Максим Кантор: «Пусть дети хоть на суахили говорят, лишь бы были живы»

...«Пусть дети хоть на суахили говорят, лишь бы были живы», — сказал писатель и художник Максим Кантор. После слов «пусть дети хоть» можно подставить что угодно, пусть дети станут педерастами и проститутками, наркоманами и каннибалами, отцеубийцами и святотатцами, лишь бы были живы. Лишь бы были живы — как будто жизнь эта земная длится вечно, и никогда и никому вообще не придется умирать и держать ответ на том самом Суде, не народном и не районном, без присяжных заседателей и ловкачей-адвокатов. Врагам не пожелаешь того, что желает Максим Кантор детям в виде залога жизни. «Когда распадутся слоги — распадутся и концы Вселенной», — сказал св. Григорий Нисский. Всего лишь слоги, а не слова и не языки. Но именно распада слов и языков добивались и добиваются адепты постмодерна, именно этого — уничтожения всех национальных основ, национальной памяти, национальной истории добиваются те, кто устраивает оранжевые революции, майданы, болотные площади и тому подобное. Об этом писали мудрые люди, жившие и в наше время — А. Зиновьев, А. Панарин, Л. Бородин, Л. Гумилев и многие другие, столь несхожие по взглядам на мировую историю и будущее мира, и настолько близкие по духу, когда речь заходила о нравственном смысле самой жизни и о врагах этого смысла.

Логика «лишь бы были живы» — логика обывательская в самом корне, да и имеются в виду не только дети, но, полагаю, и их отцы тоже. Европейский обыватель образца 1938 года тоже хотел быть жив вместе с детьми своими, а потому с легкостью отдал бесноватому фюреру Чехословакию — пусть забирает, лишь бы «дети были живы», лишь бы тюльпаны мои были целы и газоны мои вековые чтобы никто не потоптал. Но, увы, выхлопотал себе лишь отсрочку, и года не прошло, а по тюльпанам и по детям прошелся безжалостный фашистский сапог, а вековые газоны остались целы лишь благодаря жертвенным победам Красной Армии на Восточном фронте.

(Обыватель «нулевых» лет 21 века аплодировал бомбежкам Белграда, убийству Каддафи, казни Саддама Хусейна, смерти Милошевича — вероятно, это торжествовала какая-то неизвестная нормальному человеку «справедливость». И плоды этой «справедливости» произросли быстрее, чем ожидалось, и наркотрафик через независимое Косово в разы увеличил шансы европейских детей «говорить на суахили» после подсадки на дешевый героин).

Обыватель жаждет мира не вообще во всем мире (такой призыв когда-то красовался на советских плакатах), а конкретно в данном месте, недалеко от своего камина и от своего домика, а если война где-то далеко, за морем или за горами, то это как бы и не война вовсе, а телевизионная картинка или ролик с Ютуба. О такой войне можно и порассуждать, можно оригинально высказаться, можно сослаться на политологов и на «лучшие умы человечества» — те самые, которых презирал Александр Зиновьев.

Жажда мира — это вечная жажда обывателя, желающего, чтобы никто не посягал на его уют и комфорт, на его туристические круизы, на его биеннале, на вернисажи, бары с коммерческим джазом, встречи и беседы с приятными людьми у камина. Обыватель желает, чтобы армия его страны была профессиональной и состояла из маргинальных безработных отморозков, которым, кроме армии, деваться некуда. Детям обывателя в такой армии нечего делать, дети должны быть живы. Обыватель никому и ничему не присягает, а потому — никому ничего не должен, в том числе и собственной стране, и уж тем более — какой-то там Европе, мировой цивилизации или мировой культуре. По обывательской логике глупый Суворов зря вел солдат (крестьянских детей и фонвизинских осмеянных «недорослей» — многие из них могли остаться в живых, если бы не старый генералиссимус) через Сен-Готард, а Николай Гумилев напрасно пошел добровольцем на фронт (подумаешь, не написал бы «Записки кавалериста»), а в 1921 году — совершенно напрасно занялся антибольшевистской деятельностью и был расстрелян, оставив малолетнего сына один на один, лицом к лицу со страшной действительностью...

Все зря. Лишь бы дети были живы, дожили бы до старости, до болезни Альцгеймера или Паркинсона, до простатита и паралича и спокойно бы подверглись эвтаназии в лучшей европейской клинике.

Однако правда жизни и правда художественного творчества противостоят такой позиции даже в лице одного человека. Что бы там ни писал Лев Толстой в своих статьях, однако он до полусмерти избил палкой пьяных мещан, пристававших к женщинам. И уж никак не мог изменить ход Бородинского сражения и судьбу Андрея Болконского или Николая Ростова, погибших на этом поле брани.

Что бы ни писал Максим Кантор в Фейсбуке, но и он не в силах изменить ход событий в своем романе «Учебник рисования», а потому и будут вечно спасать сумасшедшего профессора Соломона Рихтера русский алкаш Саша Кузнецов и русский художник Семен Струев. Один будет вечно погибать, а другой — сидеть в тюрьме до самой смерти. А зачем — одному Богу ведомо. Не спасали — были бы живы, не сидели бы. Но как?