Недавно в мире отмечалось столетие со дня рождения философа и семиотика Ролана Барта.
В 1967 году Ролан Барт сочинил небольшой текст под названием «Смерть автора». Этот текст принёс Барту известность. В нём он заявил о себе как о левом мыслителе.
Барт, конечно, не Маркс. Хотя и он тоже нашёл свой «пролетариат», свою социальную группу, которую решительно принялся освобождать от оков литературной буржуазии, то есть от автора. «Рождение читателя, — заявил Барт, — приходится оплачивать смертью автора».
Автор
Барт — лингвист. А лингвисты любят препарировать мёртвый язык. Кто им мешает это делать? Автор. Сам факт его существования. Почему? Потому что он даёт языку жизнь, соединяя реальное с воображаемым. Но автор далеко, и онтология его субъективности непонятна, а язык близко. И Барт решил упростить ситуацию, взяв язык вне связи с автором, вне связи с тем, что говорит человек. Он хочет дать голос чему-то безликому. Так появляется запрос на возможность существования новой фигуры, именуемой Бартом читателем.
Читатель
Писатель пишет, читатель читает. Кто такой этот читатель? Это не человек, которого воспитывает автор на чтении своих произведений. Кто же он? Это, говорит Барт, «человек без истории, без биографии, без психологии, он всего лишь некто...». Читатель читает произведение искусства вне связи со смыслом. Творчество для такого читателя — это формальность, или, как говорит Барт, «пустой процесс», который совершается автоматически, сам собой, без отсылки к человеку. Писатель и читатель — это теперь, согласно Барту, субъекты без субъективности. Высказывания, которые они делают, нельзя отличить от того, что делает машина. Бог отвергнут Бартом, человек десакрализован, а текст лишён тайны.
Перформатив
«Письмо, — пишет Барт, — та область неопределённого, неоднородности и уклончивости, где теряются следы нашей субъективности, чёрно-белый лабиринт, где исчезает всякая самотождественность и в первую очередь телесная тождественность пишущего».
Письмо ради письма, рассказ ради рассказа совершаются как бы сами собой, не по правилам субъективности, а по правилам языка. Знаковое поле «исходит только из языка как такового». Барт без колебания ставит язык на место сознания. Но язык — это великий немой. Он ничего не говорит. Он ничего не говорит даже Барту. В нём нет ни одной мысли, хотя в нём может быть много разных текстов, вернее языков. Барт хочет развязать язык читателю. Но что это значит?
Самость или структура
«Смерть автора» Барта — это миг торжества структуры над человеком. Возможны два подхода к пониманию человека. Первый подход связан с самостью, второй — со структурой. В первом случае человек рассматривается сам по себе. Во втором он понимается как функция структуры, как некое пустое место, которое он занимает в структуре. В структуре человек несубстанциален. В ней он конструируется, поэтому структурализм абсолютно противопоказан антропологии. Согласно Барту, человек получается не тогда, когда он рождается, а тогда, когда он заполняет функциональное место в структуре. Барт не обращает никакого внимания на то, что человек грезит в одиночестве, а живёт социально.
Слова
Рассуждения о смерти автора Барт заканчивает замечанием о двусмысленности слов греческого языка. У каждого слова есть два значения, но человеку открывается только одно из них. Односторонне понятое слово создаёт в отношениях между людьми то, что греки назвали трагическим. Согласно Барту, услышать слово во всей его двусмысленности может только читатель. Почему? Потому что читатель — это языковая машина, вернее склад, где хранятся все до единой цитаты, из которых составляются тексты.
Но двусмысленность слов в греческой трагедии имеет другой смысл — эти слова обращены не к машине, а к человеку, способному к метанойе ума. Греки различали слово-миф и слово-логос. Об этом свидетельствует драма Софокла «Филоктет». Слово-миф никогда не обманывает. Оно всегда истинно и доносится до нас как бы из потустороннего мира. Как логос слово происходит из этого мира, оно земное, посюстороннее. Оно может обманывать и вводить в заблуждение. Двум типам слова соответствует два типа говорения и два типа слушания. Говорить изнутри мифа — значит вещать. Слушать миф — это значит внимать. Слушать слово-логос — это значит слушать ухом, слышать простые человеческие слова. Логос слышат, мифу внимают до тех пор, пока существует Бог, автор и человек. Смерть автора, на мой взгляд, открывает возможность существования читателей с невоспитанным мышлением.
