Легенда о погашенном пламени

(сказка на темы из книг Д. Р. Р. Толкиена и не только его)

Действующие лица:

ЭЛЬФЫ — здесь — положительные персонажи сказок Д. Р. Р. Толкиена. По поведению и внешности очень похожи на людей. Имена персонажей и их значение на языке эльфов даны по книге Д.Р. Р. Толкиена «Сильмариллион».

МОРГОТ («черный враг мира»*), прозвище злого и лживого падшего духа МЕЛЬКОРА, властелина подземной крепости АНГБАНД («железного ада»), где происходит действие.

ФЕАНОР («пламенный дух») — вождь и правитель эльфов, один из героев «Сильмариллиона», ярый враг Моргота, погибший в битве против него. В книге А. Рутиэн и Т. Найри — «После пламени» — выживший и ставший его другом.
МАЭДРОС — его старший сын.

САУРОН ((или «ТХАУРОН» (от «тхаур» — «мерзкий») по прозванию «жестокий» — ближайший помощник Моргота.
ОРКИ и БАРЛОГИ — чудовища, слуги Моргота.

…Первый раз я попыталась прочитать книги Д. Р. Р. Толкиена в юности, будучи еще новообращенной православной. Возможно, именно поэтому его истории про эльфов, гномов и волшебников тогда показались мне не только не душеполезными, но, пожалуй, даже душевредными. Лишь много лет спустя я смогла прочесть их. И в очередной раз убедиться в правоте поговорки: «сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Ведь герои Толкиена, несмотря на свою «сказочность», решают те же самые проблемы, что и мы с вами — «как поступать и не оступаться» в меняющемся, жестоком мире, как следовать добру и давать отпор злу. А поскольку очень не хотелось расставаться с полюбившимися персонажами, я взялась за книги, написанные современными продолжателями и подражателями Толкиена. Чтение некоторых из этих книг, где отрицательные герои «Властелина колец» и «Сильмариллиона» — «властители тьмы» — Моргот и Саурон, вдруг оказались на удивление милыми и положительными, лишний раз убедило меня в том, насколько глубоко христианскими являются книги самого Толкиена (по вероисповеданию католика), не пытавшегося искать общее между светом и тьмой (2 Кор. 6. 14–15). Непосредственным же поводом для появления этой сказки стала книга двух российских авторов под эльфийскими псевдонимами под названием «После пламени», написанная «по мотивам» «Сильмариллиона». В ней рассказывалось о том, как правитель эльфов Феанор, попав в плен к Морготу (и благодаря этому получив возможность познакомиться с ним поближе) из его злейшего врага превратился в лучшего друга и помощника. Сами авторы назвали свою книгу «романом о невозможном», и отчасти были правы, поскольку в «Сильмариллионе» Феанор погиб под стенами Ангбанда. А потому история о том, что он выжил, подружился с Морготом и вместе с ним творил великие дела, явно выглядит надуманной. Однако мне подумалось — а такой ли «невозможной» является сама тема этой книги — история человека (или, если хотите, сказочного эльфа), поверившего в возможность дружбы с тем, отнюдь не сказочным, существом, которого христиане издревле называли и поныне называют «врагом»? И чем в таком случае могла бы обернуться подобная дружба? Чтобы ответить на эти вопросы, я решила воспользоваться сюжетом романа «После пламени» и именами его героев. С одной поправкой — вернувшись к той, вполне определенной, трактовке образа Моргота, которую дал сам Д. Р. Р. Толкиен. Моей целью вовсе не было спорить с теми, кто видит его иным, или опровергать их. Ведь каждый человек волен выбирать сам — с кем он и на чьей стороне, и отвечать за последствия этого выбора. Поэтому я не стала в угоду кому-либо облекать эту историю в реалии ХХ в., перенося действие в застенки НКВД и придавая «врагу» обличье коварного следователя-чекиста, оставив ее все-таки именно сказкой о Морготе и Феаноре. Или, скорее, притчей о нравственном выборе между светом и тьмой, где на месте ее героя может оказаться (и оказывается) каждый из нас.

«Иблис** пред ним предстал в обличье друга…»
(А. Фирдоуси. «Шах-Намэ»)

…Около полуночи, в одном из темных залов цитадели Ангбанд, в черном деревянном кресле, сгорбившись, сидел человек (впрочем, на самом деле он был не человеком, а эльфом), одетый в черное, с густой сединой в когда-то иссиня-черных волосах. Рядом с ним стояли полупустой кувшин с вином и серебряный кубок. Временами, словно очнувшись от раздумий, он с усилием брал кувшин трясущейся рукой, покрытой рубцами от ожогов, судорожно делал глоток-другой и снова погружался в свои тяжкие думы. Дверь в коридор была распахнута настежь — как видно, сидящий во тьме давно и напряженно ждал кого-то.

Его звали Феанором, что на языке его народа означало «пламенный». Когда-то это имя как нельзя лучше соответствовало его характеру. Тогда он был гордым вождем эльфов, бесстрашным воином, неукротимым мечтателем и искусным мастером, умевшим воплощать в жизнь свои самые пылкие и дерзновенные мечты. Но теперь все это было в прошлом. В невозвратном прошлом…

И сейчас он действительно ждал. Ждал, что вот-вот в темноте послышатся знакомые, мягкие, почти бесшумные, шаги. Шаги его единственного друга. И тем другом был властелин этой крепости, Мелькор. Тот самый Мелькор, которого он еще так недавно проклинал и называл «черным врагом» — «Морготом». Все изменилось, когда Феанор оказался в Ангбанде. Как раз сегодня исполнился год с того самого дня. И именно потому Феанор сегодня чувствовал себя таким опустошенным. И именно поэтому он так хотел, чтобы его друг Мелькор сейчас оказался рядом с ним.

Они знали друг друга и прежде, хотя тогда друзьями не были. Скорее даже, были врагами. Тогда оба они еще жили в Валиноре — чудесном крае, где царили добро и радость. Правда, что касается Мелькора, он находился там не по своей воле. Повелители Валинора только что выпустили его из заточения, куда он попал за свои прежние черные дела, поверив его клятвенным обещаниям исправиться. Видимо, именно поэтому Мелькор так старался выглядеть добрым, хотя это получалось у него весьма неубедительно, и явно набивался к Феанору в друзья. Он твердил, что желает ему только добра. И под предлогом этого нашептывал, что его братья строят против него козни. А еще о том, что далеко на востоке, за морем, находятся земли, которыми Феанор мог бы править, решись он покинуть Валинор. Конечно, Феанор всегда помнил, что Мелькор — лжец, но иногда его слова звучали так убедительно, что он невольно верил им… А потом Мелькор бежал из Валинора, украв лучшее из творений Феанора — три прекрасных камня-сильмарила, и убив его отца, единственного, кто тогда не побоялся сразиться с ним. Вот тогда-то Феанор и дал клятву отомстить Морготу и вернуть украденные камни. Вернуть любой ценой. Если надо — даже ценой собственной жизни. И вслед за ним эхом ту же клятву повторили семеро его сыновей, первым из которых был его старший сын — Маэдрос.

В памяти Феанора проносились события, предшествовавшие его появлению в Ангбанде. Вот он отдает приказ своим воинам отнять у жителей побережья корабли, чтобы на них покинуть Валинор и отправиться в погоню за Морготом. И убивать тех, кто посмеет им сопротивляться. Вот он слышит пророчество о том, что это братоубийство и безумная клятва приведут к гибели его народ и его самого. Но дерзко отвечает: «Что ж, пусть мы погибнем! Зато о наших подвигах сложат песни, которые не забудутся, пока стоит мир!» Вот он, переплыв море, велит сжечь корабли, бросив на верную смерть своего брата и его войско. Вот он бьется у стен Ангбанда с огненными демонами — барлогами, и хохочет, предвкушая скорую победу над самым главным своим врагом — Морготом. Но они оказываются сильнее, и окружают его, и он задыхается в объявшем его море огня. Последнее, что он тогда услышал, был голос Моргота: «не убивайте его! Он мне нужен живым!»

Очнувшись в Ангбанде, он не мог понять, почему Моргот оставил его в живых. Чтобы убить после, медленной и мучительной смертью? Но, к его изумлению, с ним обращались не как с пленным врагом, а как с почетным гостем. И он впервые подумал — а не слишком ли предвзято он тогда относился к Мор… Мелькору? Ведь ему, оказывается, все-таки ведомо милосердие…

И тогда, словно в ответ на его мысли, появился Мелькор, и заговорил с ним, как с давним и долгожданным другом. О чем именно — Феанор не помнил, поскольку почти сразу же снова потерял сознание. Запомнил лишь одно — именно после этой их встречи он впервые почувствовал к Мелькору не ненависть, а нечто вроде уважения.

Мелькор навещал его каждый день. Он относился к Феанору с таким участием и пониманием, как никто прежде. Правда, поначалу тот все-таки держался настороженно, помня, что перед ним — враг. Но этот враг вел себя настолько дружелюбно, что после каждой их встречи он все больше и больше доверял ему. И, наконец, между ними произошел разговор, положивший начало их дружбе. Мелькор начал его первым:

- Я понимаю, что не смею рассчитывать на твое доверие, Феанор. Ты вправе ненавидеть меня. Ведь это я украл сильмарилы и убил твоего отца. Впрочем, он первым поднял на меня меч. И сам подставил себя под мой удар… Пойми меня, если сможешь, ведь понимание — наполовину прощение… Если бы ты только знал, как меня тогда потрясла его смерть! И с этого времени я многое передумал. Я понял, как заблуждался, когда творил зло. И теперь горько раскаиваюсь в этом. Но мне самому трудно обратиться к добру. В этом мне можешь помочь только ты, Феанор. Не отринь меня, стань моим другом и наставником в добре. А я попытаюсь искупить то зло, что причинил тебе. И для начала прими от меня в дар то, что я когда-то похитил у тебя…

По знаку Мелькора к постели Феанора приблизился орк с подносом, закрытым черной тканью и замер в низком поклоне. Мелькор снял ткань, и лицо Феанора просияло, а потухшие глаза вспыхнули пламенем. На подносе лежала грубо сделанная железная корона, в которой горели, переливаясь разноцветными огнями, его сильмарилы. Позабыв о боли от ран, Феанор схватил корону и прижал ее к груди. А потом принялся гладить руками сверкающие камни. Он ласкал их так, как никогда не ласкал никого на свете. Наконец-то они снова принадлежат ему! Так разве вправе он теперь считать врагом того, кто добровольно возвратил их? Нет, на такое может быть способен только друг. Его друг Мелькор.

От радости Феанор поначалу не обратил внимания на резкую боль в руках. Но, чем дольше он держал в руках корону, тем эта боль становилась сильнее. Тогда он взглянул на свои руки, и увидел, что они почернели и покрылись ожогами. И Феанор вспомнил, что тот, кто носит зло в душе и в сердце, не может коснуться чудесных камней, не обжегшись. И вот теперь его руки стали такими же, как у Мелькора. Но почему? Ведь если Мелькор в свое время похитил сильмарилы, то он, Феанор, их создал. Так почему же сейчас эти камни не приемлют своего творца?

Впрочем, Мелькор поспешил утешить Феанора, предложив вернуть сильмарилы его сыновьям. В обмен на обещание не воевать с ним. Поскольку, по словам Мелькора, он ничего не желал так горячо, как примирения с сыновьями своего друга. Ради этого он даже готов был признать себя побежденным. Как ни хотел Феанор лично участвовать в этих переговорах, Мелькор убедил его, что он еще не оправился от ран, а потому, ради собственного блага и их дружбы, пока должен остаться в крепости. А все труды по переговорам с его сыновьями возьмет на себя он, Мелькор. И непременно добьется желанного мира.

В тот день, когда Мелькор со свитой отправился на переговоры, Феанор отчего-то не находил себе места, словно предчувствуя беду. И не ошибся. После нескольких часов томительного ожидания в коридоре послышался шум, и в комнату Феанора ворвался Мелькор в окровавленной одежде:

- Увы, друг мой! Как ни жаль мне огорчать тебя, но переговоры сорвались. Сколько я ни старался, все было напрасно. И виной этому твой сын Маэдрос. Он напал на меня первым. Как хорошо, что я предвидел это и заранее принял меры… Но ради тебя я велел пощадить его и привести сюда. Попробуй поговорить с ним сам. Может, тебя, своего отца и короля, он все-таки послушается?
По знаку Мелькора орки втолкнули в комнату связанного Маэдроса. При виде Феанора выражение боли и отчаяния на его лице сменилось изумлением и радостью — выходит, отец, которого он считал погибшим, жив? И сейчас он освободит его, и они вдвоем разнесут на куски этот проклятый Ангбанд!

- Сын мой, — обратился к нему Феанор. — Мне горько слышать, что ты непочтительно и вероломно обошелся с моим другом. И что ты хочешь воевать с ним даже после того, как он, ради нашего общего блага, предлагает заключить мир. Так может поступать лишь враг своего народа. И мой враг, потому что мы с Мелькором стали друзьями…

Его речь оборвал яростный крик Маэдроса:

- Отец, ты обезумел! Моргот — твой друг? С каких это пор твоим другом стал лжец и убийца? Ты что, забыл, как говорят: «скажи, кто твой друг, и я скажу…»

- Успокойся, сын мой, послушай меня. Да, раньше я считал Мелькора врагом. Но потом убедился, что это было ошибкой. Просто тогда мы не понимали друг друга. Да ты и сам это увидишь, когда познакомишься с ним поближе, как я.

- Я не верю тебе! Если он сумел обмануть тебя, то меня он не обманет! И я лучше умру, чем покорюсь ему, как ты! Нет, отец, враг своего народа не я, а ты! Это ты увел нас из Валинора на войну с твоим врагом Морготом! А теперь зовешь его другом! Предатель! Будь ты проклят!

Феанор съежился, как от удара, и закрыл лицо руками. Тем временем орки выволокли кричащего Маэдроса прочь. Впрочем, Феанору еще долго то ли слышались, то ли чудились крики и проклятия его сына… А Мелькор, как всегда, пытался утешить его:

- Как же мне жаль тебя, Феанор. Даже твой сын не желает тебя понять и упорствует в своей злобе и гордыне. Мне прискорбно, что он не хочет мира. Вдвойне прискорбно, что он возводит на тебя напраслину, да еще и проклинает. Разве смеют дети так поступать со своими родителями? После этого он просто недостоин называться твоим сыном. И заслуживает самого сурового наказания. Или, может, ты считаешь иначе?..

Феанор поднял голову и посмотрел на Мелькора невидящим взглядом:

- Ты прав, друг. Мой сын теперь стал мне врагом. Что ж, отныне он мне больше не сын. Карай его, как хочешь.
В тот же день Феанор смог убедиться, насколько Мелькор сочувствует его горю. И хочет показать, что проступок его сына не остался безнаказанным. Однако ему все-таки оставлена возможность повиниться перед отцом и получить прощение. Потому что Мелькор не убил Маэдроса, а приковал его к скале, как раз напротив окон Феанора. Шли дни, и постепенно гнев Феанора сменялся горячим желанием того, чтобы сын осознал свою неправоту и примирился с его другом. Но, похоже, что Маэдрос действительно предпочитал смерть дружбе с Мелькором… А потом это желание сменилось жалостью к нему. Феанор уже собирался просить Мелькора ради их дружбы помиловать сына, но не успел — друг Маэдроса, рискуя жизнью, пробрался к Ангбанду и освободил его. Так Феанор вторично и навсегда расстался со своим сыном. После этого он понял, что стал чужим и своим детям, и своему народу. И что Мелькор — единственный, кто всегда поймет и поддержит его. И никогда не предаст.

Да, Мелькор действительно понимал и поддерживал его. Видимо, для того, чтобы смягчить для Феанора утрату королевской власти, он объявил его своим соправителем и окружил почетом и роскошью. Но это не радовало Феанора. В Ангбанде он чувствовал себя одиноким и чуждым всем. Что общего у него могло быть с орками, отличавшимися от хищных зверей лишь тем, что они ходили на задних лапах и владели оружием? Или с барлогами, бой с которыми был слишком памятен ему? А единственный, кроме Мелькора, обитатель крепости, внешне мало—мальски смахивавший на эльфа, при встречах с Феанором каждый раз окидывал его странным взглядом, в котором мешались презрение и непонятное любопытство. Словно он был посвящен в какой-то тайный замысел, касавшийся Феанора, и наблюдал за его исполнением. И хотя в свое время Мелькор познакомил его с этим, самым главным своим помощником, отрекомендовав их друг другу самым наилучшим образом, при встречах в коридорах Ангбанда они лишь молча приветствовали друг друга вежливым кивком головы. Ибо тем, чьи имена «Саурон» и «Феанор» соответствовали их характерам, не о чем было разговаривать…

Впрочем, у Феанора все-таки была возможность скоротать долгие и мучительные дни житья в Ангбанде. В крепости имелись мастерские, где работали орки. Между прочим, туда впервые привел его Мелькор, выражавший надежду, что это развлечет его друга. Но там изготавливали лишь оружие, цепи и орудия пыток. Да и взяться за молот Феанору теперь мешала боль в обожженных руках. Впрочем, как-то раз, превозмогая ее, он все-таки попытался выковать что-нибудь. Но, увидев свое изделие — ужаснулся. Это был меч, очень похожий на тот, что ковал работавший рядом с ним кузнец — орк… Феанор уже давно замечал, что если раньше, в Валиноре, он едва успевал воплощать в явь свои задумки и мечты, то здесь, в Ангбанде, не только его фантазия, но сами мысли угасали, едва успев возникнуть. Выходит, он утратил способность творить? Или теперь он способен создавать лишь орудия убийства и смерти? С тех пор Феанор больше никогда не переступал порога мастерских…

Чем дольше он жил в Ангбанде, тем больше ощущал себя птицей с подрезанными крыльями, которая напрасно пытается снова взмыть в небо. И им все более овладевали отчаяние и безысходность. Единственной радостью для него были встречи с Мелькором. Но почему-то теперь он приходил к нему все реже. Возможно, потому, что не хотел лишний раз расстраивать его. Уж слишком безотрадными были вести, которые он приносил ему:

- Увы, Феанор, кажется, твой сын Маэдрос сошел с ума. Он отрекся от престола. Но все равно хочет исполнить клятву и вернуть сильмарилы… Какое безумие! Право, мне горько, что такой достойный отец, как ты, мог воспитать такого недостойного сына…

- Все мои попытки заключить мир были напрасны. Ангбанд осажден. Мы заперты со всех сторон… Как же они ненавидят нас, Феанор… Но за что? Разве мы не желаем им добра?

- Мне очень прискорбно, но, кажется, Маэдрос рассказал эльфам о том, что ты жив и стал моим другом. И теперь твой средний сын Маглор слагает про тебя глумливые песни. Какая злоба, какое непочтение к отцу! А еще поговаривают, будто ты нарочно увел свой народ из Валинора, чтобы предать мне. И представь себе, многие верят этой гнусной лжи…

Феанор пытался утешать Мелькора, но с каждым разом это удавалось ему все труднее. Потому что его душевная боль становилась все более нестерпимой и неутолимой. Он не помнил, когда именно Мелькор впервые принес ему вина. Кажется, первый раз они выпили его вместе, и он почувствовал, что это, хотя бы ненадолго, дает ему забвение. С тех пор вино стало его незаменимым другом, вторым после Мелькора. Тем более, что кто-то следил за тем, чтобы кувшин с вином в его покоях всегда был полон…

…Феанор очнулся от раздумий, заслышав, наконец, в темноте долгожданные мягкие шаги. Как видно, Мелькор тоже не забыл, что сегодня — ровно год с того времени, как они стали друзьями. Какое же счастье, что у него есть такой внимательный и верный друг!
И тут в темноте раздался голос. Феанор узнал и не узнавал его. Да, это был голос Мелькора. Но теперь он звучал жестко и беспощадно, как разящая сталь:

- Ты напрасно радуешься, Феанор. Сегодня — не годовщина нашей дружбы. Сегодня — день моей победы. Победы над тобой.
Феанор поднял глаза и увидел, что над ним нависло что-то огромное и черное, чернее самой тьмы. Ему показалось, что он бредит. И в ответ на вихрь мыслей, взметнувшийся в его голове, тьма снова заговорила с ним:

- Ты удивляешься, почему я тогда не убил тебя? И зачем так долго притворялся твоим другом? Как же ты недогадлив, Феанор! Или ты забыл свои собственные слова? А я-то хорошо их запомнил: «о наших подвигах сложат песни, которые не забудутся, пока стоит этот мир». Разве я мог допустить, чтобы в памяти своего народа ты остался героем, бросившим вызов мне, повелителю тьмы? Нет, мне было мало убить твое тело. Я хотел полной победы — победы над твоей душой. И только ради этого я оставил тебя в живых. Знаешь, как я радовался тому, что ты поверил, будто зло может быть милосердным! Нет, Феанор — Морготу неведома жалость, и я щажу лишь для того, чтобы потом причинить еще большую муку. И я добился своего.

Со стороны это могло бы показаться кошмаром — съежившийся в черном кресле человек, безмолвный, с перекошенным от ужаса лицом. И нависшая над ним чудовищная тень, злобно и насмешливо отвечающая вслух на его мысли.

- Да, я добился своего, заставив тебя поверить в мою дружбу. И незаметно убивая тебя. Я отслеживал твои мысли и направлял их туда, куда было нужно мне. Я вернул тебе сильмарилы ради того, чтобы убить в тебе мастера и воина. Ведь я знал — они обожгут руки того, кто стал моим другом. Я сделал так, что теперь ты ненавистен своим сыновьям и своему народу. И слухи о твоем предательстве тоже распустил я. Потому что твой сын Маэдрос никому не рассказал, что видел тебя в Ангбанде… Так кто же ты теперь? Воин, неспособный сражаться? Мастер, неспособный творить? Правитель, от которого отреклись не только подданные, но и собственные дети? Бывший герой, предательство которого не забудется, пока стоит этот мир? Ты перестал быть собой, Феанор. И теперь ты «пламенный» лишь по имени. А потому ты мне больше не нужен. Я лгал тебе, что Ангбанд окружен — путь на север свободен. Можешь убираться, куда хочешь. Будешь ли ты жить дальше или умрешь — мне уже неважно. Ибо я победил тебя.

…Говорят, что той же ночью из северных ворот Ангбанда вышел седой человек в черной одежде и исчез во тьме. И с тех пор мраком неизвестности была покрыта дальнейшая судьба Феанора. Того, кто был не первым и не последним из поверивших в возможность дружбы с «черным врагом» — Морготом. И не первым и не последним из обманутых и преданных им.

________________________________________

*Значение имени «Моргот» и названия крепости заимствованы из «Сильмариллиона» в переводе Н. Грушецкой и В. Григорьева.
**Так на Востоке называют падшего злого духа, диавола. Эпиграф взят из «Сказания о царе Заххаке», который, как и герой этой сказки, имел несчастье поверить оному существу.