Какой смысл рождать детей, если большинство людей будут мучаться в геенне?

Здравствуйте! Начну с конца. Брак, безусловно свят, поскольку создан самим Богом. А вот Ваш вопрос о смысле рождения детей — он вовсе не странный, хотя должен признаться, что дать на него ответ не так-то просто. Но давайте попытаемся разобраться. Вы ставите под сомнение смысл брака и деторождения на том основании, что б/о/льшая часть людей попадет в ад. Но у нас нет статистики, сколько людей пребывает в Царстве Небесном, а сколько — в геенне огненной. Мы, надо сказать, вообще очень мало знаем о том, что находится за гранью земного бытия. Да, в Евангелии есть места, которые можно понять как некие количественные указания (например, притча о широком и узком пути — мало тех, говорит Христос, кто находит этот узкий путь). В то же время в изображении Страшного суда (Мф. 25) Спаситель не говорит о том, что овец мало, а козлищ много. Он просто говорит: есть такие люди, а есть такие.

Ваш вопрос затрагивает огромное число богословских и философских проблем. Это и вопрос о предопределении, и о спасении иноверных и атеистов, и об оправдании Бога (почему мир, сотворенный Богом, пребывает в страдании?) и мн. др. И окончательных ответов на эти вопросы нет. Могу лишь сказать, как это для себя понимаю я.

Нас спасает не собственная праведность, а Бог. И мы знаем, что Он хочет нас спасти — для этого Он послал в мир Сына Своего. И если человек не противится Богу (пусть и грешит), то можно надеяться, что Господь его спасет. Я иногда вспоминаю прп. Силуана Афонского, который рассказывал следующее:

Много лет болит душа моя от мысли, что вот мы, монахи, отреклись от мира, покинули и родных, и родину, оставили все, что составляет обычно жизнь людей; дали обеты пред Богом, и святыми ангелами, и людьми жить по закону Христа; отказались от своей воли и проводим, в сущности, мучительную жизнь, и все же не преуспеваем в добре. Много ли из нас спасающихся? Я первый погибаю. Вижу и других, что страсти обладают ими. А когда встречаю мирских, то вижу, что живут они в великом невежестве, нерадиво и не каются. И вот понемногу, незаметно для себя, я втянулся в молитву за мир. Я много плакал от мысли, что если мы — монахи, отрекшиеся от мира, не спасаемся, то что же вообще творится в мире? Так постепенно скорбь моя росла, и я стал плакать уже слезами отчаяния. И вот, в прошлом году, когда я так в отчаянии, усталый от плача, ночью лежал на полу, явился Господь и спросил меня: «Ты почему так плачешь?»... Я молчу... «Разве ты не знаешь, что Я буду судить мир?»... Я опять молчу... Господь говорит: «Я помилую всякого человека, который хотя бы однажды в жизни призвал Бога»... Во мне пробежала мысль: «Тогда зачем мы так мучаемся на всякий день?» Господь на движение моей мысли отвечает: «Те, что страдают за заповедь Мою, в Царствии Небесном будут Моими друзьями, а остальных я только помилую». И отошел Господь.