СКВОЗЬ ТЕНЬ. Избранные стихи

Сквозь тень

Сквозь тень,
сквозь боль,
сквозь быт —
пытаюсь быть.

Не понарошку,
не во сне...
Не горбясь.

Не притворяясь
мёртвой
иль живой...

В рост крыльев —
чтоб летать удобней.

В рост счастья —
чтоб дарить щедрей.

В рост горя —
чтоб другим любить
сподручней.
2012

Голос-логос

Целясь в цель,
обретаю слог,
голос-логос.

Как-будто Бог
слово дарит
и цельность вмиг.

Ветхий днями
меня настиг.

Целое,
белое —
пелена.

Проступает
пути
вина.

Логос — суть,
голос — путь:

не
свернуть.
2012

Читаю знаки

Читаю знаки — весточки свободы
в любви Твоей, Господь. Фрагменты
ликов, что хранят сердца простые
и лица. В них судьба взрастает
и расцветает ликами — цветами
родного дальнего.

Туманом даль одета,
и письмена Твои как млечный почерк
сокрыты — не согреты.
Кто согреет?

Пути Господни —
млечные пути —
написаны в сердцах,
но не согреты.
Согреет кто?
2012

Подари мне глоток красоты

Подари мне глоток красоты —
слишком грустно вблизи предзакатья.
Жизнь похожа порой на цветы
на чужом плохо скроенном платье.

Отразиться бы в зеркале грёз,
рассмотреть всё, что было и будет,
побродить средь подружек-берёз
по дорогам неведомых судеб.

Забытья непростая строка
заплутала в чужих предголосьях.
Ей неведома песня — пока,
не по голосу многоголосье.
2013

имена

имена  горы
имена  лужи
имена в сердце
имена снаружи
имена добрые
имена важные
имена глупые
имена страшные
пустотой звенят
полнотой манят
то ли ввысь зовут
то ли боль сулят
2011

Мы все похожи

Мы все похожи
чем-то
на кого-то…
И на себя похожи —
чуточку
совсем.
2011

Антипрокруст

* * *
Господи,
он — слишком взрослый,
а я — слишком ребёнок.
Наше общение —
сплошное недоразумение.
А вдруг он тот самый Инквизитор?
                * * *
Я боюсь прокрустовых кроватей,
мягко застеленных и не очень.
Я боюсь нимбов, царапающих
Твои Небеса и моё небко.
Я боюсь тех, кто знает, но не думает,
кто верит, но не чувствует.
Я боюсь друзей, которые не отличаются от врагов,
и рабов, которые не свободны.
Я боюсь говорящих крадеными словами,
особенно правильными.
Но в любви нет страха...
Прости мне, Господи!
                 * * *
Между формой и бесформенностью — я.
Узкий путь — не узкоколейка...
Форма всё время стремится к Прокрусту.
Поиграй со мной, Господи!
2011

Люди падают

Люди падают
по-разному:
кто-то вниз,
кто-то вглубь,
кто-то ввысь.
2011

Когда слова, свои утратив смыслы...

Когда слова, свои утратив смыслы,
сравняются с землёй, —
словами станем мы.
Иль чернозёмом...
Всё равно — траве,
трава равна сама себе,
и только.
Вонзится боль копьем
в траву и небо,
и в слово, что срослось
с забытым завтра.
Не вспомнить:
не рыдать,
не рыть нам землю,
вонзая пальцы в тело.
Нет, не вспомнить!
Забыто всё,
печаль теряет слёзы.
Утрата эта —
худшее из зол.
2012

Лоза

Не прорасти, никак не прорасти:
цемент и камень вместо жизни —
всюду.
Я семенем лежу в пустыне
новой.
Не прорасти.
Побегом не бежать.

Все двери
заперты.
Но я уже лоза.

Я — жизнь,
во мне стремленье жизни

струиться
и бежать навстречу.

Расту побегом,
и лоза живёт,

пусть, истекая соком
по камням, —

Лозу ищу...
2012

Человеки

Созерцания и мысли

Когда я чаял добра, пришло зло;
когда ожидал света, пришла тьма.
(Иов. 30:26)
                    * * *
Я вижу прорубь с ледяной водой,
где барахтаются люди
замерзающие, беспомощные, одинокие.
Они пытаются выбраться, выползти,
встать на ноги и убежать подальше.
Они брыкаются, размахивая руками и ногами,
и при этом топят тонущих,
бьют тонущих по лицу, по шее, по голове…
Другие топчутся вокруг проруби —
такие же беспомощные и одинокие.
Они тоже бьют тонущих, бьют и спасающихся,
если те спасаются сами и если просят о помощи.
Не бьют только сильных, которые сами могут ударить.
Не бьют только бьющих, потому что боятся.
Если боятся…
                   * * *
Вижу протянутую руку помощи
тонущему,
а в ней записка: «Ты ничтожен!»
Записка падает камнем в сердце тонущего
и сеет злобу. Злоба даёт силу выплыть.
Но рука бросает новый камень
на голову спасаемого: «Смотри, как я велик!»
И снова летят камни: каждый стоящий у проруби кидает свой.
Тонущий уплывает прочь, ища спасения.
И тогда Бог протягивает ему свою руку,
свободную от камней и записок.
                   * * *
Вижу избитого разбойниками человека.
Он лежит посреди многолюдной улицы,
и каждый, кто мимо проходит, пинает его.
Конечно, избитого проще ударить, чем не ударить,
ведь он такой неблаговидный и беспомощный.
Вон мимо него идут благородные люди:
все им низко кланяются, и никто их не бьёт.
Раз этот избит, значит было за что —
на всё воля Божия.
                   * * *
Слышу крик избиваемого человека:
каждый удар сопровождает он рыданием.
— Так возмутительно громко! Стыдно слушать.
Видно, манерам его плохо учили. —
Дама в бархатном платье морщит брезгливо носик и замолкает.
Собираются люди.
Крик всем мешает спокойно жить и работать.
Крик не красив. Рядом с ним красоваться неловко. 
                   * * *
Иов, гляди, твои друзья так ничего и не поняли!
Или это просто неразумные их потомки глупы по-прежнему?
Они красуются на фоне чужого страдания.
Они любуются собой, видя себя непричастными.
Их сердца камнями брошены в ближнего.
И даже если совесть принудит их протянуть руку помощи,
то не из сострадания, а ради самолюбования.
Иов, восплачь о них к Богу!
2011

Никто никому не нужен

Никто никому не нужен,
никто никому не важен.
Каждого бьёт каждый —
мы умираем дважды.

Трупами полон город.
Толпами правит голод.
Мир покидает жажда —
мир умирает дважды —

жажда любить по Богу.
Господи, что им проку?

Плачу над ними богом,
плачу над нами с Богом.
2012

Руки Христовы

Руки мои, как руки Христовы,
тянутся к людям.
Знаю, доныне Бог нами скован,
хлеб Его — скуден.

Горе в гортани, скомкано в горле,
тихо рыдает.
Из ниоткуда молча шагаю —
боль направляет.

Скорбь собирает меня в дорогу —
богам навстречу.
Руки всегда простираю к Богу,
ежели встречу.

Руки Христовы, вас я ищу
и в приближении
не нахожу, не нахожу.
Лишь отражения

рук за спиной, камня в руке —
горя столикого.
Замкнутый круг мелких порук
страха безликого.

Руки Христовы, к вам припадаю
нежно, доверчиво.
Вас я целую и выставляю
так опрометчиво.
2011

Тише

Кормилице небесным молоком
О.С.

Сердце моё разрывается
от горя и счастья,
но побеждается нежностью.
Ты говоришь мне:
«Тише, тише...».
И крик становится тишиной,
а тишина — птицей,
чтобы подпевать тебе:
«Тише, тише...».
Громко, очень громко
звучит твоя тишина —
громче страха.
Я прорастаю в тебя,
как в небо:
тихо-тихо.
2011

Ангелу

о. Серафиму

            * * *
За окном — метель: холода, несмотря на лето.
И душа тоскует — никому не нужна на свете.
В мою дверь постучались.
Я открыла — стоят цветы полевые.
Красота какая! И откуда взялись такие?
            * * *
Я пустыней стала,
пересохли от горя реки.
Жажда мучит тело,
успокоюсь скоро навеки.
Ну, зачем надо
тебе знать, где миры сходят,
где козлищ стадо
по лугам твой пастух водит?
             * * *
 — Дай мне горсть хлеба! —
просит гость с золотою главой.
 — Хлеб мой стал небом, —
говорю ему я с тоской. —
Ручейки-слёзы —
больше нет ничего, Боже!
 — Миллионы вёрст
я прошёл ради горсти неба.
Дай мне горечь слёз
и солёность того хлеба.
             * * *
Руки вытянула навстречу,
сочиняю речи.
Златоглавый смеётся —
речь не удаётся.
2011

Июнь

Мой удел - одиночество,
В чем признаться не хочется;
И скажу без отчаянья,
Что устала нечаянно.
Сорвала вуаль -
На лице печаль.
Здравствуй, мой июнь!
Мне весны не жаль...
1997

Я жизнь придумала

А.С.
Я жизнь придумала свою.
Я не живу, я лишь пою…
Пропой и ты мне пару строк,
Сыграй в любовь, не будь жесток!

Ты мне — крыло, ты мне — дурман,
Ты — мой очередной обман.
Пусть сладок мой невинный сон,
Но не обманет сердце он.

Лишь боль во мне рождает песнь…
Тебе мою любовь не снесть…
Ты выведи меня из круга,
Где потеряем мы друг друга.

Я жизнь придумала свою…
Я не живу, я лишь пою…
1994

Женщина

А.С.
Я счастлива, и я несчастна,
Заботлива и безучастна,
Естественна и лицемерна,
Божественна и люциферна,
И добродетель, и преступность,
Запрет на все и вседоступность…

Я за чертой, я вне черты,
Я — женщина, но рядом ты…
1994

Твоя любовь похожа на пленение

А.С.
Твоя любовь похожа на пленение,
И я ей окажу сопротивление.
Моя любовь - то тихая печаль,
В которой мне чего-то очень жаль.

Как ветер, ты уходишь одиноким,
Свернув на тропку с столбовой дороги,
И машешь ты мне издали отчаянно,
И требуешь любви моей нечаянной...

И за собой зовешь, не признавая
Того, что впереди уж ждет другая.
1996

Любуйся, я стерплю

Любуешься? —
любуйся, я стерплю —
размахом крыльев,
красотой полёта…

Так смотрят в небо,
в горы,
вдаль,
в окно…

Не более.

Не дольше перелёта

от крыши к крыше,
от звезды к звезде…

Так ищут рая,
так о нем мечтают,

когда глаза от боли
закрывают.

Так ищут неба,

чтоб лететь

к земле.

Не мне
препятствовать тому,

не мне…
2012

Ты — мой путь

А.К.

Ты — мой путь,
я — твой путь.
Мы в пути ищем суть.

Радость ищем в пути,
чтоб дойти,

чтоб пройти
испытанье путём.

И сказать на краю:

я любил,
я любим,
я люблю:

мы — вдвоём.
2012

Я жила на свете

Я жила на свете — точно знаю,
где и как — не помню,
но любовь
сберегла забывшую для рая,
несмотря на множество оков.

Господи, как нежно Ты караешь,
как искусно за Собой ведёшь!
Радуюсь и неизбежно каюсь,
прорастая в небеса веков.

Вот окно, открытое в свободу!
Вот и дверь, иду к Тебе, бегу!
Но к себе неловко возвращаюсь,
претыкаясь о крюки грехов.

Господи, верни меня в свободу!
Крылья дай, чтоб я могла летать!
Голос, чтобы пела на свободе
и не возвращалась снова вспять.

Спит округа, люди спать охочи,
я же бодрствую с того утра,
что вгляделось в ласковые очи.
Я не сплю уж, мне к Тебе пора.

Пробужденье сладко и опасно:
не живу я — лишь Тебе пою.
Всё прогорклое житейское ненастье
песнею в молитву претворю.

Я — птенец небесного гнездовья,
я — дорога, путник и певец,
но неоперившийся. Немного
перьев дай мне, Господи!

Венец
странствий многих —
пёрышки для крыльев,
чтоб неопалимой купиной
в небесах Твоих летать
смогли мы:

я и крылья.
Крылья стали мной.

Я — не гостья в небесах прозрачных,
здесь мой дом, я родилась крылом.
Ты другое подарил мне, Отче,
что не прорастает в мире том.

Купиною перья в небе стали
и неопалимых два крыла
к Господу забывшую доставят —
в мир Любви, где я всегда жила.
2012

Про осень

Пусть опадают,
словно листья,
смыслы.
Я выгляну
в твоё окно
едва ли.
Нам ничего
про осень
не сказали
ни путь,
ни жизнь,
ни смерть.
Она уж тут:
глядит в меня
как вечность.
На вокзале
ночь
разбросала
листья.
2011

Лошадь Вронского

Я — лошадь Вронского,
и жизнь моя
ошибкою его
обречена.
Грехом
и промахом
успех
проходит мимо.
Падение
легко осуществимо.
Победа —
смерть:
я это чую, знаю,
но скорость
всё равно
я набираю.

Я — лошадь Вронского,
одной мне жить
невмочь.
Жаль, что нельзя
судьбу мне превозмочь.
Я так уверенно бегу
и так красиво,
но промах Вронского
проносит счастье
мимо.

Ах, Вронский,
не горюй!
Судьба моя
быть лошадью
твоей.

Совсем
не зря
зовут меня
Фру-Фру...

Я —
лошадь Вронского,
и потому умру.
2012

Человек и его собака

Они были друзьями: человек и собака.
Человек заботился о собаке, как мог,
и собака заботилась о человеке, как умела.

Когда беда или злые люди норовили пробраться в дом человека,
собака лаяла изо всех сил, предупреждая о грозящей опасности,
и человек, всегда неготовый, оказывался предупреждённым и спасённым.

Но однажды сама смерть пожаловала к человеку,
и собака, дрожа от страха и поджимая хвост, залаяла.

Человек был слаб, чтобы сопротивляться, но собака всё лаяла и лаяла
и не подпускала к нему ужасную старуху смерть.
Та рассердилась и, уходя, полоснула своей косой по собачьему брюху.
Человек снова был спасён.

А собака начала болеть.
Человек заботился о ней, как мог,
и она заботилась о нём, как умела.

Она старалась не отвлекать человека от его важных дел,
старалась не докучать и не скулить от боли.
Она смиренно ждала, когда у человека найдётся время для неё.

Но болезнь забирала силы, царапина смерти грозила скорой разлукой,
и собака стала поскуливать от боли и тоски.

И вот снова пришла смерть в дом человека, а он, как всегда, был не готов.
Только в этот раз смерть пришла не за ним, а за собакой,
которая была слаба, но изо всех сил сопротивлялась.

Она скулила от горя, потому что боялась оставить любимого человека —
он ведь такой беззащитный.

А человек, увидев смерть, обезумел от ужаса.
И когда та размахнулась своей косой, чтобы ударить в собачье сердце,
он в страхе отошёл в сторону.

Последний предсмертный вскрик ударился о спину отвернувшегося в испуге человека —
и потряс его до глубин, и проник внутрь, прорвавшись сквозь броню ужаса,
и встал на страже уже не дома, а сердца человеческого.

Ведь они были друзьями: человек и собака.
Человек заботился о собаке, как мог,
и собака заботилась о человеке, как умела.
2011

Кошачье чудо

Явление кота из ниоткуда —
простое чудо,
большое чудо!

Как будто бы ваш кот
пролез верблюдом
в иголье ушко
и пришёл оттуда.
2012

Ноль

Круглый — без начала и конца,
как вечность.
Он висит бубликом
и искушает неискушённых.
Бублик мало интересен,
но если посмотреть на другого
через дырку от бублика,
можно увидеть неожиданное:
гримасу без оснований и оправданий
или улыбку
без причины и цели —
глупую,
открытую,
смешную.
Бублик сам похож на улыбку —
удивлённую,
застывшую в изумлении.
Ноль похож на скушанный бублик.
Он — точка исчезновения,
опустошения,
невозвращения.
Или же — точка преображения,
начало отсчёта.
Кто не был на том берегу — не знает.
Кто знает — не скажет,
ибо нет его здесь.
Он — ТАМ!
Гуляет по солнечному лучу
или по радужному мосту:
зачем ему вопросы
и ответы?
Он — ЕСТЬ.
Если посмотреть в дырку от бублика,
который давно съели,
никого не увидишь.
Разве голос долетит
из ниоткуда.
Только успеть бы крикнуть и
встречу назначить себе
на том берегу.
Жизнь — это то, что остаётся,
когда бублик съеден.
Человек — то, что мы видим,
когда смотрим друг на друга
через дырку от бублика.
2011