Память

2

На следующий день, вернувшись из школы, он первым делом зашел на сайт военного архива и, набрав имя и фамилию прадеда, вскоре уже читал выведенную на экран скупую информацию: «Анатолий Иванович Подрезков, рядовой, 1926 года рождения, призвался в января 44, последнее место службы: 295 стрелковая дивизия, погиб 7 марта 1945 года. Похоронен в Кюстринском районе, с. Темзель». Ниже можно было посмотреть электронную копию оригинального листка ведомости. Пожелтевшая от времени страница. От руки заполненные графы. В глаза бросилась причина выбытия: убит. Шестьдесят с лишним лет назад, кто-то аккуратным убористым почерком вывел это глухое непоправимое слово напротив фамилии прадеда.

Играть почему-то сегодня уже не хотелось. Вместо этого он стал искать в Интернете сведения о боевом пути прадедовской дивизии. Сведений, на удивление, оказалось довольно-таки много, но об интересующем Тоника периоде — первой неделе марта 45 года — все ничего не попадалось.

Наконец, он нашел то, что искал. В каком-то военно-историческом сборнике, постранично выложенном в Сеть, несколько глав было посвящено боям за город Кюстрин, с приложением схем немецкой обороны и ударов Красной Армии. Но за этими официальными строчками и черно-белыми схемами абсолютно терялся его двоюродный прадед, его маленькая в масштабе той войны судьба... Он был убит на второй день штурма, а еще через четыре дня город был взят частями Пятой Ударной армии... Война покатилась дальше, а рядовой Подрезков навсегда остался лежать в братской могиле на территории Восточной Пруссии. Потом эти земли отошли к Польше..

Тем же вечером Антон снова позвонил деду. Рассказал все, что удалось выяснить.

— Вот как оно... За два месяца до Победы... Хороший был дядя, — сказал дед, выслушав внука. — Меня очень любил. Мама рассказывала, все время норовил меня на руки взять. Я его, к сожалениюЮ плохо помню. Мне ведь тогда всего лишь четыре года было... Правда, у меня где-то была его фотография..

— Ты найди ее обязательно, ладно? А ты, дед? Что ты помнишь о войне?

— Мало чего, Антоша, мало... Помню, как из нашей станицы уходили немцы. Помню их грузовики с высокими бортами. Помню, как солдаты в поисках меда разорили ульи на колхозной пасеке, а потом открыли стрельбу по разъяренным пчелам... (Тоник, услышав это, не смог сдержать улыбки: смешно — стрелять по пчелам) Мой отец — твой прадед, если был бы жив, многое мог бы рассказать...

Дед снова замолчал. Было слышно, как он подозрительно долго сморкается...

Выходит, еще одна ниточка с прошлым оборвалась. Как обидно, как непоправимо все это! Ведь прадед мог бы действительно многое рассказать о своем погибшем брате, о том, как воевал сам. Но никто, видимо, не спрашивал. Не до того было. Учеба, работа, карьера. О военной судьбе своего деда отец знал только в общих чертах: знал, что на фронте оказался практически с первых дней войны, под Ленинградом был тяжело ранен, а затем вследствие этого ранения комиссован. Знал, что бабушка ездила за дедом в Пензу, где располагался военный госпиталь, в котором тот долечивался... Но, увы, нет уже в живых ни прадеда, ни прабабушки, ни их сестер и братьев. Образ погибшего за два месяца до Победы родственника, и без того призрачный, стремительно уходил в небытие. Тоник даже сам не ожидал, что так расстроится. Ведь сколько лет жил без всего этого и ничего.

Но он не хотел сдаваться. «Человек жив, пока о нем помнят.» Где-то раньше он слышал эти слова, и теперь они вдруг всплыли в его памяти. Значит, пока, он, Антон Подрезков, помнит о своем двоюродном деде, то последний жив, несмотря ни на что.

— Антон, ты за уроки когда-нибудь сядешь? Интересоваться судьбой своих предков —это, конечно, хорошо, но про уроки тоже забывать не надо, — прервала его размышления мама.

3

Утром, перед первый уроком, к нему подошел одноклассник Гоша — толстый немногословный увалень, такой же любитель виртуального мира и игр.

— Тоник, ты домашку по физике сделал? А то вчера, понимаешь, почти до часу ночи в чате сидел....

— Сделал...

— А списать дашь?

— И мне! — подскочил еще один одноклассник.

— Дам, если ответите на один простой вопрос... Когда была война?

— Какая война? — растерялся Гоша.

— Великая Отечественная. В какие годы? С кем воевали? Сколько погибло?

Гоша захлопал глазами, с подозрением посмотрел на товарища: не шутит ли? Нет, лицо вроде серьезное. Гоша напрягся, стал вспоминать:

— Ну, в 1943–1945, кажется. С немцами. И погибло много: миллиона три или четыре...

— Не четыре, а десять, — пришел на выручку другой одноклассник. — Там еще американцы участвовали... Высадку в Омахе помните? Еще игра такая была и фильм... «Спасти рядового Райна».

— Точно-точно — Райна. Он потом еще в «Идентификации Борна» играл. А здесь: крутая высадка, немцы из пулеметов шмаляют, море кровищи, даже на камере брызги были, — поддакнул вспотевший от умственного напряжения Гоша и тут же хитро сощурился: — А зачем спрашиваешь? Мы, вроде, по истории это сейчас не проходим...

— Да так, просто... Не в сорок третьем, а в сорок первом, и не четыре, а двадцать восемь... И не американцы, а мы победили фашистов. Понятно? Они со своим вторым фронтом почти на три года опоздали. И ничего, получается, мы о своем прошлом не знаем...

— Так я не понял: списать-то дашь? — нахмурился Гоша. Антон молча достал из рюкзака тетрадку...

4

Он лежал в постели и думал о своем погибшем прадеде. Хотя как-то странно называть прадедом человека, которой успел дожить только до девятнадцати лет. Вон, соседу Вовке тоже девятнадцать, а он целыми днями околачивается около подъезда с компанией, пьет пиво и девчонок зажимает...

Антону вдруг до слез стало обидно, что так мало осталось на земле от его прадеда — лишь пожелтелый клочок ведомости да пара строк в Интернете...

Он не заметил, как заснул. И привиделось Антону, будто не пятнадцать лет ему, а почти восемнадцать (почему-то помнилось, что недостающие полгода он сам прибавил себе в военкомате), и он, только-только прибывший на фронт новобранец. В памяти смутно вставала забитая солдатами теплушка, какая-то немецкая станция, крики командиров и ночной марш-бросок к фронту, где их быстро распределили по ротам... Где-то, словно намекая на иллюзорность всего происходящего, продолжали тикать ходики, оставшиеся еще от бабушки, но ни комнаты, ни постели уже не было, а была холодная стена окопа, в котором пахло стылой землей.

— Эй, боец, не спи — скоро в атаку пойдем.

С этими словами кто-то легонько ткнул его в бок. Антон открыл глаза и увидел сидящего рядом незнакомца, по виду почти ровесника, только седая, выбившаяся из-под ушанки прядь никак не вязалась с его молодым лицом.

— А я и не спал.., — отозвался удивленный таким развитием сна Антон. — Так, вспоминал.

— И что же, если не секрет?

— Даже сам не знаю, что... Будущее, наверное...

Сосед присвистнул. Достал из кармана шинели кисет и обрывок газеты.