Омилия

Ах, батюшка, нам бы попроще бы чином.
Уж дети да внуки – не надо венцов!
И певчих не надо – и так благочинно.
Мы в браке… давненько, в конце-то концов.
Священник согласно кивнул на прощанье,
И пара ушла до святого венчанья.
Оделись смиренно, явились заране.
Она седовата, и он лысоват…
Подруга пришла – вот и все, кто во храме,
И батюшка важно ступает из врат.
И… грянули певчие-молодцы!
И… золото-ало сверкнули венцы!
И вот чин по чину идет обрученье,
Венцы возложили, и вдруг… превращенье!
Сияли венцы, как осколки зари!
Стояли в венцах молодые цари!
И юность вернулась, и красота,
И старые клятвы звучат у Креста…
О, эти венцы злато-алые,
Как рая цветы небывалые!
Как храмы золотоглавые!
Сияли надоблачной славою!

Не остави меня, я прошу, никогда не остави
(снова бренное тело стенает под тяжким крестом,
немощствует и ропщет, и требует велию тайну
промыслительных судеб Твоих отложить на потом).

Не вмени мне во грех недостойных моих славословий,
неумелых молитв за себя и за ближних своих
(доверяю Тебе безраздельно, без всяких условий,
помоги и спаси, настрадавшихся их обнови,

из печали отчаянной выведи узенькой тропкой,
напои родниковой водой и утеши в пути).
И не презри коптящий огонь тонкой свечечки робкой...
Не остави меня... и любимых моих защити.

Русская душа так устроена – она стремится помочь, узнав о какой – то беде.

Бывают ли случайные встречи? Чем чаще я задаю себе этот вопрос, тем яснее мне слышится ответ: «Нет». Иногда нам посылаются важные встречи, а мы на них, просто не реагируем,  так и не узнав, как много полезного мог принести этот разговор.

Я сижу на веранде уютного дома, расположенного в пригородах Брисбена (Австралия). Приехав с друзьями поздравить с днём рождения одного уважаемого человека, я попала в очень приятную компанию знакомых и незнакомых людей, которые, не договариваясь, приехали тоже  поздравить друга. Разговор, как всегда,  зашёл о России, о судьбах людей, и тут же, перешёл в незапланированное интервью. 

Пауза  сливалась с тишиной,
Затаив дыхание, молчала.
И казалось только ей одной:
Каждое мгновение – начало.

Звуки, переливы, шум земной:
Всё сливалось, таяло, терялось.
Так незримо в паузе живой
Сердце тишиною обновлялось.

Не взыщите, друзья, что бываю порой нелюдима,
вас люблю всей душой, только горек отчаянья хлеб
(жизнь построить пытаюсь на камне - "и это есть дивно",
но зыбучий песок нестроенья готовит мне плен).
Задыхаюсь и маюсь, ищу невечернего света
малый отблеск - в темнице страстей и лукавых духов
(не хватает отечески-мудрого слова-совета)...
Не судите, друзья, за десятки ненужных стихов.

Одику Серебряковой

Последний луч солнца погас.
Мне пора отдохнуть…
Но скачет крылатый Пегас,
Несётся через Млечный Путь.

Смотрю я в сапфирную высь,
В сад отворивши окно:
— «О время! Остановись!
Дай вспомнить, что было давно…»

Ангелочков догорают платьица.
На щеках ложится смертью сажица…
Белый бант у Хедвы расплавляется…
Для детей игрою это кажется…

Мама обнимает свою Фирочку:
-Ничего не бойся, моя деточка.
В «доме» том проверят твою бирочку,
И дадут печенья и конфеточку.

И с надеждой на игру и пряники
Уходили в печи ясноглазые;
Если по новее были валенки -
Их снимали пред огнём и газами…

Слово о Вампилове

Но помилуй прошедшее!
Н. Гумилёв

Слово это было произнесено в юбилейный год 75-летия со дня рождения Александра Валентиновича Вампилова в Омском государственном классическом университете.

Сначала был звонок от профессора университета Валерия Ивановича Хомякова. Он мягко настаивал: «Очень важно, чтобы сегодняшние молодые не в книжках прочитали, не из интернетовских веб-страниц... а от живого человека услышали, от того, кто знал его...».

Ну, подумала я себе: «ты жива ещё моя старушка»... так вдруг ощутился разбег времени от моей юности до юности сегодняшних молодых.

Я умру, растворюсь среди трав,
Разольюсь по полям как вода.
Вдруг усну, от дороги устав,
И не встану уже никогда.

Утону в первых проблесках дня.
Разобьюсь о рассветную рань.
Что-то мягко коснется меня,
Подтолкнув за последнюю грань.

Я оглох от страданий людских.
Свирепеют картины.
Маски ужаса встали на плечи согбенных фигур.
Гниль просторов мирских –
Рост давно заболоченной тины.
Обнажёнными дёснами цепи изгрыз трубадур.
Инквизиция святость пытает огнём и железом.
Я изгоем живу, презирая и лесть, и почёт.
Но с мольбертовой плахи своей никогда я не слезу.
Она жизнь мою, как палач неподкупный, берёт.
Вышла замуж за штык
Молодая и громкая пушка.
Познакомила их богомерзкая сводня – война.
Я молчу. Я привык.
Пью трагичный напиток из кружки,
Что разбита давно, и, увы, никому не нужна.
После смерти моей остаются портреты, рисунки.
В них кровавая боль и в темницу упрятанный век.

Восточная притча    

Восточный город, суета и зной.
Брели к источнику среди зевак
Отец, мужчина  пожилой
И сын-юнец, доверчивый простак.

Сын восседал на молодом осле,
Отец шёл рядом, что-то напевая.
Вдруг  голос возмущённый в чайхане:
«Позор! Отец идёт, изнемогая,

А сын – верхом, стыда в нём, видно, нет!»
Отец прибавил ход, чтоб скрыть смущенье.
Послушал сын-юнец чужой совет,
Сказал отцу, преодолев смятенье:

А я полюблю тебя, полюблю –
Только, пожалуйста, появись!
Ну как без паруса кораблю?
Ростку как без солнца – ввысь?

Появись неожиданно, вдруг,
Рассветным лучом приди.
Хочу узнать, что ношу не стук –
Живое сердце в груди.

Крылья хочу тебе подарить
И крылья в ответ принять.
Потому что, если любить,
То возможно ли – не летать?

— Бабуля, а расскажи нам что-нибудь!

Когда закрылась дверь за родителями, девочки окружили бабушку.

— Что папа с мамой сказали? Умыться, переодеться и марш в кровать. — строго проговорила бабушка.

— Но ведь Пасха!

— Вот именно — сегодня Пасхальная ночь.

— Ну, бабушка, а ты расскажи нам Пасхальную историю! — не унимались девочки.

Безмерной ношею слова - на позвоночник.
Морщинок рябь на лоб крутой - безумья росчерк.
И щедрым даром в закромах души сгоревшей
не зёрна - плевелы лежат в награду грешной.

Тянуться к небу, чтоб достать блестящий грошик...
О ранах кроткого Христа поёт псаломщик.

На стекле, как маленькая свечка
Прикрепилась детская душа.
Оборвали жизнь у человечка-
Не родили где-то малыша.

Плачет Ангел не рождённых деток.
У хирурга запотел, аж, лоб.
Скрежет от выскабливания клеток;
Не сколочен для малышки  гроб.

— Омилия, а мне тоже в этом году исполняется шесть! Значит, мы с тобой ровесники? Значит мы с Тобой подружки! Будем дружить? Только у Тебя распускается всего лишь седьмой листочек, а у меня их — шестьдесят, а скоро распустится седьмой...(десяток).

Я слышу, что Ты шепчешь мне: так не бывает. Сомневаешься? Тогда послушай мою историю про второе рождение. Только Тебе я могу ее поведать, по секрету.

Из серии «Слава Богу за все!»

Господи, Как хорошо гостить у тебя: благоуханный ветер, горы, простертые в небо, вода, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков. Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки, и птицы и звери носят печать твоей любви. Слава Богу за все! (Из акафиста «Слава Богу за все!»)

Красноярские Столбы — удивительный уголок природы в самом центре Сибири. Место, где вырвавшаяся из недр земли магма застыла каменными изваяниями скал в ожерелье горной тайги.

В далеком 1925 году по просьбам жителей Красноярска, обеспокоенных варварской заготовкой камня и рубкой леса, охотой и лесными палами, в ставшем для них любимым месте отдыха был создан один из старейших в России заповедник «Столбы».
Высота скал (боле 100) здесь достигает 60-90 метров, а возраст горных пород варьируется от кембрия (более 600 млн. лет) до каменноугольного периода. В заповеднике есть и пещеры глубиной до 100 метров.

Мы случайно встретились в трамвае и хоть давно не виделись, сразу узнали друг друга. Вот уж поистине – мир тесен, а земля круглая! Двадцать с лишним лет назад Валентина говорила о предстоящем разводе с мужем, собиралась уезжать из города. И когда перестала звонить по телефону, я так и решила, что она уехала. Оказывается –нет, не уехала. Просто жизнь так закрутила, что не до звонков. А потом и вовсе – новые хлопоты, рождение дочери, внезапная смерть мужа под колесами шального автомобиля, трудное выживание вдвоем с ребеном.

Пианистке Ксении Проститовой. Санкт-Петербург

Фортепьянная фея ночами сидит за роялем.
Колокольчики нежные тремоло-слёзы роняют.
Их обидел аккорд, а за что, никогда не узнаем.
Доминантные стрелы по нотному стану летают.

Переливы аллегро-пассажей, как шум водопада.
У природы-царицы их много, со счёта б не сбиться.
Руки-лебеди звуки гоняют, на радость руладам,
Позволяя небесным вратам для людей приоткрыться.