Григорий Померанц

Спешите не делать зла — урок Померанца. Возможно ли его воспринять в наши дни? Мыслимы ли теперь сообщества добра?

Умер Григорий Соломонович Померанц (это случилось в субботу, 16 февраля 2013г. — Ред.). Я не готов сегодня написать об этой великой русской фигуре. И текст ниже — не некролог, а крайне субъективные заметки, всего лишь о его месте в ландшафте Шестидесятых. Запись двух из нескольких разговоров в декабре 2012 года в Русском институте.

Сегодня, говоря о прошлом, оперируют бессмысленными терминами (народ, власть, ментальность, империя). Сухарь предрешенности «заговора против империи» размачивают психологизмами и «национальной ментальностью». Для удовольствия публики в антрактах «Сталин» в неубедительном исполнении выделывает трюки с петардами. Я старался не отступать от того, что видел сам, — того, как события сделаны.

Г.П.

Недавно я нашел у себя коротенькое письмецо, начисто забытую записку от Григория Соломоновича Померанца, еще конца 80-х, в редакцию журнала «Век ХХ и мир». В ней он признается, что недолюбливал Гефтера и вот теперь «берет назад» свои претензии — уже неясно, почему, видимо из-за каких тогдашних текстов или выступлений Михаила Яковлевича. Со своей стороны, и Гефтер слегка недолюбливал Померанца.

Григорий Померанц:

То, чем мы занимаемся, может показаться очень далеким от событий, которые потрясают страну и весь мир. Но на самом деле, все это глубоко связано, потому что сейчас вся цивилизация столкнулась с необходимостью глубокого духовного поворота. Если мы не найдем в глубине самих себя того уровня, в котором тонут обиды и желание отомстить, то жизнь на Земле, во всяком случае, человеческая жизнь прекратится. Потому что конечно ненависть и месть не сегодня родились, но сегодня в распоряжении этих сил находятся слишком большие технические возможности. Поэтому я думаю, что каждому надо заниматься тем, чем он может, не теряя духа от того, что усилия наши кажутся капелькой, которая все равно утонет в океане. Нет, все равно что-то из этих капелек сольется и сложится.

… Искусство, слава Богу, очень разнообразно и образует очень сложную лестницу, на которой каждый находит ту ступеньку, на которой он может расправиться и почувствовать некоторое прикосновение Духа, в меру своей восприимчивости к Духу. Невозможно прямо начать эстетическое воспитание с рублевской «Троицы» или баховских хоралов. Человек должен начинать с того, что он сам действительно чувствует.

В прошлый pаз мы говорили, что pелигия в отличие от идеологии — это связь с вечностью, основанная на непосредственном опыте, на непосредственном переживании вечности как живой реальности. И сразу возникает вопрос: как пеpедать этот необычный опыт? Потому что обыденная жизнь строится так, что она теряет связь с вечностью, связь с целостностью бытия. Конечно, есть возможность непосpедственный передачи от сердца к сердцу. Напpимеp, когда (если вы читали книгу Мотовилова, то, конечно, помните) Серафим Саровский захотел показать своему духовному чаду Мотовилову, что значит стяжание Святого Духа, он долго безмолвствовал и молился, и когда почувствовал, что переживает это стяжание Святого Духа, то вышел, и Мотовилов увидел по всему облику святого старца, что тот находится в необычном состоянии. Об этом состоянии писали многие люди, его испытавшие. Напpимеp, Меppел Вольф, амеpиканский математик, испытавший это в 36 году, писал, что его домашние чувствовали, как от него исходит тепло. На такой передаче непосpедственно от сердца к сердцу основана пpактика буддизма чань или по-японски дзэн. В этой традиции слово имеет крайне небольшое значение, и основное, считается, можно пеpедать только при непосредственном общении учителя, котоpый имел опыт, с учеником.

Что такое религия и чем она отличается от идеологии, в том числе от идеологии ненависти? Прежде чем попытаться дать определение, я хотел бы отчетливо разделить на живом и памятном вам примере религию Иова и религию друзей Иова. Иов ничего не знает. Он не может понять мира. Он не может принять этого мира без Бога — мира страданий, мира мучений, мира разлада. Он кричит до тех пор, пока не услышит голос Бога в самом себе. Можно это описать в других терминах. Это вглядывание в ужас мира, мира без вечности, мира без духовного начала — пока не переживешь реальность вечности, реальность Святого Духа. С этой точки зрения религия есть опыт Вечности. Вера же друзей Иова не основана на непосредственном опыте. Она основана на опыте других, который оставил след в Писании и который благочестиво усвоен. Здесь сталкивается живая вера и катехизис как свод того, что положено думать о последних вопросах бытия.

Я взял название своей статьи из стихотворения, которым начинается последний прижизненный сборник Бориса Чичибабина, «Цветение картошки».

Взрослым так и не став, покажусь-ка я белой вороной.
Если строить свой храм — так уж, видимо, не на крови.
С той поры, как живу на земле неодухотворенной,
я на ней прохожу одиночную школу любви.

Школа началась в лагерях, продолжалась на бурных поэтических вечерах 60-х годов, ушла из литературы вместе с оттепелью,— и все это была школа любви. После недолгого торжества в прямом эфире перестройки, после горечи похмелья Борис Чичибабин оставляет нам эти слова как самое последнее, самое главное, что он сказал, что через него сказалось:

В этой школе, поди, классов сто, а возможно, и больше.
Но последнего нет, как у вечности нету конца...