Если захотеть, отлично вписывается!» — уверяют нас соседи с ближнего и дальнего Запада, в строгом соответствии с требованиями демократии обставляя нас со всех сторон этими самыми базами и установками, станциями слежения — проверенными атрибутами холодной войны».
«Вы, — говорят нам, — с тяжким историческим наследием, вам бы прежде прочего гарантировать свободу слова всем, кто правильно, то есть по-западному, понимает эту самую демократию, кто разумно мыслит, видя в наших усилиях по расширению НАТО гарантию всемирного благоденствия, а главное — подстраховку мира от непредсказуемости, свойственной России от века. Еще бы неплохо утвердить равенство всех перед законом, еще бы…»
Могуч русский язык! И потому — ну как пройти мимо «равенства».
Утверждаем, что во все времена, во всех странах, где был закон, было и равенство перед ним. И феодал, и последний холоп — оба несли перед законом предусмотренную ответственность за проступки и преступления. Если, к примеру, феодал убивал чужого холопа, то будь добр — возмести убыток. Если холоп убивал феодала, то будь послушен — клади головку под топор. Все по закону и по понятию одновременно. Главное — неотвратимость наказания!
Как не отметить в этой связи еще один перл демократического словотворчества.
Узник замка Иф – каждый знает — Эдмон Дантес. Узник лагеря Освенцим – тоже все ясно, хотя одним именем тут не обойтись. Или опять же: узник Владимирской тюрьмы. Ну, это нескромно о себе, любимом, в недалеком прошлом.
А вот: узник совести! Всем понятно, что Ходорковский, только как это? Как это… уразуметь? Ведь всякий узник мечтает освободиться от уз…
Эти не слишком серьезные рассуждения имеют одну цель: намекнуть, что термин«демократия» требует осторожного с ним обращения, поскольку момент «лозунговости» по-прежнему весом в его содержании. Ну чем, к примеру, был плох лозунг «Вся власть Советам!»? Не тиранам, не баронам, не олигархам, наконец, но — Советам народных депутатов. Вот так!
И другое. Следует знать, что всякое демократическое общество или понимающее себя таковым непременно имело специфический исторический аванс. Уже говорилось: американцы отрабатывали и вырабатывали свои демократические институты, обеспечивая экономическую эффективность плантаций трудом рабов, а растущее население пассионарных иммигрантов ублажали землями изничтожаемого коренного населения.
Германия, Франция и особенно Англия имели такого же рода аванс в виде колоний, где вывозимый из колоний продукт играл роль безвозмездного займа под демократические программы. Были народы, которые, похоже, не сумели распорядиться должным образом соответствующим авансом, — Испания, Португалия…
Но была страна, у которой такового аванса не было вовсе, — и это Россия.
Огромные открытые пространства Евразии столетиями функционировали вакуумно, втягивая, всасывая в себя народы, стесненные своими территориями или заряженные энергией передвижения. Чтобы защититься, славяне вынуждены были все дальше и дальше переставлять заборы-заплоты, на что тратилась большая часть народной пассионарности; но не истощилась она, иначе не состоялось бы Русское государство.
И здесь самое время перейти к вопросу «тысячелетнего русского рабства» — популярнейшего аргумента как западных «русоведов», так и отечественных недоучек.
С недавнего времени появилась на радио «Свобода» передача, от одного названия которой дух захватывает: «Энциклопедия русской души»!
Ну кто из современных российских ответственных политологов рискнул бы поднять такую тему? Кто из американских или европейских писателей или политологов взялся бы за такую проблему? Куда им!
У нас нашелся — Виктор Ерофеев, человек, не нуждающийся ни в биографических, ни в библиографических справках о нем.
Прослушав несколько передач, я пришел к выводу, что пустопорожняя болтовня на походя придуманные темы санкционирована руководством радиостанции исключительно по соображениям хоть как-то продолжить «великое» дело Бориса Парамонова, десятки лет «изучавшего» проблему «русской идеи», доказавшего ее фантасмагоричность, переключившегося на «русские вопросы», истощившегося, возможно просто по причине возраста, в остроумии и язвительности и потребовавшего подкрепления (или замену) себе более свежими силами.
Тем более что, как уже было сказано, западная политическая стратегия относительно России после непродолжительной эйфории по поводу «победы в холодной войне» вновь столкнулась с капризами и сюрпризами нового российского руководства в истолковании политики Запада и реакциями на нее. Опять вылупилась и заголосила часть российской элиты на тему некой, видите ли, особости русского пути, русского менталитета, и в конце концов вообще договорилась до «суверенной демократии», неслыханного кощунства относительно непререкаемого политического постулата современности. (Хотя, казалось бы, зачем далеко ходить: Англия — демократия с ее королевой, двором, немалым содержанием этого двора — ведь некритикуема, неприкасаема. то есть что? Особенна и суверенна! Заметим, не о суверенности государства в данном случае речь, но именно о суверенности английского типа демократии. Дескать, вот такие мы — и не суйте нос!)
Но, возвращаясь к энциклопедистам с радио «Свобода», напомню пару-другую тем обсуждения, имеющего целью раскрыть душу русскую во всей ее заведомо многогранной порочности.
Вот одна из тем — «Супружеские измены».
Обычный кухонный треп на сорок пять минут с периодическими ссылками на классиков ведущего программу Виктора Ерофеева. Как-то:
«В XIX веке в России были публичные дома. Мужчины туда ходили (включая Пушкина, как мы знаем)»;
«Кстати говоря, повреждение ума у Пушкина было очень серьезное в связи с его женой, которая была жуткой кокеткой»;
«Говорят, что Чехов как раз страдал „комплексом гепарда“. Он не спал больше одного раза ни с какой женщиной…».
Еще, пожалуй, любопытны откровения некой Натальи Толстой: они с мужем живут в разных городах, встречаются и «общаются» редко, а в интервалах между встречами «гуляют», как хотят, и ужасно довольны подобным типом супружества.
Устали уши, и я так и не уловил, какой аспект русской души был освещен энциклопедистами в этот раз.
Другая тема: «Что такое постмодернизм».
Ограничусь лишь одной, извиняясь, сокращенной цитатой.
Виктор Ерофеев: «Посмотрите, если брать того же Сорокина, которого мы все любим, то тут вот какая ситуация. Весь этот язык, по которому мы скользим…
То есть мы скользим по льду…
И потом… раздается какой-то взрыв, восстание такой правды…
И мы проваливаемся, мы летим куда-то…
И там нас этот стиль покрывает своими обломками, на нас все сыплется…»
Грешен, заснул, и опять ничего про русскую душу не уловил, и как господин Ерофеев из-под обломков выбрался — тоже не узнал.
Еще тема: «Давай закурим…»
Опять же только одна цитата (в сокращении).
Некто Владимир Чернов: «…дело в том, что борьба за здоровый образ жизни, она широко распространена среди молодежи продвинутой… И мне их, честно говоря, жалко… Они такие тощие, страшные и действительно очень пресные, как новообращенные, когда человек вступил в лоно церкви, с ним разговаривать невозможно, он невыносим…
Здоровый образ жизни — это продажа огромного количества товара (про Америку)».
Разумеется, в дискуссии прозвучали и иные мнения, но относительно «русской души»?.. Разве что — курим больше прочих народов, это как-то сказывается на душе? Сам курю — не мне судить.
«Почему мы воруем». Почему они воруют — этот вопрос как-то затерялся в бурной дискуссии на тему, почему воруют и все остальные. В отличие от предыдущих продолговатых собеседований, в данном вопросе энциклопедисты «откатали» русскуюдушу по полной программе.
Наиболее «зернистые» мысли высказали президент Фонда «Российский общественно-политический центр» Александр Музыкантский и, «можно сказать, прямо чуть ли с самой Америки» приехавший «замечательный наш журналист Евгений Киселев». И без цитирования, причем точного, с сохранением особенностей авторской речи, тут уж никак не обойтись.
А.Музыкантский: «Понимаете, это на всю глубину русской истории это существовало. Само образование Русского княжества с чем было связано? Кто лучше орде, по-современному говоря, сунуть взятку, по тогдашнему лексикону — вручить подарки, тот преуспевал. Преуспели московские князья, получилось Московское княжество. А это все пошло, это забывается, то есть культура обладает таким свойством, что ничего не забывается».
Виктор Ерофеев: «То есть такая матрица возникла».
А.Музыкантский: «…поэтому с тяжелым очень наследством Россия пришла к XX веку, а в XX веке добавилось…»
И что прикажете делать? Вступать в дискуссию с президентом Фонда «Российский общественно-политический центр»? Объяснять ему азы возникновения русских княжеств и разницу между ясаком и подарками, специфику стратегии Орды относительно Руси? Или, может быть, привести перечень подарков Москвы Марине Мнишек по поводу ее согласия на брак с Самозванцем? Или перечень подарков шаха Аббаса Михаилу Романову по поводу подозрения в связи шаха с атаманом Заруцким? Увы! Преобладает нечистое желание узнать, на какие средства существует указанный фонд. Ведь заметьте, фонд — политический! А сегодня политика и идеология суть близнецы-братья.
А вот и самое фундаментальное суждение президента фонда:
«Но Иларион написал „Слово о законе и благодати“ еще в XI веке. И там же было написано: озеро закона иссохло, озеро благодати наполнилось. Нам не нужен закон, мы живем по благодати. Вот откуда идет еще».
Откуда есть пошло воровство на Руси — от Илариона, у которого благодать — по А.Музыкантскому — санкция на воровство.
Но подлинно новое слово в исторической науке сказал «наш замечательный журналист».
Евгений Киселев: «Я думаю, что воровство в России процветает, потому что Россия, если вспомнить одного великого писателя Василия Гроссмана, тысячелетняя раба. Я с этим определением, увы, согласен. Россия — страна тысячелетнего рабства…»
Он же: «Здесь вспоминали орду, так называемое татаро-монгольское иго. Под власть этого самого татаро-монгольского племени Россия попала тогда, когда в Англии была принята Великая хартия вольности — в середине XIII века. Вот и сравнивайте. Свободные люди не воруют».
Одно из двух: либо Е.Киселев под свободными людьми имеет в виду уже наворовавших и остепенившихся, либо самая свободная страна в мире — Северная Корея, там с воровством почти управились. По этой же концепции самое страшное рабство процветало на острове Сицилия, откуда «есть пошла» не искорененная по сей день сицилийская мафия. Те же Бони и Клайд — наверняка из рабского сословия. Глупость, походя высказанная «замечательным журналистом», провоцирует продолжить список нелепостей, из концепции вытекающих. Но как обойти толкование Великой хартии вольности? Никак!
В начале XIII века после продолжительной борьбы короля Иоанна (Джона) Безземельного с феодалами последний был побежден и подписал документ «о вольности дворянской» — эту самую хартию, по которой вся реальная власть в королевстве переходила в руки английских баронов во главе с своеобразным комитетом из двадцати пяти баронов.
Вот как читается статья 61 Великой хартии: «Всем же в стране, которые сами добровольно не пожелают давать присягу двадцати пяти баронам относительно принуждения и теснения нас совместно с ними, мы (король) заставим дать присягу нашим приказом…»
В хартии была статья с подлинно демократическим звучанием: запрещалось преследование свободных людей не по суду и не по закону.
Однако в любом добросовестном исследовании этого периода истории Англии мы прочтем о том, что большинства народа, так называемых вилланов, то есть крепостных, хартия не коснулась никак. Еще мы прочтем, что уже через несколько лет Иоанн отменил хартию. Что в постоянной борьбе английских королей с ихним боярством в случае победы последних хартия восстанавливалась. Отменялась и восстанавливалась снова. Но в XV-XVI веках вообще была забыта. И лишь в годы английской революции XVII века о ней снова вспомнили. К тому же только в XVII веке было ликвидировано «вилланство», то есть крепостное право.
Если учесть, что всякий раз, когда хартия действовала, то есть страной правили «свободные» бароны, страна нещадно разграблялась, государство приходило в упадок и очередной король, одолевший баронов, с трудом восстанавливал порядок посредством, как ныне принято говорить, весьма непопулярных мер, то и в нашей истории один короткий период схож с названными английскими проблемами: боярское правление в период малолетства Ивана Васильевича, будущего Грозного, когда бояре не столько управляли страной, сколько подсиживали друг друга и вовсю «безобразничали» по причине беззакония и реального безвластия. О состоянии государства в эти времена можно прочитать у любого русского историка.
3
Но вернемся к концепции «тысячелетнего рабства» и для начала откинем эту тысячу. 1007 год. Через несколько лет возникнет Русская Правда Ярослава, а затем — Правда Ярославичей.
И я в растерянности. Что, загружаться цитатами из Русской Правды, «Солической» и прочими разными шведскими, чтобы доказать, что не было принципиальной разницы в социальных устройствах обществ того времени? Так ведь не было!
Рабы везде. На Руси меньше, чем где-либо, по причине ограниченности источников рабства. К тому же на Руси рабство менее сурово, почти патриархально. Но раб — вещь. Везде. Холоп — несвободен, но уже не раб, потому что сам может иметь раба. Закуп — очень зависимый человек, но не раб, потому что имеет возможность участвовать в экономическом процессе. Смерд — фактически свободный человек, хотя точное социальное положение его историками не выяснено по причине противоречивости исторических сведений о нем.
Город — везде — место свободных людей. Социальное расслоение очевидно, но опять же везде.
Но на Руси в каждом относительно крупном городе (по подсчету Л.Тихомирова, 300 городов) — вече, орган народовластия. Князей с дружинами приглашают на правление и изгоняют. Даже Александр Невский в молодости пережил изгнание из Новгорода. Князья кочуют по Руси, народ сам по себе.
Итак, в городах — вече (собрание свободных горожан), за городскими стенами — земщина. И там, и там — самоуправление. И никакого крепостного права, имеющего место в эти же времена в большинстве западных государств. Взаимоотношения граждан регулируются законодательством, предусматривающим значительную часть видов и типов взаимоотношений. По мере усложнения «социальности» возникает воистину удивительный институт уставных грамот.
Историк, занимающийся периодом Руси средневековой, не изучивший досконально уставные грамоты, не может считаться профессионалом, поскольку именно в уставных грамотах, а не в законодательных актах отражена вся сложность, все своеобразие русского уклада указанного периода. И более того: уставные грамоты не только позволяют проследить эволюцию молодого Русского государства от времен земщины и самоуправления к жесткой централизации и единовластию, но и выявляют причины этого процесса. Суть его не в том, что, дескать, «портилось государство от года к году». Суровая необходимость сохранения, укрепления и усиления государства диктовалась совокупностью обстоятельств, фактически навязывающих великим князьям, а после и первым царям соответствующие решения и поступки, не все из каковых, разумеется, были оптимальны и безошибочны.
Однако особо следует сказать об эпохе ордынского владычества на Руси. Покорение Ордой русских княжеств было сугубо военное. Имея далеко идущие планы, Орда, достаточно трезво оценивая степень сопротивляемости покоренных земель, довольствовалась данью, необходимой ей для экспансии в стороны запада и юга. Потому не покушалась на политическое и социальное устройство русских княжеств. Дань принималась исключительно из рук князей. Многим ли известен такой факт. Выйдя из послушания хану (по другой версии — по его указанию), некоторые ордынские князьки вознамерились вмешаться в «мирскую» жизнь, попытались собирать дань по землям самолично, для чего предварительно провели всеобщую перепись населения. Но «в 1262 году земщина всех городов северо-восточной Руси по тайному соглашению поднялась на татарских данщиков-откупщиков и других ханских чиновников и которых избила, которых изгнала. Это всеобщее восстание, сделанное земщиной мимо князей и без их ведома, отучило татар заводить свои порядки в Русской земле… Русская земщина избавилась от непосредственного вмешательства татар во внутреннее земское устройство на Руси».
И еще:
«После восстания всех русских земщин в 1262 году ни по летописям, ни по другим памятникам мы уже не встречаем ни тысячников, ни темников, заведенных было на Руси…
Земщина по-прежнему стала управляться своими выборными старостами, сотскими и дворскими, и выборы производились по старым дотатарским порядкам самою земщиною,независимо ни от русского князя, ни от татарского хана».
Это я цитирую профессора Императорского Московского университета Ивана Дмитриевича Беляева, который по поручению великой княгини Елены Павловны в 1865 году «написал исследование» под названием «История земщины и выборного начала на Руси».
Всякому русскому человеку, кому еще не успели «запудрить мозги» нашим якобы «тысячелетним рабством» всякие киселевы и музыкантские, рекомендую прочитать работу ныне фактически забытого русского историка.
Поскольку заказ был дан без «намеков и акцентов», то доверять историку можно без страха «нарваться на концепцию». По мере прочтения будет отчетливо прорисовываться ситуация усложнения политического устройства только еще встающего на ноги молодого государства, поймется без предвзятости неизбежность централизации сначала великокняжеской, а затем и царской власти, возникновение противоречий между традициями земщины и городской вольницы, с одной стороны, и необходимостью той самой «вертикали власти», каковая в сегодняшнем ее варианте вызывает столько сомнений, а подчас и справедливых нареканий.
Присутствие Орды на Русской земле, безусловно, затормозило именно политическое развитие общества и в значительной мере определило тот вектор развития, поменять который произвольно уже было невозможно.
Важно, однако, и другое. Земщину, то есть традицию выборного начала на Руси (она же иобщинность как способ жизни и выживания в самых тяжких условиях), уже в качестве фактора народного менталитета мы обнаружим и в условиях крепостного права, и даже в до неузнаваемости искаженном виде колхозно-совхозного существования еще совсем недавнего прошлого.
Что до «коренных» пороков народного бытия — пьянства, воровства и взяточничества, то, не обращаясь к статистике, каковую просто игнорируют «заинтересованные толкователи нашей истории», сделаем просто: приведем два (сокращенных) перевода уставных грамот, выполненных доктором исторических наук, профессором И.В. Лёвочкиным. Одна времен Ивана Грозного, другая — Михаила Федоровича Романова.
Уставная грамота царя Ивана IV,данная северной половине Двинской земли
Царь и великий князь Иван Васильевич пожаловал жителей северной части Двинской земли своими установлениями:
Двинскому наместнику действовать в соответствии с данной грамотой — брать ему продовольствие кто что даст, а на Рождество, на Пасху и на Петров день брать в соответствии с земельными владениями — мясо, хлеб и фураж или же соответствующую сумму денег.
Помощники наместника живут на своих местах и поборов с населения для себя не берут.
Наместник не имеет права судить представителей местной власти, кроме уголовных дел.
Помощники наместника насильно дворы в городах не занимают.
Уставная грамота Устюжны-Железопольской
Царь и великий князь всея Руси Самодержавец пожаловал состоятельных, средних и малообеспеченных людей и всех тяглых людей Устюжны-Железопольской, которые просили утвердить выданную им царем Иваном Васильевичем жалованную грамоту, и эта грамота царем Михаилом Федоровичем утверждается.
Выбирать жителям Устюжны-Железопольской самим свою администрацию и приводить ее к присяге с тем, чтобы избранные строго выполняли свои обязанности и следили за своевременным сбором налогов в соответствии с доходами дворохозяев.
Местную администрацию, которую избрали жители, царские чиновники судить не имеют права, кроме уголовных дел.
В городе хмельные напитки продавать четыре раза в год — на Пасху, на Дмитриевскую субботу, на день памяти Николая Чудотворца и на масленицу. За нарушение этого штраф.
Царские посланники без специальных грамот ничего у жителей требовать не могут.
Скажите: похоже прочитанное вами на «тысячелетнее рабство»?
Во главе государства — Самодержец, то есть человек с неограниченной властью. Никаких тебе парламентов или Генеральных штатов. Назвать же положения, изложенные в грамотах, демократией — язык не поворачивается! Тогда что это за форма политического устройства?
А это и есть, видимо, та самая русская, в данном случае социальная самобытность, которую одни поносят почем зазря, другие не признают вовсе.
4
И возвращаясь во времена наши, когда государство корчится в муках возрождения, когда каждый шаг и поступок власти оспаривается (часто справедливо) и уж как минимум вызывает взаимоисключающие суждения, когда нашему нынешнему противоречивому бытию настойчиво «привинчивается» характеристика тоталитарности и на этом основании усиливается идеологическое давление в первую очередь через общественные организации, Западом инициированные и финансируемые, — следует не спешить критиковать попытки застолбить за возрождающимся государством право на самостоятельную модель демократизации, хотя бы потому, что единого рецепта демократии не существует.
Существуют отдельные нормы демократии, присущие всем ее видам. Но специфика исторического развития России непременно (хотим мы этого или нет) откорректирует всю совокупность демократических преобразований страны. В какую сторону — вопрос спорный. Но заранее заявить свое право самостоятельно, то есть суверенно решать эту проблему, — или это не обязанность власти?
Заканчиваю статью тем, ради чего писалась.
В недавно прошедшей дискуссии по поводу «суверенной демократии» вскрылась многоаспектность проблемы. По моему пониманию, главный аспект — право на самостоятельный выбор средств и способов обустройства страны и, соответственно, моральная и правовая неправомерность любой формы вмешательства в этот процесс посторонних сил.
01.06.2010
Журнал «Москва»
Линия жизни. Телеканал «Культура»
Герой программы известный прозаик, главный редактор журнала «Москва»,
лауреат престижных отечественных и зарубежных премий, в том числе премии
имени Солженицына, Леонид Бородин.
