Омилия

Я же знаю, Ты это чувствуешь за версту
Недосказанность, холодность, горькую немоту
Когда самое главное слово застряло прочно.
Карамелью горькой катаю его во рту.
Точка.

Я ныряю в компьютер глубже, чем в сердца тишь.
Я ведь знаю, Ты это чувствуешь и молчишь.
Когда самое главное кажется слишком книжным.
И бессонница прыгает по скатам пологих крыш
Нужно выжить. 
Нужно просто решиться и молча нажать Delete,
Тот кто может спасти предсказуемо временит,
Веселится, делит одежду, играет в кости.
Два скрещенных крыла над Евою и Лилит
А под кожей правда колется и зудит.
Осень.

Забыв фашизма былые зверства

Республиканцы на дрейф ложатся,

Долой такое миссионерство!

Зря замахнулись на эту жатву.

В детстве меня, как и всех, спрашивали: «А знаешь ли ты волшебное слово?» — и я с готовностью отвечала: «Знаю! “Спасибо”». С годами я поняла, что высший смысл этого слова — это молитва за ближних. В молодости мне нравилось слово «благодарю», тогда оно казалось признаком интеллигентности и хорошего тона. Позже оказалось, что благодарение — это высшая молитва к Богу и благодарные люди всегда счастливы. А евхаристия, совершаемая на Божественной литургии, так и переводится — «благодарение». Но я хочу рассказать о том, как в моей жизни появилось другое, Богом данное слово, — «прости», способное действительно творить чудеса.

На арене Колизея рабы-уборщики спешно засыпали следы крови песком. Был объявлен перерыв. Толпа плебса пресытилась зрелищем и устала надрывать глотки в многотысячном реве: «Христиан ко львам!» Надо было подкрепиться и отдохнуть.

В одной из камер прислушивался к затишью молодой пастух Марк. Час назад стражники вывели на арену его жену и трехлетнего сына. Скоро его очередь.

Вдруг от стены отделился какой-то силуэт в черном и, встав перед ним, заговорил тихо, но веско.

– Марк, отрекись от Христа. Пожалей себя. Ты еще так молод. Еще есть время, чтобы спастись и начать новую жизнь, свободную от этого заблуждения.

– Нет, не искушай меня, – хрипло крикнул узник. Но по лицу его было видно, что он колеблется.

Я теперь точно знаю, материнство -забавный дар, 
Я теперь точно знаю, что послушные дети -
Это наглый вымысел, типа Лохнесс и Йетти,
Но их дел и слов витые тугие плети
Достают до нутра, рассекают в один удар.

Копошишься, кудахчешь, трясешься, стоишь скалой,
А им хочется собственных драк и кровавых ссадин,
Им плевать, что такого сказали умные дяди,
Чей бесценный опыт давно стал землей, травой,
Но увы не вмещается в клетки простой тетради 
И проносится ветром  над поднятой головой... 
Болтовня, ерунда, глупый подвиг чего-то ради...

Меняет время наши лица,
До черноты, до дурноты:
Разлукой, сплетнями, больницей.
Посмотришь в зеркало – не ты...

Не замечая день реальный,
Нательный крестик теребя,
Какой-то призрак ЗАЗЕРКАЛЬНЫЙ
Оттуда смотрит на тебя.

И ничего ему не надо,
Он просто смотрит и молчит,
Но от безжалостного взгляда
Ещё сильней душа болит.

И чтобы скрыть опустошенье,
Теряешься в потоке дел.
А вспомнишь это отраженье
И вздрогнешь – лучше б не смотрел.
2016

Зебра

Какая лошадка в тельняшке
Гуляет, как будто матрос?
Надела и носит рубашку
Из белых и черных полос.

Ёжик

Любит днем зверек поспать,
Вечерком идет гулять.
Попадутся злые волки –
Защитят от них иголки.

Несколько лет назад у нас на приходе состоялась творческая встреча с поэтом, переводчиком, прозаиком, критиком Анатолием Генриховичем Найманом. Он родился в 1936 году. Пишет стихи с 18-летнего возраста. С 1959 года вместе с некоторыми другими поэтами, среди которых, в частности, был Иосиф Бродский, входил в ближний круг молодых друзей Анны Ахматовой. С 1963 года её соавтор по некоторым переводам и литературный секретарь. Впоследствии автор книги воспоминаний «Рассказы о Анне Ахматовой» (1989).

И вновь и вновь история вершит,

Все расставляя по своим местам:

Я — человек, который согрешит,

Я — человек, и я зовусь Адам.

Проходят дни, бурлят мои года,

И закипает кровь в юных висках.

Я — человек, и значит я предам,

За мелочь сдам, Иудою вдруг став.

Визжала скрипка в ресторане,
В осенней мгле светился зал,
А на бульваре, бездыханен,
Обыкновенный бомж лежал.

Там — «голливуд», там — взрывы смеха,
Гуляй, кружись, кадри, женись,
А здесь насмешливое эхо —
Недоцелованная жизнь.

Как рассказать, Господи, о силе, с которой Ты привлекаешь к Себе нас, о Любви, рождающей отклик даже в самых недоверчивых сердцах? Уходит неверие, и, устремившись вслед за Христом, благодарная душа вторит Псалмопевцу: «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил» (Пс. 83, 2)! А без связи со своим Творцом томится дух, изнемогая под мысленными оковами ложных, но устойчивых представлений о вере, Церкви и Боге. На все человеческие доводы «независимый» разум с готовностью дает «аргументированный» отпор, и только Господь Своею Премудростью, с бесконечным терпением и любовью спасает и изводит из плена заблуждений и предрассудков страждущие без Него души…

Радуйся Матрона —
Солнце наших глаз.
Даром просветленья
Ты спасаешь нас.

Праведная Мати —
Мудрости столпы.
Человеки слабы
В поисках тропы.

Святозарным светом
Освещаешь мрак.
Матушка Матрона,
Что же в нас не так?

                                                           В честь празднования

                                                           семидесятилетия Святейшего

                                                           Патриарха  Московского и всея Руси

                                                           Кирилла.

За Патриархом! Русь идет!             

По заповедям, к возрожденью!

Он нам о Господе речет

И мы внимаем со смиреньем!

Казалось, тишина оглушала. Вязкий песок, застывший волнистыми завитками, впервые за сотни лет вздымался легкими облаками под каменные своды массивной пирамиды, построенной в честь первой династии даривших иллюзии. По длинному коридору власти шёл человек в белой тоге патриция. Кожаные сандалии сверкали металлическими застежками, а стянутый на седой голове пояс мудрости давно не казался тугим познавшему горечь. 

-    Трианон! - боковая панель плавно отъехала в сторону и навстречу идущему выступил мужчина в кожаном чёрном комбинезоне. Серебристые волосы ниспадали на крепкие плечи, а руки сложились в привычный жест - приветствие посвящённых, - ты пришёл! 

Посёлку Буды

Тонут улицы в тумане,
И столбы, и провода.
Молоком душистым манит
Дней осенних череда.

Чуть виднеются деревья,
Видно неба лоскуток,
И вокзала образ древний,
Словно прошлого глоток.

Всё слышнее мчится поезд,
Утро чудное везя,
И меня туманом поит
Вдаль бегущая стезя.