Вы здесь

Марина Цветаева. Стихи

М.И. Цветаева, Франция, 1939 г. Фото на паспорт перед возвращением на Родину.

                * * *
Руки даны мне — протягивать каждому обе,
Не удержать ни одной, губы — давать имена,
Очи — не видеть, высокие брови над ними —
Нежно дивиться любви и — нежней — нелюбви.

А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,
Безостановочно ходит и ходит в груди,-
Это — кто знает?- не знаю,- быть может,-
должно быть —
Мне загоститься не дать на российской земле!
2 июля 1916

АНДРЕЙ ШЕНЬЕ 

1

Андрей Шенье взошел на эшафот,
А я живу - и это страшный грех.
Есть времена - железные - для всех.
И не певец, кто в порохе - поет.

И не отец, кто с сына у ворот
Дрожа срывает воинский доспех.
Есть времена, где солнце - смертный грех.
Не человек - кто в наши дни живет.

2

Не узнаю в темноте
Руки - свои иль чужие?
Мечется в страшной мечте
Черная Консьержерия.

Руки роняют тетрадь,
Щупают тонкую шею.
Утро крадется как тать.
Я дописать не успею.
1918

* * *

Белизна - угроза Черноте.
Белый храм грозит гробам и грому.
Бледный праведник грозит Содому
Не мечом - а лилией в щите!

Белизна! Нерукотворный круг!
Чан крестильный! Вещие седины!
Червь и чернь узнают Господина
По цветку, цветущему из рук.

Только агнца убоится - волк,
Только ангелу сдается крепость.
Торжество - в подвалах и в вертепах!
И взойдет в Столицу - Белый полк!

7 июля 1918

* * *
Хочешь знать мое богачество?
Скакуну на свете - скачется,
Мертвым - спится, птицам - свищется.

Юным - рыщется да ищется,
Неразумным бабам - плачется.
- Слезный дар - мое богачество!

Май 1918

* * *
Руки, которые не нужны
Милому, служат - Миру.
Горестным званьем Мирской Жены
Нас увенчала Лира.

Много незваных на царский пир.
Надо им спеть на ужин!
Милый не вечен, но вечен - Мир.
Не понапрасну служим.

6 июля 1918

* * *
Не самозванка - я пришла домой,
Не самозванка - я пришла домой,
И не служанка - мне не надо хлеба.
Я - страсть твоя, воскресный отдых твой,
Твой день седьмой, твое седьмое небо.

Там на земле мне подавали грош
И жерновов навешали на шею.
- Возлюбленный! - Ужель не узнаешь?
Я ласточка твоя - Психея!

Апрель 1918

* * *
На тебе, ласковый мой, лохмотья,
На тебе, ласковый мой, лохмотья,
Бывшие некогда нежной плотью.
Всю истрепала, изорвала, -
Только осталось что два крыла.

Одень меня в свое великолепье,
Помилуй и спаси.
А бедные истлевшие отрепья
Ты в ризницу снеси.

13 мая 1918

* * *
Я - страница твоему перу.
Все приму. Я белая страница.
Я - хранитель твоему добру:
Возращу и возвращу сторицей.

Я - деревня, черная земля.
Ты мне - луч и дождевая влага.
Ты - Господь и Господин, а я -
Чернозем - и белая бумага!

10 июля 1918

* * *
В черном небе слова начертаны -
И ослепли глаза прекрасные...
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.

В поте - пишущий, в поте пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Легкий огнь, над кудрями пляшущий, -
Дуновение - Вдохновения!

14 мая 1918

* * *
Страстный стон, смертный стон,
А над стонами - сон.
Всем престолам - престол,
Всем законам - закон.

Где пустырь - поле ржи,
Реки с синей водой...
Только веки смежи,
Человек молодой!

В жилах - мед. Кто идет?
Это - он, это - сон -
Он уймет, он отрет
Страстный пот, смертный пот.

24 апреля 1918

* * *
Мой день беспутен и нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,

В иголку продеваю - луч,
Грабителю вручаю - ключ,
Белилами румяню бледность.

Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,

Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья -
Над днем без славы и без толку.

27 июля 1918

* * *
Бог - прав
Бог - прав
Тлением трав,
Сухостью рек,
Воплем калек,

Вором и гадом,
Мором и гладом,
Срамом и смрадом,
Громом и градом.

Попранным Словом.
Проклятым годом.
Пленом царевым.
Вставшим народом.

12 мая 1918

(NB! Очевидно, нужно понять: Бог все-таки прав, прав - вопреки).

* * *
Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.
А так: руки скрестить - тихонько плыть
Глазами по пустому небосклону.
Ни за свободу я - ни против оной
- О, Господи! - не шевельну перстом.
…Я не дышать хочу - руки крестом!

Декабрь 1919

ПРОБУЖДЕНЬЕ

Холодно в мире! Постель
Осенью кажется раем.
Ветром колеблется хмель,
Треплется хмель над сараем;
Дождь повторяет: кап-кап,
Льется и льется на дворик...
Свет из окошка - так слаб!
Детскому сердцу - так горек!
Братец в раздумий трет
Сонные глазки ручонкой:
Бедный разбужен! Черед
За баловницей сестренкой.
Мыльная губка и таз
В темном углу - наготове.
Холодно! Кукла без глаз
Мрачно нахмурила брови:
Куколке солнышка жаль!
В зале - дрожащие звуки...
Это тихонько рояль
Тронули мамины руки.

ХВАЛА ВРЕМЕНИ

Вере Аренской

Беженская мостовая!
Гикнуло - и понеслось
Опрометями колес.
Время! Я не поспеваю.

В летописях и в лобзаньях
Пойманное... но песка
Струечкою шелестя...
Время, ты меня обманешь!

Стрелками часов, морщин
Рытвинами - и Америк
Новшествами... - Пуст кувшин! -
Время, ты меня обмеришь!

Время, ты меня предашь!
Блудною женой - обнову
Выронишь... - "Хоть час да наш!"

- Поезда с тобой иного
Следования!.. -

Ибо мимо родилась
Времени! Вотще и всуе
Ратуешь! Калиф на час:
Время! Я тебя миную.
1923

РАЗГОВОР С ГЕНИЕМ

Глыбами — лбу
Лавры похвал.
«Петь не могу!»
 — «Будешь!»- «Пропал,

(На толокно
Переводи!)
Как молоко —
Звук из груди.

Пусто. Суха.
В полную веснь —
Чувство сука».
 — «Старая песнь!

Брось, не морочь!»
«Лучше мне впредь —
Камень толочь!»
 — «Тут-то и петь!»

«Что я, снегирь,
Чтоб день-деньской
Петь?»
 — «Не моги,
Пташка, а пой!

На зло врагу!»
«Коли двух строк
Свесть не могу?»
 — «Кто когда — мог?!»

«Пытка!» — «Терпи!»
«Скошенный луг —
Глотка!» — «Хрипи:
Тоже ведь — звук!»

«Львов, а не жен
Дело». — «Детей:
Распотрошен —
Пел же — Орфей!»

«Так и в гробу?»
 — «И под доской».
«Петь не могу!»
 — «Это воспой!»
Медон, 4 июня 1928

           * * *
В синее небо ширя глаза —
Как восклицаешь:- Будет гроза!

На проходимца вскинувши бровь —
Как восклицаешь:- Будет любовь!

Сквозь равнодушья серые мхи —
Так восклицаю:- Будут стихи!
1936

           * * *
Люблю — но мука еще жива.
Найди баюкающие слова:

Дождливые, — расточившие все
Сам выдумай, чтобы в их листве

Дождь слышался: то не цеп о сноп:
Дождь в крышу бьет: чтобы мне на лоб,

На гроб стекал, чтобы лоб — светал,
Озноб — стихал, чтобы кто-то спал

И спал…
Сквозь скважины, говорят,
Вода просачивается. В ряд
Лежат, не жалуются, а ждут
Незнаемого. (Меня — сожгут).

Баюкай же — но прошу, будь друг:
Не буквами, а каютой рук:

Уютами…
24 сентября 1923

          * * *
Русской ржи от меня поклон,
Полю, где баба застится…
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи на сердце…

Ты в погудке дождей и бед —
То ж, что Гомер в гекзаметре.
Дай мне руку — на весь тот свет!
Здесь мои — обе заняты.

         * * *
Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи…
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!

Словно во ржи лежишь: звон, синь…
(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал
Бормот — сквозь жимолость — ста жил…
Радуйся же! - Звал!

И не кори меня, друг, столь
Заворожимы у нас, тел,
Души — что вот уже: лбом в сон.
Ибо — зачем пел?

В белую книгу твоих тишизн,
В дикую глину твоих «да» —
Тихо склоняю облом лба:
Ибо ладонь — жизнь.
8 июля 1922

ЕЩЕ МОЛИТВА

И опять пред Тобой я склоняю колени,
В отдаленье завидев Твой звездный венец.
Дай понять мне, Христос, что не все только тени
Дай не тень мне обнять, наконец!

Я измучена этими длинными днями
Без заботы, без цели, всегда в полумгле…
Можно тени любить, но живут ли тенями
Восемнадцати лет на земле?

И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!
Расцвести всей душой бы ликующей, всей!
Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали?
Кроме мертвых, ведь нету друзей?

Ведь от века зажженные верой иною
Укрывались от мира в безлюдье пустынь?
Нет, не надо улыбок, добытых ценою
Осквернения высших святынь.

Мне не надо блаженства ценой унижений.
Мне не надо любви! Я грущу — не о ней.
Дай мне душу, Спаситель, отдать — только тени
В тихом царстве любимых теней.
Осень 1910, Москва

ТОЛЬКО ДЕВОЧКА

Я только девочка. Мой долг
До брачного венца
Не забывать, что всюду — волк
И помнить: я — овца.

Мечтать о замке золотом,
Качать, кружить, трясти
Сначала куклу, а потом
Не куклу, а почти.

В моей руке не быть мечу,
Не зазвенеть струне.
Я только девочка,- молчу.
Ах, если бы и мне

Взглянув на звезды знать, что там
И мне звезда зажглась
И улыбаться всем глазам,
Не опуская глаз!
1909–1910

* * *
Радость всех невинных глаз,
— Всем на диво! —
В этот мир я родилась —
Быть счастливой!
Нежной до потери сил,
. . .
Только памятью смутил
Бог — богиню.
Помню ленточки на всех
Детских шляпах,
Каждый прозвеневший смех,
Каждый запах.
Каждый парус вдалеке
Жив — на муку.
Каждую в своей руке
Помню руку.
Каждое на ней кольцо
— Если б знали! —
Помню каждое лицо
На вокзале.
Все прощанья у ворот.
Все однажды...
Не поцеловавший рот —
Помню — каждый!
Все людские имена,
Все собачьи...
— Я по-своему верна,
Не иначе.
3 декабря 1914

         * * *
Идите же! — Мой голос нем
И тщетны все слова.
Я знаю, что ни перед кем
Не буду я права.

Я знаю: в этой битве пасть
Не мне, прелестный трус!
Но, милый юноша, за власть
Я в мире не борюсь.

И не оспаривает Вас
Высокородный стих.
Вы можете — из-за других —
Моих не видеть глаз,

Не слепнуть на моем огне,
Моих не чуять сил…
Какого демона во мне
Ты в вечность упустил!

Но помните, что будет суд,
Разящий, как стрела,
Когда над головой блеснут
Два пламенных крыла.
11 июля 1913

        * * *
Вы, идущие мимо меня
К не моим и сомнительным чарам, —
Если б знали вы, сколько огня,
Сколько жизни, растраченной даром,

И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох…
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох.

О, летящие в ночь поезда,
Уносящие сон на вокзале…
Впрочем, знаю я, что и тогда
Не узнали бы вы — если б знали —

Почему мои речи резки
В вечном дыме моей папиросы,-
Сколько темной и грозной тоски
В голове моей светловолосой.
17 мая 1913

         * * *
Посвящаю эти строки
Тем, кто мне устроит гроб.
Приоткроют мой высокий,
Ненавистный лоб.

Измененная без нужды,
С венчиком на лбу,-
Собственному сердцу чуждой
Буду я в гробу.

Не увидят на лице:
«Все мне слышно! Все мне видно!
Мне в гробу еще обидно
Быть как все».

В платье белоснежном — с детства
Нелюбимый цвет!-
Лягу — с кем-то по соседству?-
До скончанья лет.

Слушайте!- Я не приемлю!
Это — западня!
Не меня опустят в землю,
Не меня.

Знаю!- Все сгорит дотла!
И не приютит могила
Ничего, что я любила,
Чем жила.
Весна 1913, Москва

КОМЕДЬЯНТ 

- Посвящение -

- Комедьянту, игравшему Ангела, -

или Ангелу, игравшему Комедьянта -

не все равно ли, раз - Вашей милостью -

я, вместо снежной повинности Москвы

19 года несла - нежную.

1

Я помню ночь на склоне ноября.

Туман и дождь. При свете фонаря

Ваш нежный лик - сомнительный и странный,

По - диккенсовски - тусклый и туманный,

Знобящий грудь, как зимние моря...

- Ваш нежный лик при свете фонаря.
 

И ветер дул, и лестница вилась...

От Ваших губ не отрывая глаз,

Полусмеясь, свивая пальцы в узел,

Стояла я, как маленькая Муза,

Невинная - как самый поздний час...

И ветер дул и лестница вилась.
 

А на меня из - под усталых вежд

Струился сонм сомнительных надежд.

- Затронув губы, взор змеился мимо... -

Так серафим, томимый и хранимый

Таинственною святостью одежд,

Прельщает Мир - из - под усталых вежд.
 

Сегодня снова диккенсова ночь.

И тоже дождь, и так же не помочь

Ни мне, ни Вам, - и так же хлещут трубы,

И лестница летит... И те же губы...

И тот же шаг, уже спешащий прочь -

Туда - куда - то - в диккенсову ночь. 

2 ноября 1918
 

Мало ли запястий

Плелось, вилось?

Что тебе запястье

Мое - далось?
 

Всё кругом да около -

Что кот с мышом!

Нет, - очами, сокол мой,

Глядят - не ртом! 

19 ноября 1918 

Не любовь, а лихорадка!

Легкий бой лукав и лжив.

Нынче тошно, завтра сладко,

Нынче помер, завтра жив.
 

Бой кипит. Смешно обоим:

Как умен - и как умна!

Героиней и героем

Я равно обольщена.
 

Жезл пастуший - или шпага?

Зритель, бой - или гавот?

Шаг вперед - назад три шага,

Шаг назад - и три вперед.
 

Рот как мед, в очах доверье,

Но уже взлетает бровь.

Не любовь, а лицемерье,

Лицедейство - не любовь!
 

И итогом этих (в скобках -

Несодеянных!) грехов -

Будет легонькая стопка

Восхитительных стихов. 

20 ноября 1918 

Концами шали

Вяжу печаль твою.

И вот - без шали -

На площадях пою.
 

Снято проклятие!

Я госпожа тебе! 

20 ноября 1918

Дружить со мной нельзя, любить меня - не можно!

Прекрасные глаза, глядите осторожно!
 

Баркасу должно плыть, а мельнице - вертеться.

Тебе ль остановить кружащееся сердце?
 

Порукою тетрадь - не выйдешь господином!

Пристало ли вздыхать над действом комедийным?
 

Любовный крест тяжел - и мы его не тронем.

Вчерашний день прошел - и мы его схороним. 

20 ноября 1918 

Волосы я - или воздух целую?

Веки - иль веянье ветра над ними?

Губы - иль вздох под губами моими?

Не распознаю и не расколдую.
 

Знаю лишь: целой блаженной эпохой,

Царственным эпосом - струнным и страшным -

Приостановится...

Это короткое облачко вздоха.
 

Друг! Всё пройдет на земле, - аллилуйя!

Вы и любовь, - и ничто не воскреснет.

Но сохранит моя темная песня -

Голос и волосы: струны и струи. 

22 ноября 1918 

Не успокоюсь, пока не увижу.

Не успокоюсь, пока не услышу.

Вашего взора пока не увижу,

Вашего слова пока не услышу.
 

Что - то не сходится - самая малость!

Кто мне в задаче исправит ошибку?

Солоно - солоно сердцу досталась

Сладкая - сладкая Ваша улыбка!
 

- Баба! - мне внуки на урне напишут.

И повторяю - упрямо и слабо:

Не успокоюсь, пока не увижу,

Не успокоюсь, пока не услышу. 

23 ноября 1918 

Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.

- Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! -

Сказать еще? - Златого утра краше!

Сказать еще? - Один во всей вселенной!

Самой Любви младой военнопленный,

Рукой Челлини ваянная чаша.
 

Друг, разрешите мне на лад старинный

Сказать любовь, нежнейшую на свете.

Я Вас люблю. - В камине воет ветер.

Облокотясь - уставясь в жар каминный -

Я Вас люблю. Моя любовь невинна.

Я говорю, как маленькие дети.
 

Друг! Всё пройдет! Виски в ладонях сжаты,

Жизнь разожмет! - Младой военнопленный,

Любовь отпустит вас, но - вдохновенный -

Всем пророкочет голос мой крылатый -

О том, что жили на земле когда - то

Вы - столь забывчивый, сколь незабвенный! 

25 ноября 1918 

Короткий смешок,

Открывающий зубы,

И легкая наглость прищуренных глаз.

- Люблю Вас! - Люблю Ваши зубы и губы,

(Все это Вам сказано - тысячу раз!)
 

Еще полюбить я успела - постойте! -

Мне помнится: руки у Вас хороши!

В долгу не останусь, за всё - успокойтесь -

Воздам неразменной деньгою души.

Посмейтесь! Пусть нынешней ночью приснятся

Мне впадины чуть - улыбнувшихся щек.

Но даром - не надо! Давайте меняться:

Червонец за грошик: смешок - за стишок! 

27 ноября 1918 

10 

На смех и на зло:

Здравому смыслу,

Ясному солнцу,

Белому снегу -
 

Я полюбила:

Мутную полночь,

Льстивую флейту,

Праздные мысли.
 

Этому сердцу

Родина - Спарта.

Помнишь лисёнка,

Сердце спартанца?
 

- Легче лисёнка

Скрыть под одеждой,

Чем утаить вас,

Ревность и нежность! 

1 декабря 1918 

11 

Мне тебя уже не надо,

Милый - и не оттого что

С первой почтой - не писал.
 

И не оттого что эти

Строки, писанные с грустью,

Будешь разбирать - смеясь.
 

(Писанные мной одною -

Одному тебе! - впервые! -

Расколдуешь - не один.)
 

И не оттого что кудри

До щеки коснутся - мастер

Я сама читать вдвоем! -
 

И не оттого что вместе

- Над неясностью заглавных!

Вы вздохнете, наклонясь.
 

И не оттого что дружно

Веки вдруг смежатся - труден

Почерк, - да к тому - стихи!
 

Нет, дружочек! - Это проще,

Это пуще, чем досада:
 

Мне тебя уже не надо -

Оттого что - оттого что -

Мне тебя уже не надо! 

3 декабря 1918 

12 

Розовый рот и бобровый ворот -

Вот лицедеи любовной ночи.

Третьим была - Любовь.
 

Рот улыбался легко и нагло.

Ворот кичился бобровым мехом.

Молча ждала Любовь. 

13 

Сядешь в кресла, полон лени.

Встану рядом на колени,

Без дальнейших повелений.
 

С сонных кресел свесишь руку.

Подыму ее без звука,

С перстеньком китайским - руку.
 

Перстенек начищен мелом.

- Счастлив ты? - Мне нету дела!

Так любовь моя велела. 

5 декабря 1918 

14 

Ваш нежный рот - сплошное целованье...

- И это всё, и я совсем как нищий.

Кто я теперь? - Единая? - Нет, тыща!

Завоеватель? - Нет, завоеванье!
 

Любовь ли это - или любованье,

Пера причуда - иль первопричина,

Томленье ли по ангельскому чину -

Иль чуточку притворства - по призванью.
 

- Души печаль, очей очарованье,

Пера ли росчерк - ах! - не всё равно ли,

Как назовут сие уста - доколе

Ваш нежный рот - сплошное целованье! 

Декабрь 1918 

15 

"Поцелуйте дочку!"

Вот и всё. - Как скупо! -

Быть несчастной - глупо.

Значит, ставим точку.
 

Был у Вас бы малый

Мальчик, сын единый -

Я бы Вам сказала:

"Поцелуйте сына!" 

16 

Это и много и мало.

Это и просто и темно.

Та, что была вероломной,

За вечер - верная стала.
 

Белой монашкою скромной,

- Парой опущенных глаз. -

Та, что была неуемной,

За вечер вдруг унялась. 

Начало января 1919 

17 

Бренные губы и бренные руки

Слепо разрушили вечность мою.

С вечной Душою своею в разлуке -

Бренные губы и руки пою.
 

Рокот божественной вечности - глуше.

Только порою, в предутренний час -

С темного неба - таинственный глас:

- Женщина! - Вспомни бессмертную душу! 

Конец декабря 1918 

18 

Не поцеловали - приложились.

Не проговорили - продохнули.

Может быть - Вы на земле не жили,

Может быть - висел лишь плащ на стуле.
 

Может быть - давно под камнем плоским

Успокоился Ваш нежный возраст.

Я себя почувствовала воском:

Маленькой покойницею в розах.
 

Руку на сердце кладу - не бьется.

Так легко без счастья, без страданья!

- Так прошло - что у людей зовется -

На миру - любовное свиданье. 

Начало января 1919 

19 

Друзья мои! Родное триединство!

Роднее чем в родстве!
 

Друзья мои в советской - якобинской -

Маратовой Москве!
 

С вас начинаю, пылкий Антокольский,

Любимец хладных Муз,

Запомнивший лишь то, что - панны польской

Я именем зовусь.
 

И этого - виновен холод братский,

И сеть иных помех! -

И этого не помнящий - Завадский!

Памятнейший из всех!
 

И, наконец - герой меж лицедеев -

От слова бытиё

Все имена забывший - Алексеев!

Забывший и свое!
 

И, упражняясь в старческом искусстве

Скрывать себя, как черный бриллиант,

Я слушаю вас с нежностью и грустью,

Как древняя Сивилла - и Жорж Занд. 

13 января 1919 

20 

В ушах два свиста: шелка и метели!

Бьется душа - и дышит кровь.

Мы получили то, чего хотели:

Вы - мой восторг - до снеговой постели,

Я - Вашу смертную любовь. 

27 января 1919 

21 

Шампанское вероломно,

А всё ж наливай и пей!

Без розовых без цепей

Наспишься в могиле темной!
 

Ты мне не жених, не муж,

Твоя голова в тумане...

А вечно одну и ту ж -

Пусть любит герой в романе! 

22 

Скучают после кутежа.

А я как веселюсь - не чаешь!

Ты - господин, я - госпожа,

А главное - как ты, такая ж!
 

Не обманись! Ты знаешь сам

По злому холодку в гортани,

Что я была твоим устам -

Лишь пеною с холмов Шампани!
 

Есть золотые кутежи.

И этот мой кутеж оправдан:

Шампанское любовной лжи -

Без патоки любовной правды! 

23 

Солнце - одно, а шагает по всем городам.

Солнце - мое. Я его никому не отдам.
 

Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. - Никому. -

Никогда!

Пусть погибают в бессменной ночи города!
 

В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!

Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!
 

В вечную ночь пропадет - погонюсь по следам...

Солнце мое! Я тебя никому не отдам! 

Февраль 1919 

24 

Да здравствует черный туз!

Да здравствует сей союз

Тщеславья и вероломства!

На темных мостах знакомства,

Вдоль всех фонарей - любовь!
 

Я лживую кровь свою

Пою - в вероломных жилах.

За всех вероломных милых

Грядущих своих - я пью!
 

Да здравствует комедьянт!

Да здравствует красный бант

В моих волосах веселых!

Да здравствуют дети в школах,

Что вырастут - пуще нас!
 

И, юности на краю,

Под тенью cухих смоковниц -

За всех роковых любовниц

Грядущих твоих - я пью! 

Москва, март 1919 

25 

Сам Черт изъявил мне милость!

Пока я в полночный час

На красные губы льстилась -

Там красная кровь лилась.
 

Пока легион гигантов

Редел на донском песке,

Я с бандой комедиантов

Браталась в чумной Москве.
 

Хребет вероломства - гибок.

О, сколько их шло на зов

...... моих улыбок

...... моих стихов.
 

Чтоб Совесть не жгла под шалью

Сам Черт мне вставал помочь.

Ни утра, ни дня - сплошная

Шальная, чумная ночь.
 

И только порой, в тумане,

Клонясь, как речной тростник,

Над женщиной плакал - Ангел

О том, что забыла - Лик. 

Март 1919 

* * * 

Я Вас люблю всю жизнь и каждый день,

Вы надо мною, как большая тень,

Как древний дым полярных деревень.
 

Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.

Но мне не надо Ваших губ и глаз.

Всё началось - и кончилось - без Вас.
 

Я что - то помню: звонкая дуга,

Огромный ворот, чистые снега,

Унизанные звездами рога...
 

И от рогов - в полнебосвода - тень...

И древний дым полярных деревень...

- Я поняла: Вы северный олень. 

7 декабря 1918 

П. АНТОКОЛЬСКОМУ 

Дарю тебе железное кольцо:

Бессонницу - восторг - и безнадежность.

Чтоб не глядел ты девушкам в лицо,

Чтоб позабыл ты даже слово - нежность.
 

Чтоб голову свою в шальных кудрях

Как пенный кубок возносил в пространство,

Чтоб обратило в угль - и в пепл - и в прах

Тебя - сие железное убранство.
 

Когда ж к твоим пророческим кудрям

Сама Любовь приникнет красным углем,

Тогда молчи и прижимай к губам

Железное кольцо на пальце смуглом.
 

Вот талисман тебе от красных губ,

Вот первое звено в твоей кольчуге, -

Чтоб в буре дней стоял один - как дуб,

Один - как Бог в своем железном круге! 

Март 1919 

* * * 

О нет, не узнает никто из вас

- Не сможет и не захочет! -

Как страстная совесть в бессонный час

Мне жизнь молодую точит!
 

Как душит подушкой, как бьет в набат,

Как шепчет все то же слово...

- В какой обратился треклятый ад

Мой глупый грешок грошовый! 

Март 1919 

* * *
Цветок к груди приколот,
Кто приколол - не помню.
Ненасытим мой голод
На грусть, на страсть, на смерть.

…Виолончелью, скрипом
Дверей и звоном рюмок,
И лязгом шпор, и криком
Вечерних поездов,

Выстрелом на охоте
И бубенцами троек -
Зовете вы, зовете
Нелюбленные мной!

Но есть еще услада:
Я жду того, кто первый
Поймет меня, как надо -
И выстрелит в упор.

22 октября 1915

ПАМЯТИ А. А. СТАХОВИЧА 

А Dieu - mon ame,

Mon corps - au Roy,

Моn coeur - aux Dames,

L'honneur - pour moi.*

Не от запертых на семь замков пекарен

И не от заледенелых печек -

Барским шагом - распрямляя плечи -

Ты сошел в могилу, русский барин!
 

Старый мир пылал. Судьба свершалась.

- Дворянин, дорогу - дровосеку!**

Чернь цвела... А вблизь тебя дышалось

Воздухом Осьмнадцатого Века.
 

И пока, с дворцов срывая крыши,

Чернь рвалась к добыче вожделенной -

Вы bon ton, maintien, tenue*** - мальчишек

Обучали - под разгром вселенной!
 

Вы не вышли к черни с хлебом - солью,

И скрестились - от дворянской скуки! -

В черном царстве трудовых мозолей -

Ваши восхитительные руки. 

Москва, март 1919
 

(NB! Даже труд может быть - отвратителен:

даже - чужой! если он

навязан и в славословие - вменен.

МЦ - тогда и всегда.)

-----------------

* Господу - мою душу,

Тело мое - королю,

Сердце - прекрасным дамам"

Честь - себе самому (фр.).

** NB! Если бы дровосеку! (примеч. М. Цветаевой)

*** Правила хорошего тона, осанка (фр.) 

Высокой горести моей -

Смиренные следы:

На синей варежке моей -

Две восковых слезы.
 

В продрогшей церковке - мороз,

Пар от дыханья - густ.

И с синим ладаном слилось

Дыханье наших уст.
 

Отметили ли Вы, дружок,

- Смиреннее всего -

Среди других дымков - дымок

Дыханья моего?
 

Безукоризненностью рук

Во всем родном краю

Прославленный - простите, друг,

Что в варежках стою!
Март 1919 

Пустыней Девичьего Поля

Бреду за ныряющим гробом.

Сугробы - ухабы - сугробы.

Москва, - Девятнадцатый год. -
 

В гробу - несравненные руки,

Скрестившиеся самовольно,

И сердце - высокою жизнью

Купившее право - не жить.
 

Какая печальная свита!

Распутицу - холод - и голод

Последним почетным эскортом

Тебе отрядила Москва.
 

Кто помер? - С дороги, товарищ!

Не вашего разума дело:

- Исконный - высокого рода -

Высокой души - дворянин.
 

Пустыней Девичьего Поля

. . . . . .

Молюсь за блаженную встречу

В тепле Елисейских Полей! 

Март 1919 

Елисейские Поля: ты да я.

И под нами - огневая земля.

.......и лужи морские

- И родная, роковая Россия,

Где покоится наш нищенский прах

На кладбищенских Девичьих Полях.
 

Вот и свиделись! - А воздух каков! -

Есть же страны без мешков и штыков!

В мир, где "Равенство!" вопят даже дети,

Опоздавшие на дважды столетье, -

Там маячили - дворянская спесь! -

Мы такими же тенями, как здесь.
 

Что Россия нам? - черны купола!

Так, заложниками бросив тела,

Ненасытному червю - черни черной,

Нежно встретились: Поэт и Придворный.

Два посмешища в державе снегов,

Боги - в сонме королей и Богов! 

Март 1919 

ПОСЫЛКА К МАЛЕНЬКОЙ СИГАРЕРЕ 

Не ждет, не ждет мой кучер нанятый,

Торопит ветер - господин.

Я принесла тебе для памяти

Еще подарочек один. 

1919 

СТИХИ К СОНЕЧКЕ 

Кто покинут - пусть поет!

Сердце - пой!

Нынче мой - румяный рот,

Завтра - твой.
 

Ах, у розы - красоты

Все - друзья!

Много нас - таких, как ты

И как я.
 

Друг у друга вырывать

Розу - цвет -

Можно розу разорвать:

Хуже нет!
 

Чем за розовый за рот

Воевать -

Лучше мальчика в черед

Целовать!
 

Сто подружек у дружка:

Все мы тут.

На, люби его - пока

Не возьмут. 

21 апреля 1919 

Пел в лесочке птенчик,

Под окном - шарманщик:

- Обманщик, изменщик,

Изменщик, обманщик!
 

Подпевали хором

Черти из бочонка:

- Всю тебя, девчонка,

За копейку продал!
 

А коровки в травке:

- Завела аму - уры!

В подворотне - шавки:

- Урры, урры, дура!
 

Вздумала топиться -

Бабка с бородою:

- Ничего, девица!

Унесет водою!
 

Расчеши волосья,

Ясны очи вымой.

Один милый бросил,

А другой - подымет! 

В мое окошко дождь стучится.

Скрипит рабочий над станком.

Была я уличной певицей,

А ты был княжеским сынком.
 

Я пела про судьбу - злодейку,

И с раззолоченных перил

Ты мне не руль и не копейку, -

Ты мне улыбку подарил.
 

Но старый князь узнал затею:

Сорвал он с сына ордена

И повелел слуге - лакею

Прогнать девчонку со двора.
 

И напилась же я в ту ночку!

Зато в блаженном мире - том -

Была я - княжескою дочкой,

А ты был уличным певцом! 

24 апреля 1919 

Заря малиновые полосы

Разбрасывает на снегу,

А я пою нежнейшим голосом

Любезной девушки судьбу.
 

О том, как редкостным растением

Цвела в светлейшей из теплиц:

В высокосветском заведении

Для благороднейших девиц.
 

Как белым личиком в передничек

Ныряла от словца "жених";

И как перед самим Наследником

На выпуске читала стих,
 

И как чужих сирот - проказников

Водила в храм и на бульвар,

И как потом домой на праздники

Приехал первенец - гусар.
 

Гусар! - Еще не кончив с куклами,

- Ах! - в люльке мы гусара ждем!

О, дом вверх дном! Букварь - вниз буквами!

Давайте дух переведем!
 

Посмотрим, как невинно - розовый

Цветок сажает на фаянс.

Проверим три старинных козыря:

Пасьянс - романс - и контраданс.
 

Во всей девчонке - ни кровиночки...

Вся, как косыночка, бела.

Махнула белою косыночкой,

Султаном помахал с седла.
 

И как потом к старухе чопорной

Свалилась под ноги, как сноп,

И как сам граф, ногами топая,

Ее с крыльца спустил в сугроб...
 

И как потом со свертком капельным

- Отцу ненадобным дитём! -

В царевом доме Воспитательном

Прощалася... И как - потом -
 

Предавши розовое личико

Пустоголовым мотылькам,

Служило бедное девичество

Его Величества полкам...
 

И как художникам - безбожникам

В долг одолжала красоту,

И как потом с вором - острожником

Толк заводила на мосту...
 

И как рыбак на дальнем взмории

Нашел двух туфелек следы...

Вот вам старинная история,

А мне за песню - две слезы. 

Апрель 1919 

От лихой любовной думки

Как уеду по чугунке -

Распыхтится паровоз,
 

И под гул его угрюмый

Буду думать, буду думать,

Что сам Черт меня унес.
 

От твоих улыбок сладких,

И от рук твоих в перчатках,

И от лика твоего -
 

И от слов твоих шумящих,

И от ног твоих, спешащих

Мимо дома моего.
 

Ты прощай, злодей - прельститель,

Вы, холмы мои, простите

Над.............................. Москвой, -
 

Что Москва! Черт с ней, с Москвою!

Черт с Москвою, черт со мною, -

И сам Свет - Христос с собой!
 

Лейтесь, лейтесь, слезы, лейтесь,

Вейтесь, вейтесь, рельсы, вейтесь,

Ты гуди, чугун, гуди...
 

Может, горькую судьбину

Позабуду на чужбине

На другой какой груди. 

- Ты расскажи нам про весну! -

Старухе внуки говорят.

Но, головою покачав,

Старуха отвечала так:

- Грешна весна,

Страшна весна.
 

- Так расскажи нам про Любовь!

Ей внук поет, что краше всех.

Но, очи устремив в огонь,

Старуха отвечала: - Ох!

Грешна Любовь,

Страшна Любовь!
 

И долго - долго на заре

Невинность пела во дворе:

- Грешна любовь,

Страшна любовь... 

Маленькая сигарера!

Смех и танец всей Севильи!

Что тебе в том длинном, длинном

Чужестранце длинноногом?
 

Оттого, что ноги длинны, -

Не суди: приходит первым!

И у цапли ноги - длинны:

Всё на том же на болоте!
 

Невидаль, что белорук он!

И у кошки ручки - белы.

Оттого, что белы ручки, -

Не суди: ласкает лучше!
 

Невидаль - что белокур он!

И у пены - кудри белы,

И у дыма- кудри белы,

И у куры - перья белы!
 

Берегись того, кто утром

Подымается без песен,

Берегись того, кто трезвым

- Как капель - ко сну отходит,
 

Кто от солнца и от женщин

Прячется в собор и в погреб,

Как ножа бежит - загару,

Как чумы бежит - улыбки.
 

Стыд и скромность, сигарера,

Украшенье для девицы,

Украшенье для девицы,

Посрамленье для мужчины.
 

Кто приятелям не должен -

Тот навряд ли щедр к подругам.

Кто к жидам не знал дороги -

Сам жидом под старость станет.
 

Посему, малютка - сердце,

Маленькая сигарера,

Ты иного приложенья

Поищи для красных губок.
 

Губки красные - что розы:

Нынче пышут, завтра вянут,

Жалко их - на привиденье,

И живой души - на камень. 

Москва - Ванв, 1919 - 1937 

Твои руки черны от загару,

Твои ногти светлее стекла...

- Сигарера! Скрути мне сигару,

Чтобы дымом любовь изошла.
 

Скажут люди, идущие мимо:

- Что с глазами - то? Свет, что ль, не мил?

А я тихо отвечу: - От дыму.

Я девчонку свою продымил! 

Весна 1919 

Не сердись, мой Ангел Божий,

Если правда выйдет ложью.

Встречный ветер не допрашивают,

Правды с соловья не спрашивают. 

1919 

10 

Ландыш, ландыш белоснежный,

Розан аленький!

Каждый говорил ей нежно:

"Моя маленькая!"
 

- Ликом - чистая иконка,

Пеньем - пеночка... -

И качал ее тихонько

На коленочках.
 

Ходит вправо, ходит влево

Божий маятник.

И кончалось всё припевом:

"Моя маленькая!"
 

Божьи думы нерушимы,

Путь - указанный.

Маленьким не быть большими,

Вольным - связанными.
 

И предстал - в кого не целят

Девки - пальчиком:

Божий ангел встал с постели -

Вслед за мальчиком.
 

- Будешь цвесть под райским древом,

Розан аленький! -

Так и кончилась с припевом:

"Моя маленькая!" 

16 июня 1919 

<11> 

На коленях у всех посидела

И у всех на груди полежало.

Всё до страсти она обожала

И такими глазами глядела,

Что сам Бог в небесах. 

16 июня 1919 

АЛЕ 

В шитой серебром рубашечке,

- Грудь как звездами унизана! -

Голова - цветочной чашечкой

Из серебряного выреза.
 

Очи - два пустынных озера,

Два Господних откровения -

На лице, туманно - розовом

От Войны и Вдохновения.
 

Ангел - ничего - всё! - знающий,

Плоть - былинкою довольная,

Ты отца напоминаешь мне -

Тоже Ангела и Воина.
 

Может - всё мое достоинство -

За руку с тобою странствовать.

- Помолись о нашем Воинстве

Завтра утром, на Казанскую! 

18 июля 1919 

* * * 

Ты думаешь: очередной обман!

Одна к одной, как солдатье в казармах!

Что из того, что ни следа румян

На розовых устах высокопарных, -

Все та же смерть из розовых семян!

Ты думаешь: очередной обман!
 

И думаете Вы еще: зачем

В мое окно стучаться светлым перстнем?

Ты любишь самозванцев - где мой Кремль?

Давным - давно любовный ход мой крестный

Окончен. Дом мой темен, глух и нем.

И семь печатей спят на сердце сем.
 

И думаешь: сиротскую суму

Ты для того надела в год сиротский,

Чтоб разносить любовную чуму

По всем домам, чтоб утверждать господство

На каждом........ Черт в моем дому!

- И отвечаю я: - Быть по сему!
Июль 1919 

БАБУШКА 

Когда я буду бабушкой -

Годов через десяточек -

Причудницей, забавницей, -

Вихрь с головы до пяточек!
 

И внук - кудряш - Егорушка

Взревет: "Давай ружье!"

Я брошу лист и перышко -

Сокровище мое!
 

Мать всплачет: "Год три месяца,

А уж, гляди, как зол!"

А я скажу: "Пусть бесится!

Знать, в бабушку пошел!"
 

Егор, моя утробушка!

Егор, ребро от ребрышка!

Егорушка, Егорушка,

Егорий - свет - храбрец!
 

Когда я буду бабушкой -

Седой каргою с трубкою! -

И внучка, в полночь крадучись,

Шепнет, взметнувши юбками:
 

"Кого, скажите, бабушка,

Мне взять из семерых?" -

Я опрокину лавочку,

Я закружусь, как вихрь.
 

Мать: "Ни стыда, ни совести!

И в гроб пойдет пляша!"

А я - то: "На здоровьице!

Знать, в бабушку пошла!"
 

Кто ходок в пляске рыночной -

Тот лих и на перинушке, -

Маринушка, Маринушка,

Марина - синь - моря!
 

"А целовалась, бабушка,

Голубушка, со сколькими?"

- "Я дань платила песнями,

Я дань взымала кольцами.
 

Ни ночки даром проспанной:

Всё в райском во саду!"

- "А как же, бабка, Господу

Предстанешь на суду?"
 

"Свистят скворцы в скворешнице,

Весна - то - глянь! - бела...

Скажу: - Родимый, - грешница!

Счастливая была!
 

Вы ж, ребрышко от ребрышка,

Маринушка с Егорушкой,

Моей землицы горсточку

Возьмите в узелок". 

23 июля 1919 

А как бабушке

Помирать, помирать, -

Стали голуби

Ворковать, ворковать.
 

"Что ты, старая,

Так лихуешься?"

А она в ответ:

"Что воркуете?"
 

- "А воркуем мы

Про твою весну!"

- "А лихуюсь я,

Что идти ко сну,
 

Что навек засну

Сном закованным -

Я, бессонная,

Я, фартовая!
 

Что луга мои яицкие не скошены,

Жемчуга мои бурмицкие не сношены,

Что леса мои волынские не срублены,

На Руси не все мальчишки перелюблены!"
 

А как бабушке

Отходить, отходить, -

Стали голуби

В окно крыльями бить.
 

"Что уж страшен так,

Бабка, голос твой?"

- "Не хочу отдать

Девкам - молодцев".
 

- "Нагулялась ты, -

Пора знать и стыд!"

- "Этой малостью

Разве будешь сыт? 

* * *
Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы и что ей хаты!
Что Чингисхан ей — и что — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых!

18 августа 1918

ТЕБЕ - ЧЕРЕЗ СТО ЛЕТ 

К тебе,имеющему быть рожденным

Столетие спустя, как отдышу,-

Из самых недр - как на смерть осужденный,

Своей рукой пишу:
 

- Друг! не ищи меня! Другая мода!

Меня не помнят даже старики.

- Ртом не достать! - Через летейски воды

Протягиваю две руки
 

Как два костра, глаза твои я вижу,

Пылающие мне в могилу - в ад,-

Ту видящие, что рукой не движет,

Умершую сто лет назад.
 

Со мной в руке - почти что горстка пыли -

Мои стихи! - я вижу: на ветру

Ты ищешь дом, где родилась я - или

В котором я умру.
 

На встречных женщин - тех, живых, счастливых,

Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:

- Сборище самозванок! Всё мертвы вы!

Она одна жива!
 

Я ей служил служеньем добровольца!

Все тайны знал, весь склад ее перстней!

Грабительницы мертвых! Эти кольца

Украдены у ней!
 

О, сто моих колец! Мне тянет жилы,

Раскаиваюсь в первый раз,

Что столько я их вкривь и вкось дарила, -

Тебя не дождалась!
 

И грустно мне еще, что в этот вечер,

Сегодняшний - так долго шла я вслед

Садящемуся солнцу, - и навстречу

Тебе - через сто лет.
 

Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье

Моим друзьям во мглу могил:

- Все восхваляли! Розового платья

Никто не подарил!
 

Кто бескорыстней был?! - Нет, я корыстна!

Раз не убьешь, - корысти нет скрывать,

Что я у всех выпрашивала письма,

Чтоб ночью целовать.
 

Сказать? - Скажу! Небытие - условность.

Ты мне сейчас - страстнейший из гостей,

И ты окажешь перлу всех любовниц

Во имя той - костей. 

Август 1919 

* * * 

А плакала я уже бабьей

Слезой - солонейшей солью.

Как та - на лужочке - с граблей

Как эта - с серпочком - в поле.
 

От голосу - слабже воска,

Как сахар в чаю моченный.

Стрелочкам своим поноску

Носила, как пес ученый.
 

- "Ешь зернышко, я ж единой

Скорлупкой сыта с орешка!"

Никто не видал змеиной

В углах - по краям - усмешки.
 

Не знали мои герои,

Что сей голубок под схимой -

Как Царь - за святой горою

Гордыни несосвятимой.
Август 1919 

* * * 

Два дерева хотят друг к другу.

Два дерева. Напротив дом мой.

Деревья старые. Дом старый.

Я молода, а то б, пожалуй,

Чужих деревьев не жалела.
 

То, что поменьше, тянет руки,

Как женщина, из жил последних

Вытянулось, - смотреть жестоко,

Как тянется - к тому, другому,

Что старше, стойче и - кто знает?

Еще несчастнее, быть может.
 

Два дерева: в пылу заката

И под дождем - еще под снегом -

Всегда, всегда: одно к другому,

Таков закон: одно к другому,

Закон один: одно к другому. 

Август 1919 

* * * 

Консуэла! - Утешенье!

Люди добрые, не сглазьте!

Наградил второю тенью

Бог меня - и первым счастьем.
 

Видно с ангелом спала я,

Бога приняла в объятья.

Каждый час благословляю

Полночь твоего зачатья.
 

И ведет меня - до сроку -

К Богу - по дороге белой -

Первенец мой синеокий:

Утешенье! - Консуэла!
 

Ну, а раньше - стать другая!

Я была счастливой тварью!

Все мой дом оберегали, -

Каждый под подушкой шарил!
 

Награждали - как случалось:

Кто - улыбкой, кто - полушкой.

А случалось - оставалось

Даже сердце под подушкой!..
 

Времячко мое златое!

Сонм чудесных прегрешений!

Всех вас вымела метлою

Консуэла - Утешенье.
 

А чердак мой чисто метен,

Сор подобран - на жаровню.

Смерть хоть сим же часом встретим:

Ни сориночки любовной!
 

- Вор! - Напрасно ждешь! - Не выйду!

Буду спать, как повелела

Мне - от всей моей Обиды

Утешенье - Консуэла!
Москва, октябрь 1919 

АЛЕ 

Ни кровинки в тебе здоровой. -

Ты похожа на циркового.
 

Вон над бездной встает, ликуя,

Рассылающий поцелуи.
 

Напряженной улыбкой хлещет

Эту сволочь, что рукоплещет.
 

Ни кровиночки в тонком теле, -

Все новиночек мы хотели.
 

Что, голубчик, дрожат поджилки?

Все. как надо: канат - носилки.
 

Разлетается в ладан сизый

Материнская антреприза. 

Москва, октябрь 1919 

Упадешь - перстом не двину.

Я люблю тебя как сына.
 

Всей мечтой своей довлея)

Не щадя и не жалея.
 

Я учу: губам полезно

Раскаленное железо,
 

Бархатных ковров полезней -

Гвозди - молодым ступням.
 

А еще в ночи беззвездной

Под ногой - полезны - бездны!
 

Первенец мой крутолобый!

Вместо всей моей учебы -

Материнская утроба

Лучше - для тебя была б. 

Октябрь 1919 

* * * 

Бог! - Я живу! - Бог! - Значит ты не умер!

Бог, мы союзники с тобой!

Но ты старик угрюмый,

А я - герольд с трубой.
 

Бог! Можешь спать в своей ночной лазури!

Доколе я среди живых -

Твой дом стоит! - Я лбом встречаю бури,

Я барабанщик войск твоих.
 

Я твой горнист. - Сигнал вечерний

И зорю раннюю трублю.

Бог! - Я любовью не дочерней, -

Сыновне я тебя люблю.
 

Смотри: кустом неопалимым

Горит походный мой шатер.

Не поменяюсь с серафимом:

Я твой Господен волонтер.
 

Дай срок: взыграет Царь - Девица

По всем по селам! - А дотоль -

Пусть для других - чердачная певица

И старый карточный король! 

Октябрь 1919 

* * * 

А человек идет за плугом

И строит гнезда.

Одна пред Господом заслуга:

Глядеть на звезды.
 

И вот за то тебе спасибо,

Что, цепенея,

Двух звезд моих не видишь - ибо

Нашел - вечнее.
 

Обман сменяется обманом,

Рахилью - Лия.

Все женщины ведут в туманы:

Я - как другие. 

Октябрь 1919 

* * * 

Маска - музыка... А третье

Что любимое? - Не скажет.

И я тоже не скажу.
 

Только знаю, только знаю

- Шалой головой ручаюсь! -

Что не мать - и не жена.
 

Только знаю, только знаю,

Что как музыка и маска,

Как Москва - маяк - магнит -
 

Как метель - и как мазурка

Начинается на М.
 

- Море или мандарины? 

Москва, октябрь 1919 

* * *

Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!

Взойдите. Гора рукописных бумаг...

Так. - Руку! - Держите направо, -

Здесь лужа от крыши дырявой.
 

Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,

Какую мне Фландрию вывел паук.

Не слушайте толков досужих,

Что женщина - может без кружев!
 

Ну-с, перечень наших чердачных чудес:

Здесь нас посещают и ангел, и бес,

И тот, кто обоих превыше.

Недолго ведь с неба - на крышу!
 

Вам дети мои - два чердачных царька,

С веселою музой моею, - пока

Вам призрачный ужин согрею, -

Покажут мою эмпирею.
 

- А что с Вами будет, как выйдут дрова?

- Дрова? Но на то у поэта - слова

Всегда - огневые - в запасе!

Нам нынешний год не опасен...
 

От века поэтовы корки черствы,

И дела нам нету до красной Москвы!

Глядите: от края - до края -

Вот наша Москва - голубая!
 

А если уж слишком поэта доймет

Московский, чумной, девятнадцатый год, -

Что ж, - мы проживем и без хлеба!

Недолго ведь с крыши - на небо. 

Октябрь 1919 

* * * 

Поскорее бы с тобою разделаться,

Юность - молодость, - эка невидаль!

Все: отселева - и доселева

Зачеркнуть бы крест на крест - наотмашь!
 

И почить бы в глубинах кресельных,

Меж небесных планид бесчисленных,

И учить бы науке висельной

Юных крестниц своих и крестников.
 

- Как пожар зажечь, - как пирог испечь,

Чтобы в рот - да в гроб, как складнее речь

На суду держать, как отца и мать

.............. продать.
 

Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!

В том дому жемчуга с горошину.

Будет жемчуг .........

А воробушек - на веревочке!
 

На пути твоем - целых семь планид,

Чтоб высоко встать - надо кровь пролить.

Лей да лей, не жалей учености,

Весельчак ты мой, висельченочек!
 

- Ну, а ты зачем? - Душно с мужем спать!

- Уложи его, чтоб ему не встать,

Да с ветрами вступив в супружество -

Берегись! - голова закружится!
 

И плетет - плетет ...... паук

- "От румян - белил встал горбом - сундук,

Вся, как купол, красой покроешься, -

После виселицы - отмоешься!"
 

Так - из темных обвалов кресельных,

Меж небесных планид бесчисленных

. . . . . . . .

Юных висельников и висельниц.
 

Внук с пирушки шел, видит - свет зажжен,

.............в полу круг прожжен.

- Где же бабка? - В краю безвестном!

Прямо в ад провалилась с креслом! 

Октябрь 1919 

* * * 

Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог

(Которого нету - ибо сплю на рогоже -

девятнадцатый год)

Уходящее лето - последнюю розу

- От великой любви - прямо на сердце

бросило мне.
 

На кого же похоже твое уходящее лето?

На поэта?

- Ну нет!

На г......д... ...в......! 

Октябрь 1919 

* * * 

А была я когда-то цветами увенчана

И слагали мне стансы - поэты.

Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина...

Я сама позабыла про это!
 

Скажут имя мое - и тотчас же, как в зеркале

. . . . . . . . . . . . .

И повис надо мной, как над брошенной церковью,

Тяжкий вздох сожалений бесплодных.
 

Так, в...... Москве погребенная заживо,

Наблюдаю с усмешкою тонкой,

Как меня - даже ты, что три года охаживал! -

Обходить научился сторонкой. 

Октябрь 1919 

* * * 

Сам посуди: так топором рубила,

Что невдомек: дрова трещат - аль ребра?

А главное: тебе не согрубила,

А главное: <сама> осталась доброй.
 

Работала за мужика, за бабу,

А больше уж нельзя - лопнут виски!

- Нет, руку приложить тебе пора бы:

У человека только две руки!

Октябрь 1919 

С.Э.

Хочешь знать, как дни проходят,

Дни мои в стране обид?

Две руки пилою водят,

Сердце - имя говорит.
 

Эх! Прошел бы ты по дому -

Знал бы! Так в ночи пою,

Точно по чему другому -

Не по дереву - пилю.
 

И чудят, чудят пилою

Руки - вольные досель.

И метет, метет метлою

Богородица - Метель. 

Ноябрь 1919 

* * * 

Дорожкою простонародною,

Смиренною, богоугодною,

Идем - свободные, немодные,

Душой и телом - благородные.
 

Сбылися древние пророчества:

Где вы - Величества? Высочества?
 

Мать с дочерью идем - две странницы

Чернь черная навстречу чванится.

Быть может - вздох от нас останется,

А может - Бог на нас оглянется...
 

Пусть будет - как Ему захочется:

Мы не Величества, Высочества.
 

Так, скромные, богоугодные,

Душой и телом - благородные,

Дорожкою простонародною -

Так, доченька, к себе на родину:
 

В страну Мечты и Одиночества -

Где мы - Величества, Высочества. 

(1919) 

БАЛЬМОНТУ 

Пышно и бесстрастно вянут

Розы нашего румянца.

Лишь камзол теснее стянут:

Голодаем как испанцы.
 

Ничего не можем даром

Взять - скорее гору сдвинем!

И ко всем гордыням старым -

Голод: новая гордыня.
 

В вывернутой наизнанку

Мантии Врагов Народа

Утверждаем всей осанкой:

Луковица - и свобода.
 

Жизни ломовое дышло

Спеси не перешибило

Скакуну. Как бы не вышло:

- Луковица - и могила.
 

Будет наш ответ у входа

В Рай, под деревцем миндальным:

- Царь! На пиршестве народа

Голодали - как гидальго! 

Ноябрь 1919 

* * * 

Высоко мое оконце!

Не достанешь перстеньком!

На стене чердачной солнце

От окна легло крестом.
 

Тонкий крест оконной рамы.

Мир. - На вечны времена.

И мерещится мне: в самом

Небе я погребена! 

Ноябрь 1919 

АЛЕ

Когда-нибудь, прелестное созданье,

Я стану для тебя воспоминаньем.
 

Там, в памяти твоей голубоокой,

Затерянным - так далеко - далёко.
 

Забудешь ты мой профиль горбоносый,

И лоб в апофеозе папиросы,
 

И вечный смех мой, коим всех морочу,

И сотню - на руке моей рабочей -
 

Серебряных перстней, - чердак - каюту,

Моих бумаг божественную смуту...
 

Как в страшный год, возвышены Бедою,

Ты - маленькой была, я - молодою. 

О бродяга, родства не помнящий -

Юность! - Помню: метель мела,

Сердце пело. - Из нежной комнаты

Я в метель тебя увела.
 

И твой голос в метельной мгле:

- "Остригите мне, мама, волосы!

Они тянут меня к земле!" 

Ноябрь 1919 

3

Маленький домашний дух,

Мой домашний гений!

Вот она, разлука двух

Сродных вдохновений!
 

Жалко мне, когда в печи

Жар, - а ты не видишь!

В дверь - звезда в моей ночи!

Не взойдешь, не выйдешь!
 

Платьица твои висят,

Точно плод запретный.

На окне чердачном - сад

Расцветает - тщетно.
 

Голуби в окно стучат, -

Скучно с голубями!

Мне ветра привет кричат, -

Бог с ними, с ветрами!
 

Не сказать ветрам седым,

Стаям голубиным -

Чудодейственным твоим

Голосом: ~ Марина! 

Ноябрь 1919

* * * 

В темных вагонах

На шатких, страшных

Подножках, смертью перегруженных,

Между рабов вчерашних

Я все думаю о тебе, мой сын, -

Принц с головой обритой!
 

Были волосы - каждый волос -

В царство ценою.........
 

На волосок от любви народы -

В гневе - одним волоском дитяти

Можно ............ сковать!

- И на приютской чумной кровати

Принц с головой обритой.
 

Принц мой приютский!

Можешь ли ты улыбнуться?

Слишком уж много снегу

В этом году!
 

Много снегу и мало хлеба.
 

Шатки подножки.

Кунцево, ноябрь 1919 

* * *
Заповедей не блюла, не ходила к причастью.
Видно, пока надо мной не пропоют литию,
Буду грешить - как грешу - как грешила: со страстью!
Господом данными мне чувствами - всеми пятью!

Други! Сообщники! Вы, чьи наущенья - жгучи!
Вы, сопреступники! - Вы, нежные учителя!
Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи,-
Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля!

26 сентября 1915

* * *
В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. - Ars Amandi*
Женщине — вся земля.

Сердце — любовных зелий
Зелье — вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!
Губы — близки во мгле...
— Бог, не суди! — Ты не был
Женщиной на земле!

29 сентября 1915

* * * 

О души бессмертный дар!

Слезный след жемчужный!

Бедный, бедный мой товар,

Никому не нужный!
 

Сердце нынче не в цене, -

Все другим богаты!

Приговор мой на стене:

- Чересчур легка ты!... 

19 декабря 1919 

* * *

Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.

А так: руки скрестить - тихонько плыть

Глазами по пустому небосклону.

Ни за свободу я - ни против оной

- О, Господи! - не шевельну перстом.

Я не дышать хочу - руки крестом! 

Декабрь 1919 

* * * 

Поцеловала в голову,

Не догадалась - в губы!

А все ж - по старой памяти -

Ты хороша, Любовь!
 

Немножко бы веселого

Вина, - да скинуть шубу, -

О как - по старой памяти -

Ты б загудела, кровь!
 

Да нет, да нет, - в таком году

Сама любовь - не женщина!

Сама Венера, взяв топор,

Громит в щепы подвал.
 

В чумном да ледяном аду,

С Зимою перевенчанный,

Амур свои два крылышка

На валенки сменял.
 

Прелестное создание!

Сплети - ка мне веревочку

Да сядь - по старой памяти -

К девчонке на кровать.

- До дальнего свидания!

- Доколь опять научимся

Получше, чем в головочку

Мальчишек целовать. 

Декабрь 1919

ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

1

На скольких руках - мои кольца,

На скольких устах - мои песни,

На скольких очах - мои слезы...

По всем площадям - моя юность!

2

Бабушке - и злая внучка мила!

Горе я свое за ручку взяла:

"Сто ночей подряд не спать - невтерпеж!

Прогуляйся, - может, лучше уснешь!"

3

Так, выбившись из страстной колеи,

Настанет день - скажу: "не до любви!"

Но где же, на календаре веков,

Ты, день, когда скажу: "не до стихов!"

4

Словно теплая слеза -

Капля капнула в глаза.

Там, в небесной вышине,

Кто-то плачет обо мне.

5

Плутая по своим же песням,

Случайно попадаю - в души.

Предупреждаю - не жилица!

Еще не выстроен мой дом.

6

"Завтра будет: после-завтра" -

Так Любовь считает в первый

День, а в день последний: "хоть бы

Нынче было век назад!"

7

Птичка все же рвется в рощу,

Как зерном ни угощаем,

Я взяла тебя из грязи, -

В грязь родную возвращаю.

Ты зовешь меня блудницей, -

Прав, - но малость упустил:

Надо мне, чтоб гость был статен,

Во - вторых - чтоб не платил.

9

ПЯТИСТИШИЯ

Решено - играем оба,

И притом: играем разно:

Ты - по чести, я - плутуя.

Но, при всей игре нечистой,

Насмерть заиграюсь - я.

10 

Как пойманную птицу - сердце

Несу к тебе, с одной тревогой:

Как бы не отняли мальчишки,

Как бы не выбилась - сама! 

11 

И если где прольются слезы, -

Всех помирю, войдя!

Я - иволга, мой голос первый

В лесу, после дождя. 

12 

Всё в ваших домах

Под замком, кроме сердца.

Лишь то мое в доме,

Что плохо лежит. 

13 

Я не мятежница - и чту устав:

Через меня шагнувший ввысь - мне друг.

Однако, памятуй, что, в руки взяв

Себя, ты выпустил - меня из рук. 

14 

У - в мир приходящих - ручонки зажаты:

Как будто на приступ, как будто в атаку!

У - в землю идущих - ладони раскрыты:

Все наши полки разбиты! 

15 

Не стыдись, страна Россия!

Ангелы - всегда босые...

Сапоги сам черт унес.

Нынче страшен - кто не бос! 

<16> 

Так, в землю проводив меня глазами,

Вот что напишите мне на кресте, - весь сказ!

- "Вставала с песнями, ложилась со слезами,

А умирала - так смеясь!" 

<17> 

Плутая по своим же песням,

Случайно попадаю в души.

Но я опасная приблуда:

С собою уношу - весь дом. 

<18> 

Ты принес мне горсть рубинов,

Мне дороже розы уст,

Продаюсь я за мильоны,

За рубли не продаюсь. 

<19> 

Ты зовешь меня блудницей, -

Прав, - но все ж не забывать:

Лучше к печке приложиться,

Чем тебя поцеловать. 

<20> 

Ты зовешь меня блудницей:

- Слушай, выученик школ!

Надо мне, чтоб гость был вежлив,

Во - вторых - чтоб ты ушел. 

<21> 

Твой дом обокраден,

Не я виновата.

Лишь то - мое - в доме,

Что плохо лежит. 

<22> 

Шаги за окном стучат.

Не знаю, который час.

Упаси тебя Божья Мать

Шаги по ночам считать! 

<23> 

Шаг у моего порога.

Снова ложная тревога.

Но не ложью будет то что

Новый скоро будет шаг. 

<24> 

В книге - читай - гостиничной:

- Не обокравши - выбыл.

Жулик - по жизни - нынешней

Гость - и на том спасибо. 

1919 - 1920 

* * * 

Между воскресеньем и субботой

Я повисла, птица вербная.

На одно крыло - серебряная,

На другое - золотая.

Меж Забавой и Заботой

Пополам расколота, -

Серебро мое - суббота!

Воскресенье - золото!

Коли грусть пошла по жилушкам,

Не по нраву - корочка, -

Знать, из правого я крылушка

Обронила перышко.
 

А коль кровь опять проснулася,

Подступила к щеченькам, -

Значит, к миру обернулася

Я бочком золотеньким.
 

Наслаждайтесь! - Скоро - скоро

Канет в страны дальние -

Ваша птица разноперая -

Вербная - сусальная. 

29 декабря 1919 

* * * 

В синем небе - розан пламенный:

Сердце вышито на знамени.

Впереди - без роду - племени

Знаменосец молодой.
 

В синем поле - цвет садовый:

Вот и дом ему, - другого

Нет у знаменосца дома.

Волоса его как лен.
 

Знаменосец, знаменосец!

Ты зачем врагу выносишь

В синем поле - красный цвет?
 

А как грудь ему проткнули -

Тут же в знамя завернули.

Сердце на - сердце пришлось.
 

Вот и дом ему. - Другого

Нет у знаменосца дома. 

29 декабря 1919 

* * * 

Простите Любви - она нищая!

У ней башмаки нечищены, -

И вовсе без башмаков!
 

Стояла вчерась на паперти,

Молилася Божьей Матери, -

Ей в дар башмачок сняла.
 

Другой - на углу, у булочной,

Сняла ребятишкам уличным:

Где милый - узнать - прошел.
 

Босая теперь - как ангелы!

Не знает, что ей сафьянные

В раю башмачки стоят. 

30 декабря 1919, Кунцево - Госпиталь

ПОДРУГА

1

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!
И лучше — пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной-
Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом!
Уж не спасти!

За эту дрожь, за то-что — неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.

16 октября 1914

---
2

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?

Всe передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всe дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

23 октября 1914

---
3

Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Взгляд отрезвленной, грудь свободней,
Опять умиротворена.

Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.

Так простояла я — в тумане-
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.

Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный — этот вот,
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,

Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес,
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.

Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.

24 октября 1914

---
4

Вам одеваться было лень,
И было лень вставать из кресел.
 — А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел.

Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь н холод.
 — А каждый Ваш грядут цнй час
Моим весельем был бы молод.

Вы это сделали без зла,
Невинно и непоправимо.
 — Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо.

25 октября 1914

---
5

Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком,
Куда-то промчались санки.

Уже прозвеневший смех…
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий — рядом!

Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, —
Сильнее, чем я — желанной.

— Oh, je n’en puis plus, j’etouffe(1)*-
Вы крикнули во весь голос,
Размашисто запахнув
На ней меховую полость.

Мир — весел и вечер лих!
Из муфты летят покупки…
Так мчались Вы в снежный вихрь,
Взор к взору и шубка к шубке.

И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд —
Не более — вслед глядела.

И гладила длинный ворс
На шубке своей — без гнева.
Ваш маленький Кай замерз,
О Снежная Королева.

26 октября 1914

1 О, я больше не могу, я задыхаюсь! (фр.).

---
6

Ночью над кофейной гущей
Плачет, глядя на Восток.
Рот невинен и распущен,
Как чудовищный цветок.

Скоро месяц — юн и тонок —
Сменит алую зарю.
Сколько я тебе гребенок
И колечек подарю!

Юный месяц между веток
Никого не устерег.
Сколько подарю браслеток,
И цепочек, и серег!

Как из-под тяжелой гривы
Блещут яркие зрачки!
Спутники твои ревнивы? —
Кони кровные легки!

6 декабря 1914

---
7

Как весело сиял снежинками
Ваш — серый, мой — соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась — шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки-парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое С"абье.

Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,
Сказав: «О, я ее хочу!»
С какою бережностью вставили
В подсвечник — желтую свечу…

— О, светская, с кольцом опаловым
Рука! — О, вся моя напасть! —
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу
 — Гул колокольный и закат —
Блаженные, как имянинницы,
Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам — хорошеть до старости —
Клялась — и просыпала соль,
Как трижды мне — Вы были в ярости!
Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой…

Декабрь 1914

---
8

Свободно шея поднята,
Как молодой побег.
Кто скажет имя, кто — лета,
Кто — край ее, кто — век?

Извилина неярких губ
Капризна и слаба,
Но ослепителен уступ
Бетховенского лба.

До умилительности чист
Истаявший овал.
Рука, к которой шел бы хлыст,
И — в серебре — опал.

Рука, достойная смычка,
Ушедшая в шелка,
Неповторимая рука,
Прекрасная рука.

10 января 1915

---
9

Ты проходишь своей дорогою,
руки твоей я не трогаю.
Но тоска во мне — слишком вечная,
Чтоб была ты мне — первой встречною.

Сердце сразу сказало: «Милая!»
Всe тебе — наугад — простила я,
Ничего не знав, — даже имени! —
О, люби меня, о, люби меня!

Вижу я по губам — извилиной,
По надменности их усиленной,
По тяжелым надбровным выступам:
Это сердце берется — приступом!

Платье — шелковым черным панцирем,
Голос с чуть хрипотцой цыганскою,
Всe в тебе мне до боли нравится, —
Даже то, что ты не красавица!

Красота, не увянешь за лето!
Не цветок — стебелек из стали ты,
Злее злого, острее острого
Увезенный — с какого острова?

Опахалом чудишь, иль тросточкой, —
В каждой жилке и в каждой косточке,
В форме каждого злого пальчика, —
Нежность женщины, дерзость мальчика.

Все усмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я
Всe, что нам в тебе уготовано,
Незнакомка с челом Бетховена!

14 января 1915

---
10

Могу ли не вспомнить я
Тот запах White-Rose1 и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком…

Мы были: я — в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы — в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.

Я помню, с каким вошли Вы
Лицом — без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня.

И лоб Ваш властолюбивый,
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик, —
Но что-то сильней меня!

Движением беспричинным
Я встала, нас окружили.
И кто-то в шутливом тоне:
«Знакомьтесь же, господа».

И руку движеньем длинным
Вы в руку мою вложили,
И нежно в моей ладони
Помедлил осколок льда.

С каким то, глядевшим косо,
Уже предвкушая стычку, —
Я полулежала в кресле,
Вертя на руке кольцо.

Вы вынули папиросу,
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо.

Я помню — над синей вазой —
Как звякнули наши рюмки.
«О, будьте моим Орестом!»,
И я Вам дала цветок.

С зарницею сероглазой
Из замшевой черной сумки
Вы вынули длинным жестом
И выронили-платок.

28 января 1915

1 Белой розы (модные в то время духи).

---
11

Все глаза под солнцем — жгучи,
День не равен дню.
Говорю тебе на случай,
Если изменю:

Чьи б ни целовала губы
Я в любовный час,
Черной полночью кому бы
Страшно ни клялась, —

Жить, как мать велит ребенку,
Как цветочек цвесть,
Никогда ни в чью сторонку
Глазом не повесть…

Видишь крестик кипарисный?
 — Он тебе знаком —
Все проснется — только свистни
Под моим окном.

22 февраля 1915

---
12

Сини подмосковные холмы,
В воздухе чуть теплом — пыль и деготь.
Сплю весь день, весь день смеюсь, — должно
Выздоравливаю от зимы.

Я иду домой возможно тише:
Ненаписанных стихов — не жаль!
Стук колес и жареный миндаль
Мне дороже всех четверостиший.

Голова до прелести пуста,
Оттого что сердце — слишком полно!
Дни мои, как маленькие волны,
На которые гляжу с моста.

Чьи-то взгляды слишком уж нежны
В нежном воздухе едва нагретом…
Я уже заболеваю летом,
Еле выздоровев от зимы.

13 марта 1915

---
13

Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои

И глаза — кого — кого-то
Взглядом не дарят! —
Требующие отчета
За случайный взгляд.

Всю тебя с твоей треклятой
Страстью — видит Бог! —
Требующую расплаты
За случайный вздох.

И еще скажу устало,
 — Слушать не спеши! —
Что твоя душа мне встала
Поперек души.

И еще тебе скажу я:
 — Все равно-канун! —
Этот рот до поцелуя
Твоего был юн.

Взгляд-до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти…
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути.

28 апреля 1915

---
14

Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя…
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.

Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?

Вознесение, 1915

---
15

Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.

Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе…
Вы — в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе —

Вечерние поля в росе,
Над ними — вороны…
 — Благословляю Вас на все
Четыре стороны!

3 мая 1915

---
16

В первой любила ты
Первенство красоты,
Кудри с налетом хны,
Жалобный зов зурны,

Звон — под конем — кремня,
Стройный прыжок с коня,
И — в самоцветных зернах —
Два челночка узорных.

А во второй-другой-
Тонкую бровь дугой,
Шелковые ковры
Розовой Бухары,
Перстни по всей руке,
Родинку на щеке,
Вечный загар сквозь блонды
И полунощный Лондон.

Третья тебе была
Чем-то еще мила…

— Что от меня останется
В сердце твоем, странница?

14 июля 1915

---
17

Вспомяните: всех голов мне дороже
Волосок один с моей головы.
И идите себе… — Вы тоже,
И Вы тоже, и Вы.

Разлюбите меня, все разлюбите!
Стерегите не меня поутру!
Чтоб могла я спокойно выйти
Постоять на ветру.
6 мая 1915

           * * *
Горечь! Горечь! Вечный привкус
На губах твоих, о страсть!
Горечь! Горечь! Вечный искус —
Окончательнее пасть.

Я от горечи — целую
Всех, кто молод и хорош.
Ты от горечи — другую
Ночью за руку ведешь.

С хлебом ем, с водой глотаю
Горечь-горе, горечь-грусть.
Есть одна трава такая
На лугах твоих, о Русь.
10 июня 1917

          * * *
В. Я. Брюсову

Я забыла, что сердце в Вас — только ночник,
Не звезда! Я забыла об этом!
Что поэзия ваша из книг
И из зависти — критика. Ранний старик,
Вы опять мне на миг
Показались великим поэтом.

М. А. ВОЛОШИНУ
Ici — Haut
(Памяти Максимилиана Волошина)

 1 

Товарищи, как нравится
Вам в проходном дворе
Всеравенства — перст главенства:
 — Заройте на горе!

В век: «распевай, как хочется
Нам-либо упраздним»,
В век скопищ — одиночества:
«Хочу лежать один» —
Вздох…

2

Ветхозаветная тишина,
Сирой полыни крестик.
Похоронили поэта на
Самом высоком месте.

Так, даже в смерти своей — подъем
Он даровал несущим.
Стало быть, именно на своем
Месте, ему присущем.

Выше которого только вздох,
Мой из моей неволи.
Выше которого — только Бог!
Бог — и ни вещи боле.
Всечеловека среди высот
Вечных при каждом строе.
Как подобает поэта — под
Небом и над землею.

После России, где меньше он
Был, чем последний смазчик —
Первым в ряду — всех из ряда вон
Равенства — выходящих:

В гор ряду, в зорь ряду, в гнезд ряду,
Орльих, по всем утесам.
На пятьдесят, хоть, восьмом году —
Стал рядовым, был способ!

Уединенный вошедший в круг —
Горе? нет, радость в доме!
На сорок верст высоты вокруг —
Солнечного да кроме

Лунного — ни одного лица,
Ибо соседей — нету.
Место откуплено до конца
Памяти — и планеты.

3

В стране, которая — одна
Из всех звалась Господней,
Теперь меняют имена
Всяк, как ему сегодня

На ум или не-ум (потом
Решим!) взбредет. «Леонтьем
Крещеный — просит о таком-
то прозвище».- Извольте!

А впрочем — что ему с холма
Как звать такую малость?
Я гору знаю, что сама
Переименовалась.

Среди казарм, и шахт, и школ
Чтобы душа не билась —
Я гору знаю, что в престол
Души преобразилась.

В котлов и общего котла,
Всеобщей котловины
Век — гору знаю, что светла
Тем, что на ней единый

Спит — на отвесном пустыре
Над уровнем движенья.
Преображенье на горе?
Горы — преображенье!

Гора, как все была: стара,
Меж прочих не отметишь.
Днесь Вечной Памяти Гора,
Доколе солнце светит —

Вожатому — душ, а не масс!
Не двести лет, не двадцать,
Гора та — как бы ни звалась —
До веку будет зваться
Волошинской.

4

— «Переименовать!» Приказ —
Одно, народный глас — другое.
Так, погребенья через час,
Пошла «Волошинской горою»

Гора, названье Янычар
Носившая — четыре века.
А у почтительных татар:
 — Гора Большого Человека.

5

Над вороным утесом —
Белой зари рукав.
Ногу — уже с заносом
Бега — с трудом вкопав

В землю, смеясь, что первой
Встала, в зари венце —
Макс! мне было — так верно
Ждать на твоем крыльце!

Позже, отвесным полднем,
Под колокольцы коз,
С всхолмья да на восхолмье,
С глыбы да на утес —

По трехсаженным креслам:
Тронам иных эпох —
Макс, мне было — так лестно
Лезть за тобою — Бог

Знает куда! Да, виды
Видящим — путь скалист.
С глыбы на пирамиду,
С рыбы — на обелиск…

Ну, а потом, на плоской
Вышке — орлы вокруг —
Макс, мне было — так просто
Есть у тебя из рук,

Божьих или медвежьих,
Опережавших «дай»,
Рук неизменно-брежных,
За воспаленный край

Раны умевших браться
В веры сплошном луче.
Макс, мне было так братски
Спать на твоем плече!

(Горы… Себе на горе
Видится мне одно
Место: с него два моря
Были видны по дно

Бездны… два моря сразу!
Дщери иной поры,
Кто вам свои два глаза
Преподнесет с горы?)

…Только теперь, в подполье,
Вижу, когда потух
Свет — до чего мне вольно
Было в охвате двух

Рук твоих… В первых встречных
Царстве — и сам суди,
Макс, до чего мне вечно
Было в твоей груди!

Пусть ни единой травки,
Площе, чем на столе —
Макс, мне будет — так мягко
Спать на твоей скале!
<1932–1935>

           * * *
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все — как будто бы под небом
И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.

Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
 — Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!

К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?! -
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто — слишком грустно
И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность —
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
 — Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру.

         * * *
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью — всуе…
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не вами!

           * * *
Каждый стих — дитя любви,
Нищий незаконнорожденный.
Первенец — у колеи
На поклон ветрам — положенный.

Сердцу — ад и алтарь,
Сердцу — рай и позор.
Кто — отец? Может — царь,
Может — царь, может — вор.
14 августа 1918

           * * *
Не думаю, не жалуюсь, не спорю.
Не сплю.
Не рвусь
ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,
Ни к кораблю.

Не чувствую, как в этих стенах жарко,
Как зелено в саду.
Давно желанного и жданного подарка
Не жду.

Не радует ни утро, ни трамвая
Звенящий бег.
Живу, не видя дня, позабывая
Число и век.

На, кажется, надрезанном канате
Я — маленький плясун.
Я — тень от чьей-то тени. Я — лунатик
Двух темных лун.
13 июля 1914

          * * *
Война, война!- Кажденья у киотов
И стрёкот шпор.
Но нету дела мне до царских счетов,
Народных ссор.

На кажется-надтреснутом канате
Я — маленький плясун.
Я — тень от чьей-то тени. Я — лунатик
Двух тёмных лун.
16 июля 1914, Москва

          * * *
В огромном городе моем — ночь.
Из дома сонного иду — прочь
И люди думают: жена, дочь,-
А я запомнила одно: ночь.

Июльский ветер мне метет — путь,
И где-то музыка в окне — чуть.
Ах, нынче ветру до зари — дуть
Сквозь стенки тонкие груди — в грудь.

Есть черный тополь, и в окне — свет,
И звон на башне, и в руке — цвет,
И шаг вот этот — никому — вслед,
И тень вот эта, а меня — нет.

Огни — как нити золотых бус,
Ночного листика во рту — вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам — снюсь.

ТОСКА ПО РОДИНЕ

Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично — на каком
Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!

Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне всe — равны, мне всe — равно,
И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.

Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина…

1934 

С МОРЯ
С Северо-Южным,
Знаю: неможным!
Можным — коль нужным!
В чем-то дорожном,

— Воздухокрутом,
Мчащим щепу! —
Сон три минуты
Длится. Спешу.

С кем — и не гляну! —
Спишь. Три минуты.
Чем с Океана —
Долго — в Москву-то!

Молниеносный
Путь — запасной:
Из своего сна
Прыгнула в твой.

Снюсь тебе. Четко?
Гладко? Почище,
Чем за решеткой
Штемпельной? Писчей —

Стою? Почтовой —
Стою? Красно?
Честное слово
Я, не письмо!

Вольной цезуры
Нрав. Прыгом с барки!
Что без цензуры —
Даже без марки!

Всех объегоря,
— Скоропись сна! —
Вот тебе с моря —
Вместо письма!

Вместо депеши.
Вес? Да помилуй!
Столько не вешу
Вся — даже с лирой

Всей, с сердцем Ченчи
Всех, с целым там.
Сон, это меньше
Десяти грамм.

Каждому по три —
Шесть (сон взаимный).
Видь, пока смотришь:
Не анонимный

Нос, твердозначен
Лоб, буква букв —
Ять, ять без сдачи
В подписи губ.

Я — без описки,
Я — без помарки.
Роз бы альпийских
Горсть, да хибарка

На море, да но
Волны добры.
Вот с Океана,
Горстка игры.

Мало - по малу бери, как собран.
Море играло. Играть — быть добрым.
Море играло, а я брала,
Море теряло, а я клала

За ворот, за щеку, — терпко, морско!
Рот лучше ящика, если горсти
Заняты. Валу, звучи, хвала!
Муза теряла, волна брала.

Крабьи кораллы, читай: скорлупы.
Море играло, играть — быть глупым.
Думать — седая прядь! —
Умным. Давай играть!

В ракушки. Темп un petit navira
Эта вот — сердцем, а эта — лирой,

Эта, обзор трех куч,
Детства скрипичный ключ.

Подобрала у рыбацкой лодки.
Это — голодной тоски обглодки:

Камень — тебя щажу, —
Лучше волны гложу,

Осатанев на пустынном спуске.
Это? — какой-то любви окуски:

Восстановить не тщусь:
Так неглубок надкус.

Так и лежит не внесенный в списки.
Это — уже не любви — огрызки:

Совести. Чем слезу
Лить-то — ее грызу,

Не угрызомую ни на столько.
Это — да нашей игры осколки

Завтрашние. Не видь.
Жаль ведь. Давай делить.

Не что понравится, а что выну.
(К нам на кровать твоего бы сына
Третьим — нельзя ль в игру?)
Первая — я беру.

Только песок, между пальцев, ливкий.
Стой-ка: какой-то строфы отрывки:
«Славы подземный храм».
Ладно. Допишешь сам.

Только песок, между пальцев, плёский.
Стой-ка: гремучей змеи обноски:
Ревности! Обновясь
Гордостью назвалась.

И поползла себе с полным правом.
Не напостовцы — стоять над крабом
Выеденным. Не краб:
Славы кирпичный крап.

Скромная прихоть:
Камушек. Пемза.
Полый как критик.
Серый как цензор

Над откровеньем.
— Спят цензора! —
Нашей поэме
Цензор — заря.

(Зори — те зорче:
С током Кастальским
В дружбе. На порчу
Перьев — сквозь пальцы...

«Вирши, голубчик?
Ну и черно!»
И не взглянувши:
Разрешено!)

Мельня ты мельня, морское коло!
Мамонта, бабочку, — всё смололо
Море. О нем — щепоть
Праха — не нам молоть!

Вот только выговорюсь — и тихо.
Море! прекрасная мельничиха,
Место, где на мели
Мелочь — и нас смели!

Преподаватели! Пустомели!
Материки, это просто мели
Моря. Родиться (цель —
Множиться!) — сесть на мель.

Благоприятную, с торфом, с нефтью.
Обмелевающее бессмертье —
Жизнь. Невпопад горды!
Жизнь? Недохват воды

Надокеанской.
Винюсь заране:
Я нанесла тебе столько дряни,
Столько заморских див:
Всё, что нанес прилив.

Лишь оставляет, а брать не просит.
Странно, что это — отлив приносит,
Убыль, в ладонь, дает.
Не узнаешь ли нот,

Нам остающихся по две, по три
В час, когда бог их принесший — отлил,
Отбыл... Орфей... Арфист...
Отмель — наш нотный лист!

— Только минуту еще на сборы!
Я нанесла тебе столько вздору:
Сколько язык смолол, —
Целый морской подол!

Как у рыбачки, моей соседки.
Но припасла тебе напоследки
Дар, на котором строй:
Море роднит с Москвой,

Советороссию с Океаном
Республиканцу — рукой шуана —
Сам Океан-Велик
Шлет. Нацепи на шлык.

И доложи мужикам в колосьях,
Что на шлыке своем краше носят
Красной — не верь: вражду
Классов — морей звезду!

Мастеровым же и чужеземцам:
Коли отстали от Вифлеемской,
Клин отхватив шестой,
Обречены — морской:

Прабогатырской, первобылинной.
(Распространяюсь, но так же длинно
Море — морским пластам.)
Так доложи ж властям

— Имени-звания не спросила —
Что на корме корабля Россия
Весь корабельный крах:
Вещь о пяти концах.

Голые скалы, слоновьи ребра...
Море устало, устать — быть добрым.
Вечность, махни веслом!
Влечь нас. Давай уснем.

Вплоть, а не тесно,
Огнь, а не дымно.
Ведь не совместный
Сон, а взаимный:

В Боге, друг в друге.
Нос, думал? Мыс!
Брови? Нет, дуги,
Выходы из —

Зримости.

Комментарии