К другому берегу направив
души и тела челноки,
на судьбоносной переправе
очередной моей реки,
я оказался сам в итоге
в рассвете самом сил и лет,
и нет назад уже дороги
и впереди неясен свет.
Борясь с волною и теченьем
хочу я лодки удержать:
вернуться тянет разуменьем,
душою - новый путь познать.
Никто не хотел умирать
на жарких просторах Синая.
Обещана нам благодать
Была в достижении рая.
В краю неустанной борьбы,
смешавшись с небесною манной,
и ставшая в будущем бы
землёю обетованной.
(Из раннего)
Вновь волнуется природа
С приближением весны.
На границе "перехода",
Ожидание войны.
Там, за южным горизонтом,
Март собрал свои войска.
Наступает тёплым фронтом -
Битва главная близка.
Отрывает, как страницы,
Дни вселенский календарь.
Силы все свои к границе
Тащит, сердится февраль.
Как грустно слушать мне мыслителей надменных
дающих свой о космосе ответ,
о бесконечном множестве вселенных
в котором Богу места больше нет.
В которых смысл, суть существования
в простой игре случайных величин.
В процессе постоянном умиранья
без цели, без последствий, без причин.
Да нет на свете множества вселенных,
их только две, два мира, две судьбы.
Две ипостаси Боговдохновенных
объединённые законами борьбы.
С годами стал я как то больше молчалив,
Спешу укрыться от назойливости взглядов.
Мне говорят я чересчур самолюбив,
Но мне вредит дурман словесных маскарадов.
Не одобряю я дежурность старых фраз,
И ненавижу манекенности улыбки.
Я так же против пожеланий напоказ,
По обе стороны у запертой калитки.
Однажды в детстве, карапузым малышом,
удрал от няньки я, от бабки глуховатой.
В траве высокой, маленьким мышом,
пробрался в лес, растущий возле хаты.
Искала мать, и выбившись из сил
нашла ребёнка только на закате.
До самой ночи Бог меня хранил,
хоть вспоминали лешего некстати.
Я мирно спал, свернувшийся клубком,
и был здоров и даже не заплакан.
Старушка ель, раскинувшись шатром,
меня баюкала укрыв зелёной лапой.
Дай, Господь, мне целостности разума
В наши непростые времена.
Мысли о Тебе пусть будут разные,
Убеждённость - только лишь одна.
Дай, Господь, желаньям монолитности
Твёрдой, как гранитная плита --
Что бы при своей всей самобытности
Походить хотел я на Христа.
И тогда поступки будут следствием
Мыслей и желаний о Тебе.
И христианину соответствие
Смыслом веры, в жизни и в борьбе.
Как всё таки величественна осень,
когда простых законов бытия,
она вдруг осознание приносит -
того, что не умру вовек и я.
Того, что в неизбежности Закона
за жертвенником скрыта благодать.
Природе так привычно и знакомо-
рождаться, умирать,
и воскресать.
Ведь изначально в каждое творенье
Творцом уже заложена Весна,
и жизнь, что копит Веру и терпенье,
на вечность и любовь обречена.
Я лежал умирая в больнице,
я дышал атмосферой тюрьмы.
Видел смерти пустые глазницы,
видел пир я во время чумы.
Видел я как снимают одежды
во дворе превращая в золу.
Видел как умирает надежда
на заплёванном, грязном полу.
Видел взгляды в которых и тени
человеческого не найти.
Слышал злое рычание фени
из прокуренной "волчьей" груди.
Видел я как мала и убога
наша совесть людская подчас...
А ещё часто видел я Бога,
что ходил, сострадая, меж нас.
Молчал седой Ирусалим...
Высоких стен и грозных башен
Был вид величествен и страшен.
Кружили вороны над ним.
Ирусалим, Ирусалим,
Ты, убивающий пророков,
Обитель зависти, пороков,
Ты первенец,
Ты был храним
Любовью Бога Саваофа.
Но в недрах каменной души,
Утратив святость за гроши,
Тобой воздвигнута Голгофа...
