Литературовед Виктория Швейцер уже больше 30 лет живет в США в городе Амхерст (штат Массачусетс), ведет семинары по русской литературе в одном из частных колледжей. Книга Швейцер «Быт и бытие Марины Цветаевой», увидевшая свет в 1988 году в парижском издательстве «Синтаксис», была переведена на четыре иностранных языка и почти сразу попала в пятерку бестселлеров в жанре
— Расскажите, с чего началось ваше увлечение Цветаевой в годы, когда ее имя практически не упоминалось?
— Да, в школе тогда ее не упоминали, в университете тоже. Но однажды, кажется в 1955 году, поэтесса Зинаида Константиновна Шишова, из группы
— Когда же вы приступили к работе?
— После того, как в 1966 году меня выгнали с должности секретаря в московском отделении Союза писателей за поддержку Андрея Синявского. Тогда я начала писать книгу о Цветаевой. Корней Иванович Чуковский дал мне рекомендацию в издательство. Но там мне любезно ответили: когда нам книга о Цветаевой понадобится, мы о вас вспомним.
— А как родилось название книги?
— «Быт и бытие» — такое название дала Цветаева воспоминаниям своего московского друга — князя Сергея Михайловича Волконского. Мне кажется, что это название очень подходит и для жизнеописания самой Марины Цветаевой, в судьбе которой трагически переплелись быт и высоты духа.
— Почему вы так кратко описали в своей книги последние дни и смерть Марины Цветаевой? Исследователи посвящают целые тома обстоятельствам ее смерти и вопросу о точном местоположении могилы…
— Могилы Цветаевой нет. Когда я ездила в Елабугу 1966, там стоял крест: «В этой стороне кладбища похоронена Марина Цветаева». Его поставила Анастасия Ивановна Цветаева. И это было правильно, потому что больше о могиле ее сестры ничего не известно. А теперь там стоит памятник с надписью: «Марина Цветаева», как будто ее могила найдена. Это бессовестно и бесчестно. Только у дочери Цветаевой есть могила в Тарусе, ни у ее мужа, ни у ее сына, ни у нее самой нет могил, они как бы растворились в пространстве и времени. Анастасия Иванова была очень энергичным человеком и
— У вас есть
— Она меня притягивает не только как поэт, но и как необыкновенная личность. В ней была удивительная цельность и одновременно множество противоречий, несокрушимая внутренняя сила. Многим было трудно в общении с ней. Она была поэтом, но никто на это не делал скидку.
— А вы бы хотели быть знакомой с Цветаевой, если бы жили с ней в одно время?
— Я не решилась бы ей навязывать себя. Обычному человеку очень трудно войти в мир гения и соответствовать ему. С гением трудно общаться на равных. Я была знакома и часто встречалась с Иосифом Бродским. Мы работали с ним в одном отделе, у нас даже был общий кабинет. Он тоже был гений и очень простой в повседневном общении, но на высотах духа за ним поспевать было трудно. Дистанция чувствовалась… Он был человек редкой доброты и совестливости, помогал
— Считается, что все поэтически одаренные люди — эгоцентрики…
— Разве эгоцентрик мог сказать такие слова, как Марина Цветаева о своем сыне: «Он не должен страдать
— Вы прочли книгу Дмитрия Быкова о Пастернаке?
— Нет, она слишком толстая. А что, хорошая книга?
— Хотелось бы ваше мнение узнать. Быков касается вопроса: все ли сделал Пастернак, чтобы помочь Цветаевой…
— Я не хочу судить о Пастернаке, потому что обязательно буду к нему более суровой, чем к Цветаевой.
— Складывается впечатление, что когда началась война, Цветаева впала в панику, поскольку была убеждена в победе Германии.
— Германия вполне могла нас победить, немцы дошли до Москвы — это
— Прошло тридцать лет, как вы уехали в Америку, но до сих пор совершенно правильно говорите
— Я живу в очень маленьком университетском городке, в котором есть один государственный университет на 26 тысяч студентов и три маленьких частных колледжа по две тысячи студентов в каждом. В одном из этих колледжей я преподаю русскую литературу вот уже тридцать лет. Так что говорю
— Существует стереотип, что американское образование хуже российского, а средний американский студент не может найти на географической карте даже собственного государства…
— Ничего подобного. Дураки не смогли бы создать такую потрясающую цивилизацию.
— Говорят, что после 1991 года в Америке резко понизился интерес к русской культуре и литературе. Это так?
— Я могу сказать про наших студентов. Да, на
— Самым русским писателем
— Это миф. Студенты сами предложили сделать с ними курс по Булгакову. И Чехова читают, и Толстого, и даже Пелевина читали недавно, но только не со мной. Сейчас больше интереса, конечно, к восточным языкам: арабскому, китайскому, японскому. В американских колледжах большие возможности для выбора — это к вопросу о том, чье образование лучше.
Беседовали Михаил Бойко и Надежда Загайнова
В сокращении редакции