Асфальтовая дорожка шла между корпусов-хрущевок — ни свернуть, ни скрыться от приближающегося торнадо Варваре никак не удавалось.
Торнадо неминуемо приближалось. Именовалось оно Анаидой. Раньше был человек как человек; боевой, веселый с вечной жаждой справедливости, а теперь все эти качества активно работали на неутомимую вербовщицу-иеговистку в деле привлечения новых членов.
«Все. Сейчас начнется», — только и успела тоскливо помыслить Варвара, как словесный вихрь обрушился на нее всей своей мощью:
— Как я рада тебя видеть! Что нового? Ты еще с этими мракобесами?! Все еще ходишь туда?! — сыпала вопросами Анаида, нервно поправляя черные волосы. — У меня ведь душа болит! Такой человек, как ты, гибнет в православии!
— А что, у меня такой агонизирующий вид? — отбивалась Варвара, уже предчувствуя, что основного натиска ей не вынести.
И пошло-поехало. Анаида потащила свою жертву к перекладине, прибитой между двумя соснами местными аборигенами, раскрыла потрепанную Библию и, с ловкостью фокусника вычитывая оттуда нужные места, приступила к просветительской деятельности. Только и слышалось: «Глава такая-то, стих такой-то».
Уж на что Варвара сама языкатая, а в эту трескотню еле-еле успевала свое вставлять.
— Вы, как язычники, идолам поклоняетесь! — гремела старая подруга хорошо поставленным голосом.
— Вот на эту тему в Ветхом Завете…
— Ну ты скажешь, «язычники»! — злилась Варвара, не зная, чем отбрить. — Вот, например, Владимирская икона Божьей Матери во время нашествия татар…
— Не смеши меня этими бабушкиными сказками, — строчила Анаида, не вникая, — Все эти выдуманные чудеса от темных сил! — И тут же раскрыла соответствующее место.
Варвара со вздохом озиралась вокруг. Во, тошно-то как! И вокруг ничего подходящего, что бы на светлую мысль натолкнуло. Только вон, алкаши у пивной будки трутся и недвусмысленные взгляды на них, двух раскричавшихся сорок, кидают.
Анаида всего этого не видела — заблудшую душу из омута догматизма спасала. Тут не до мелочей пейзажа.
— А ты говоришь «иконы», — закончила она чтение очередного куска, возвращаясь к прозе жизни. — Вот с тобой лично какое-нибудь чудо от икон было? Только не надо рассказывать, что было при царе Горохе.
Варвара уж и рот разинула, чтоб постоять за 2000-летнюю Мать-Церковь, но почему-то медлила. Факт в защиту иконопочитания вертелся на языке, да только при пересказе мог весь эффект на ноль свести…
…Внешне это выглядело так. Все присутствующие на службе стояли молча. Хор пел Херувимскую песнь. В углу над Варварой висел старый потемневший образ «Покрова Божьей Матери». А под черепушкой копошились мысли, совсем обратные тому, что в этот момент пелось. Если совсем точно, то Варвару опять мучили блудные помыслы. Вдруг от иконы раздался треск, будто дерево раскалывается. Все стали оборачиваться на шум. К Варваре подошла Элисо, догадавшаяся о ее мысленных потугах, и потребовала:
— Сейчас же пойди и исповедуйся! Не слышишь, икона трещит!
Треск в это время прекратился.
— Это не из-за меня, — слукавила Варвара.
В ответ треск раздался снова.
Перепуганная Варвара козой отскочила от облюбованного угла и сразу все стихло.
Служба кончилась, оставив вопрос: что это было? Вот и отправилась Варвара к Елене за выяснением:
— Может ли икона трещать сама по себе?
— Может, — последовал ответ без тени удивления и тут же контр вопрос. — Что, «Покров Божьей Матери» трещал?
— Да.
— Наверное, в этом твоя вина. Это чудотворная икона. На моей памяти она уже трещала…. Как-то во время службы около нее стояла одна раба Божья. Вдруг мы все услышали треск. Я каким-то образом почувствовала, что причина в ней, подошла и спросила, обратившись по имени: «Что ты наделала?»
И она рассказала, что когда ее мужа посадили, ей пришлось очень туго материально, и с ней произошло падение. Теперь она очень переживает и не находит в себе силы покаяться. Треск от иконы придал ей смелости для исповеди, — закончила Елена, а для большей убедительности еще и процитировала по памяти. — Как Филарет, митрополит Московский, говорил:«Девство и брак не для всех, но целомудрие для всех».
…От воспоминаний Варваре еще хуже стало. Вот бы Елену сюда, уж она бы не растерялась довод помощнее привести.
А свой личный опыт лучше не вспоминать. Анаида еще чего доброго жалостливую рожу скорчит и скажет:
— Ну вот, что и требовалось доказать. У тебя уже слуховые галлюцинации.
Анаида тем временем, не дождавшись личного Варвариного чуда, тактику поменяла и перешла в контрнаступление — уколола в самое больное.
— Вот скажи, — даже темп речи замедлила, как пантера перед прыжком, — а есть в вашей церкви любовь, такая, как у первых христиан была?
Варвара только вздохнула. Крыть было нечем.
— А-а, то-то же… Нету! Вот приходи к нам, свидетелям Иеговы! Увидишь, у нас совершенная любовь! Нигде такого общества нет!
Варвара только хмыкнула недоверчиво.
— Не надо мне лапшу на уши вешать. Совершенного общества при Иисусе Христе не было. А вы кто такие?
Анаида бросилась было спорить, но потом устало сказала:
— Я ведь люблю тебя и о твоем спасении думаю. Такие, как ты, в будущем веке обречены.
И Варвара уцепилась за эту идею, как за соломинку:
— Главное, чтоб мы друг друга любили, там пусть нас Господь рассудит, кто прав.
На том и разошлись. Жаль, что в церквях специальных молебнов не служат об отошедших от православия, Варвара бы длиннющий список подала. А-то спорить, переубеждать — ни красноречия, ни богословской подкованности нет.
А может, кто из единоверцев прочтет и воззовет ко Господу:
— Покажи, Господи, рабе твоей Анаиде и всем, кто с ней, красоту православия, чудотворные иконы и Пасхальную радость.
Без того ведь и жизнь не жизнь. Тем более что, по иеговистскому учению, душа после смерти умирает.
Вот в таком мрачном настроении отправилась Варвара к о. Павлу поделиться своим фиаско. Тот, как обычно, с третьего слова ухватил суть дела.
— Иеговистка? Библию наизусть шпарит, а ты и сплоховала…
Потом с трудом поднялся с лавки, зашел в алтарь и вынес оттуда через какое-то время ксерокопированное дореволюционное издание с «ятями». На обложке значилось «Доброе исповедание».
— На, изучи и действуй по обстоятельствам.
Варвара составила для себя конспект раритета, т.к. денег на ксерокс не было, и стала таскать с собой рукописание, дабы испытать его действенность на практике.
Шанс представился довольно быстро.
— Не хотите ли узнать имя Бога? — с такой заученной фразой подошли к Варваре в парке две приятные девушки, уже на ходу вынимая одинаковые книжки в черных обложках.
Варвара, совсем как в американских вестернах при встрече двух враждующих группировок, выхватила свою сшитую тетрадку с «Добрым исповеданием». И пошла в атаку, вычитывая остолбеневшим девицам, откуда взялся крест, почему апостолы держали пост и зачем нужна святая вода. Только и слышалось: «Глава такая, стих такой-то».
Иеговистки замялись:
— В этом контексте у нас на собраниях эти строки не рассматривались. Дайте срок, мы уточним.
И оппонентки тут же сделали ход конем:
— А у вас негодные священники, которые нарушают заповеди! — и посыпались картечью конкретные факты с перечнем фамилий: тот пьяным служит, а этот за крещение деньги вымогает.
«Агентура работает на уровне», — горько отметила Варвара. Ведь против фактов не попрешь.
Попыталась в противовес перечислить действия хороших священников, но добилась лишь снисходительного:
— Да, есть и у вас приличные люди. Но их очень мало.
И добили ее оглушающим залпом:
— Вот, посмотрите, что творится. Сколько курящих вокруг. Хотя по статистике Грузия входит в десятку самых верующих стран мира. А мы, свидетели Иеговы, не курим. Если на факте поймаем, тут же изгоняем. И абортов, кстати, не делаем.
В итоге пришлось Варваре перевести разговор на более нейтральную тему. А про себя вздыхать:
— Вот бы кто в церкви занялся делом — устроил что-то вроде тренингов, как на такие вопросы отвечать. А богословские вопросы отдельным карманным изданием, как «Памятка призывника», раздавать каждому прихожанину. Может, тогда бы ситуация изменилась.
