Есть такие значимые события, которые являлись делом индивидуальных усилий одной определённой личности. В этом смысле широкую известность приобрёл в XX столетии Лейпцигский процесс[1]. Задуманный как трибунал, осуждающий международный коммунизм, он превратился в трибунал, осуждающий гитлеровский фашизм. Это произошло исключительно в результате героизма и титанической воли болгарского коммуниста Георгия Димитрова.
И так называемое «димитровское» определение фашизма, представленное в резолюции XIII пленума ИККИ и повторенное на VII Конгрессе Коминтерна Георгием Димитровым, докладчиком по этому вопросу, проливает свет в умы и наших современников. «Фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов» (Г. Димитров).
* * *
Вышедший из среды типографских рабочих, Г.Димитров (1882-1949) вырастает и закаляется в борьбе против капиталистической эксплуатации, за свободу и социальную справедливость. Ученик и соратник Димитра Благоева утверждается как пролетарский революционер. В 20-летнем возрасте он вступает в ряды Болгарской рабочей социал-демократической партии. Это произошло в период разгара борьбы между марксистским и оппортунистским крыльями в её рядах. Без всяких колебаний Димитров становится на сторону марксистов и принимает активное участие в борьбе против оппортунистов. Партия очистила свои ряды от берштейнианства (1903 г.), а после победы Октябрьской революции стала называть себя Коммунистической и вместе с другими партиями участвовала в создании Коммунистического Интернационала. В ней Георгий Димитров прошел путь от рядового члена до первого руководителя, всегда находясь в первых рядах борьбы. С его именем связано и первое в мире антифашистское восстание, вспыхнувшее в Болгарии в сентябре 1923 года.
Пожар в рейхстаге застал Г.Димитрова руководителем Западноевропейского бюро Коммунистического Интернационала. Эта провокация не удивила его. Ему было ясно, что она вписывается в политику германской буржуазии, которая, испугавшись роста революционного движения, роста авторитета и влияния Коммунистической партии Германии, поставила у власти Адольфа Гитлера. 13 января 1933 года рейхпрезидент фон Гинденбург назначил его канцлером Германии. В стране была установлена открытая фашистская диктатура, угрожавшая террором и уничтожением всем прогрессивным силам страны. И неудивительно, что первая мысль, осенившая Димитрова при известии о пожаре, была: «Начинается!».
По какой-то «случайности» перед охваченным огнём рейхстагом оказываются А.Гитлер, Г.Геринг и Й.Геббельс. Гитлер кричит: «Это божий знак! Если этот пожар является, как я убежден, делом коммунистов, то мы должны раздавить железным кулаком эту смертоносную чуму». Эти слова были указанием, распоряжением, приказом действовать. И действия не заставляют долго ждать. На другой день фон Гинденбург подписывает «Декрет о защите народа и государства», на основе которого по всей стране начинается массовый террор. Первой жертвой его становятся коммунисты, вслед за ними — социал-демократы и другие антифашисты. В первые дни марта 1933 года арестован руководитель Коммунистической партии Германии Эрнст Тельман. 9 марта к группе арестованных германских коммунистов присоединяют и группу трех болгарских коммунистов — Георгия Димитрова, Василия Танева и Благоя Попова.
В приказе об аресте Г. Димитрова обвинение сформулировано следующим образом: «…27 февраля 1933 г. вместе с каменщиком Ван дер Люббе:
- сделал попытку изменить путём насилия государственное устройство Германии;
- преднамеренный поджог здания рейхстага … с намерением использовать его в качестве сигнала для восстании…».
То, что процесс имеет политическую подоплеку, не удивило Димитрова, но его возмутило то, что поводом для процесса стало криминальное злодеяние. Он считал, что, связывая его деятельность с подобным преступлением, посягают на его честь и достойнство как человека и пролетарского революционера. Поэтому Георгий Димитров посылает письмо-протест полицейским следственным органам. В нём он с возмущением отвергает всякое подозрение в каком-либо прямом или косвенном участии в этом антикомумминистическом акте, в этом предосудительном с любой точки зрения злодеянии и решительно протестует против неслыханной несправедливости, совершённой против него в связи с его арестом по поводу этого преступления. «Как коммунист, как член Болгарской Коммунистической партии и Коммунистического Интернационала я, — заявляет он, — принципиально против индивидуального террора, против всяких бессмысленных поджогов, потому что эти акты несовместимы с коммунистическими принципами и методами массовой работы, с экономической и политической работой, потому что они приносят только вред освободительному движению пролетариата, коммунизму».
А по поводу обвинения, что в приписанном ему преступлении он участвовал вместе с Ван дер Люббе, Г.Димитров поясняет, что узнал о пожаре из газет 28 февраля в поезде, когда ехал из Мюнхена в Берлин. Тогда впервые он узнал имя и увидел фотографию «поджигателя». Он объясняет, что во время своего пребывания в Германии не вмешивался во внутренние дела страны, не принимал ни непосредственного, ни косвенного участия в политической борьбе в Германии. Решительно отвергая всякое подозрение в участии в этом чудовищном преступлении, Димитров отмечает: «По моему глубокому убеждению пожар в рейхстаге может быть делом только обезумевших людей или злейших врагов коммунизма, которые хотели этим актом создать благоприятную атмосферу для разгрома рабочего движения и Коммунистической партии Германии. Я, однако, не являюсь ни безумцем, ни врагом коммунизма». Здесь адрес настоящих поджигателей ясно указан.
Письмо-протест Георгия Димитрова показывает, что он очень хорошо и правильно понял замысел гитлеровцев. Этот замысел был в том, чтобы или Г.Димитров должен стать их слепым орудием, которое они будут использовать в своих целях как властвующая сила германской крупной буржуазии для разгрома Коммунистической партии Германии, или ему придется расстаться со своей буйной и непокорной головой. Димитров отвечает хорошо продуманной стратегией и тактикой политической защиты накануне предстоящего процесса и придерживается её основных черт во время всего процесса.
В отличие от Георгия Димитрова полицейские и судебные органы не смогли расшифровать его послание, выраженное в письме-протесте. Если бы они сумели это сделать, то не понесли бы то унижение, которое были вынуждены пережить в связи с вынесением оправдательного приговора, ставшего возможным благодаря мужественному поведению Г.Димитрова.
На процессе встретились и сражались две неравнозначные, две неравноценные величины. Неравноценные и неравнозначные потому, что они являлись представителями двух разных миров — старого, уходящего и нового, приходившего ему на смену. А ещё А.И.Герцен сказал, что в природе действует один неумолимый закон, согласно которому младенцы умирают иногда, а старики — всегда.
В ответ на письмо-протест Димитрова гитлеровские власти в лице следствия и суда решают сломать силы и волю к борьбе «темного балканского субъекта», как назвали его фашисты, путём физического насилия, голода и т. д. Только через неделю после ареста его переводят в тюрьму Моабит, а через другую — надевают на него наручники, которых не снимают ни днём ни ночью на протяжении пяти месяцев. Ко всему этому добавляются и открытые угрозы к расправе. Во время одного из допросов советник Имперского суда Фогт на заявление Георгия Димитрова, что тот ручается своей головой в невиновности Попова и Танева, так как они и он «не имеют никакого отношения к поджогу рейхстага», предупреждает его не ручаться так щедро ею, потому что ему и без того придётся расстаться с ней. А Геринг с высоты своего положения министра-председателя и министра внутренних дел угрожал ему рассправой как только выйдет из зала суда.
Тяжёлый тюремный режим для болгарских подсудимых, постоянные угрозы о расправе со стороны высокопоставленных лиц формируют у Г.Димитрова чувство, что он находится на «священном перекрёстке». Уже первые столкновения с обвинителями подсказывают ему, что по воле случая в его руках находится не только его личная судьба пролетарского революционера, но и судьба коммунистического движения, которому он посвятил свою жизнь. Поняв, что ему предстоит сложнейший поединок, он начинает готовиться очень серьёзно: обогащает свои знания по философии, изучает историю немецкого народа. Это позволяет ему глубже уяснить события, происходившие в начале 30-х годов в Германии. Димитров приходит к выводу, что эти события имеют временный характер и во многом являются возвратом назад, к прошлому. 3 мая 1933 года он пишет в своём тюремном дневнике: «В тюрьме прочитал около 6 700 страниц по истории Германии». Наряду с изучением разных трудов по истории, он изучает и творчество Гёте, Шекспира, Байрона и т. д. По его признанию очень сильное впечатление произвел на него афоризм Гёте «Потеряешь имущество — теряешь мало. Потеряешь честь — теряешь много. Потеряешь смелость — теряешь всё!». И ещё: «Волк растерзает того, кто ведёт себя как ягненок». А 1 мая, в День международной солидарности трудящихся отмечает: «…Я заключен в Моабите, в наручниках! Весьма отвратительно и грустно. Но … Дантон: «Никакой слабости!».
Все документы процесса говорят о том, что со дня ареста до момента освобождения Г.Димитров не допускает никакой, абсолютно никакой слабости. Как во время полицейского расследования, так и на самом процессе он не теряет смелость и поэтому не теряет и свою честь, и своё достоинство пролетарского революционера.
Сообщение об аресте Димитрова, Попова и Танева и выдвинутое против них лживое обвинение возмутило мировую прогрессивную общественность. Во многих странах возникают комитеты в защиту жертв нацистской диктатуры в Германии. Во многих городах и сёлах стран Европы люди выражают своё возмущение. Создаётся Международный комитет защиты жертв германского фашизма во главе с английским юристом Денисом Ноуэллом Приттом. Этот комитет формирует Международную следственную комиссию, задачей которой было выяснение правды о поджоге рейхстага. Она стала известной как «Лондонский контрпроцесс». Контрпроцесс проводит расследование и 20 сентября 1933 года распространяет своё заключение, что обвиняемые коммунисты невиновны. Комиссия выражает свои основательные подозрения, что рейхстаг подожгли или сами руководители фашистской партии, или это произошло по их поручению. Эти подозрения оказали очень сильное влияние на расширение протесного движения во всём мире и поставили в очень деликатное положение суд в Лейпциге, который открылся 21 сентября.
Абсурдные обвинения повторяются и в обвинительном акте, вручённом подсудимым 3 августа 1933 года. Это не удивляет Георгия Димитрова. Стало очевидным, что гитлеровцы твёрдо решили сделать во что бы ни стало обвиняемых поджигателями. А это означает, что их цель — нанести сокрушительный удар по Коммунистической партии Германии и международному коммунистическому движению, выступить в роли спасителей мира от коммунизма.
Чтобы осуществить эту цель, гитлеровцы навязывают ещё одну провокацию. Они лишают Г.Димитрова права на юридическую защиту. Свою готовность явиться в суд в качестве его защитников объявляют 25 адвокатов из разных стран, но ни одного из них не допустили в суд. Димитрову оставили только служебного защитника. Это был д-р Пауль Тейхерт. Он не поддержал решение Димитрова придать защите политический характер. Тогда Георгий Димитров заявляет, что будет нести отвественность только за те поступки и предложения Тейхерта, которые предварительно будут согласованы с ним. В этом случае Г.Димитров являлся одновремено и обвиняемым и защитником. Обвинение пригласило на суд более 60 лжесвидетелий, которые должны были доказать вину подсудимых, но они провалились. Димитров следил с большим вниманием за каждым их словом, анализировал их показания, задавал им вопросы, и они, выведенные из контекста внушений, становились совсем беспомощными. Обвинение утверждало, что целью поджога было подать сигнал о восстании, но никто из свидетелей не смог привести пример о подготовке чего-нибудь подобного. Георгий Димитров делает вывод, что ничего подобного не было и поэтому обвинение является ложным.
Кульминация поединка наступает, когда ему предоставляется слово для заключительной речи. Это происходит 16 декабря 1933 года. В этой речи проявляется весь Г.Димитров, и как человек, и как пролетарский революционер, патриот и интернационалист. В начале речи он выражает свое глубочайшее возмущение несправедливым обвинением, что подобное антикоммунистическое преступление приписывается коммунистам. Вместе с тем признает, что во время процесса его язык бывал иногда резким, но это происходило потому, что защищал самого себя, защищал смысл и содержание своей жизни, свои коммунистические убеждения. Поэтому «каждое слово, произнесённое мной перед Имперским судом — это кровь от крови и плоть от плоти моей». Он не может говорить спокойным языком, когда называют его народ диким и варварским. Народ, который находился 500 лет под иноземным игом, не теряя своего языка и национального облика, рабочий класс и крестьянство, которые мужественно борются против фашизма и за коммунизм, такой народ не может быть диким и варварским. Дикари и варвары в Болгарии — это только фашисты . «У меня нет ни малейшего основания стыдится того, что я болгарин. Напротив, я горжусь тем, что я сын болгарского рабочего класса».
Димитров атакует основной тезис обвинительного акта, что поджог рейхстага является делом КПГ и международного коммунистического движения, что пожар должен был послужить сигналом для восстания в целях изменения государственного строя в Германии. Он делает глубокий анализ политической обстановки в стране накануне поджога, раскрывая противоречия в этой стране, классовую основу фашистской диктатуры и домогательства капиталистических магнатов. Георгий Димитров указывает на то, что для политической ситуации этого периода характерны два основных момента: с одной стороны, стремление фашистов к единовластию, с другой — стремление КПГ создать единый фронт рабочих для противодействия классу капиталистов и насилиям фашистской диктатуры. В этих условиях нацисты нуждаются в поводе для осуществления задуманного ими террора против рабочего класса и его авангарда — КПГ. Этот повод создаётся путём поджога рейхстага. Красноречиво доказывает это тот факт, что уже на другой день после поджога появляется Декрет о ликвидации демократических прав и свобод граждан. Раскрывая всё это, Г.Димитров упрекает судебное следствие в том, что оно шло в ложном направлении, ищет поджигателей там, где их нет и не может быть. «Таким образом, — заключает Димитров — это преступление родилось, как я считаю, из тайного союза между политическим безумием Ван дер Люббе и политической провокацией врагов германского коммунизма… Представитель политического безумия находится здесь, на скамье подсудимых, представитель политической провокации, врагов германского рабочего класса отсутствует, он исчез». Ван дер Люббе не мог знать, что когда он делал неловкие попытки поджечь ресторан, коридор и нижний этаж, в то же время другие поджигают пленарный зал. Георгий Димитров категорически заявляет: «Кто такой Ван дер Люббе? Коммунист? Нет… Ван дер Люббе не коммунист и не анархист, не настоящий рабочий, а люмпен-пролетарий, деклассированный рабочий, несчастное орудие, которым злоупотребили враги коммунизма, враги рабочего класса, из которого он вышел». Анализируя результаты судебного следствия, Г.Димитров делает следующий вывод: «Легенда о том, что пожар в рейхстаге — дело рук коммунистов, целиком рухнула… Пожар в рейхстаге не находится ни в какой связи с деятельностью коммунистической партии — не только с восстанием, но даже и с демонстрацией, с забастовкой или с другой акцией подобного рода… Доказано, что пожар в рейхстаге явился поводом, прелюдией к широко задуманному уничтожительному походу против рабочего класса и его авангарда Германской Коммунистической партии».
Георгий Димитров высоко оценивает борьбу КПГ и международного коммунистического движения. Он понимает, что фашистская диктатура поставила немецких коммунистов в очень сложные условия. Но это ни в коем случае не означает, что КПГ проявляет склонность к авантюристическим действиям. Международный опыт коммунистического движения свидетельствует о том, что коммунисты могут вести победоносную борьбу и в нелегальных условиях. Ярким примером тому является большевистская партия, сумевшая осуществить в таких условиях социалистическую революцию. Он поддерживает политику КПГ о создании единого рабочего фронта и отвергает тезис тех, кто говорил , что у КПГ не было другого выхода кроме как организовать вооружённое восстание. КПГ проводит линию Коммунистического Интернационала на массовую работу, массовую борьбу, массовое сопротивление, единый фронт, отвергая авантюры.
В конце речи, прежде чем председатель суда лишил Г.Димитрова слова, он высказывается в отношении предложения прокурора вынести оправдательный приговор за недостатком улик. «Я, — говорит он, — этим абсолютно неудовлетворён… Это не устранило бы подозрения… Мы ... должны быть оправданы не за недостатком улик, а потому что мы как коммунисты не можем иметь ничего общего с этим антикоммунистическим актом».
Как во время всего судебного разбирательства, так и в его выступлении с заключительной речью, Г.Димитрова неоднократно прерывали и угрожали ему, что лишат его слова. Это заставило его торопиться, чтобы успеть сказать всё задуманное. В самом конце речи он успевает указать на урок, который германский пролетариат должен иметь ввиду, опираясь на историю. Этот урок он формулирует, цитируя Гёте:
Тяжким молотом взвивайся —
Или наковальней стой.
Последние слова Димитрова в заключительной речи на суде выражают его безоговорочную веру, что дело, которому он посвятил свою жизнь, восторжествует: «Колесо истории вертится… оно будет вертеться до окончательной победы коммунизма!».
23 декабря 1933 года. Последнее заседание Имперского суда. После трехмесячного поединка суд вынужден вынести оправдательный приговор Г.Димитрову, Б.Попову, В.Таневу.
Мировая антифашистская общественность единодушна в оценке Лейпцигского процесса, считая что он нанёс первый морально-политический удар по германскому фашизму. Антифашисты полагают, что приговор суда является свидетельством высочайшего героизма и воли к победе болгарского коммуниста Георгия Димитрова.
ПРИМЕЧАНИЕ:
- Лейпцигский процесс — Суд проходил в сентябре-декабре 1933 в Лейпциге, он широко освещался в прессе и транслировался по радио. 27 февраля Геринг с подручными из СА и СС организовал поджог здания рейхстага. Предполагаемые участники поджога: штурмовики Виллен, Эггерт, Ралль, Штейнле, эсэсовцы Гильдиш, Войте, Гепке, Зандер, Тойфль. С собой они взяли 60 кг фосфора и пропитанный им же шнур длиной 100 метров. Поджог Рейхстага сыграл важную роль в укреплении власти нацистов в Германии. Непосредственно в поджоге рейхстага были обвинены пять человек: ван дер Люббе, лидер парламентской фракции компартии Германии Эрнст Торглер и три болгарских коммуниста — Георгий Димитров, Васил Танев и Благой Попов. Во время процесса Ван дер Люббе говорил, что в Рейхстаге «были и другие». Торглер избегал резких высказываний против нацистов. Танев и Попов практически не знали немецкого языка. Однако Димитров, как оказалось, хорошо владел немецким языком и превратил суд в обвинительный процесс против нацистов. Георгия Димитрова 36 раз лишали слова, 5 раз изгоняли из зала суда. Из-за неудачного хода процесса его радиотрансляция была прекращена.
(В сокращении редакции)
