«Может быть, один из примеров убедительного современного способа соединять религиозный, что называется, engagement с занятиями поэзией — лирика нашего современника Яна Твардовского, католического священника в Варшаве. Когда я был в столице Польши <…>(по случаю презентации моей книжки стихов в прекрасном переводе незабвенного В.Ворошильского), один мой православный варшавский друг предложил вместе навестить отца Твардовского; это произошло без предварительной телефонной договоренности — у отца Твардовского нет телефона. Мы подошли к одноэтажному домику возле костела, мой друг нажал звонок, очень долго в доме было тихо, и мой спутник шепнул: «Отец Твардовский борется с искушением не открывать!» Наконец послышались шаги, дверь приоткрылась — о, я никогда не забуду появившейся из полумрака сеней фигуры, являвшей собой словно олицетворение застенчивой внутренней уединенности, наиподлиннейшей стыдливости духа… Это было до того похоже на облик, уже возникший в моем воображении, когда я, не видав его, его читал!» (С. Аверинцев).
* * *
<…> Хоть под самый конец напоследок
посети богословов
чтобы они не съели всех свеч и не остались во мраке
из розы не делали розгу
Евангелья не рвали по кусочкам
святыми словесами не били по нервам…
* * *
Дай уйти от умеренного не в меру
от всего что без углов округло
от выдрессированной улыбки
от перчаток раздающих розы
от разума что сам себя пинает
от правоверия что судит и рядит
вывешивает табель
разделывается с каждым
от пересоленной правды
<…>
И Себя Самого даруй
Ты что непримирим и мирен.
(Перевод С. Аверинцева)
Разговор с корой
Здравствуй, Кора!
Сколько листьев, сколько птиц! Сколько мы уже не виделись? Два года? Или все-таки три? И я не знаю… Но самое главное — это то, что я тебе пишу.
Как ты? Все шелушишься? А я все так же, Кора. Все брожу. От дома к дому. Только передохнуть негде. Ты ведь одна у меня. Единственная, с кем так тихо сидеть.
Помнишь, как я тебе читал стихи, а потом заснул? Проспал, сидя, два часа. А проснувшись, обнаружил на коленях желтый лист. Что это было: "спасибо" или одеяло? Я вот думаю, что все-таки это было одеяло. Тепло, Кора.
Знаешь, ты очень теплая. А когда в тебе поет скворец, ты дрожишь. Я специально ухо прикладывал. Ты шершавая и теплая.
Я тебе новое стихотворение принес. Только не думай, что оно грустное. Вовсе нет. И вообще, грустных стихов не бывает. Оно точно такое же, как та изба рядом с тобой. Разве изба может быть грустной? Вот и я так думаю.
Справедливость
Если бы у каждого было по четыре яблока
если бы каждый был силён как бык
если бы все были одинаково беззащитны в любви
если бы у каждого было то что есть у другого
никто никому не был бы нужен
Спасибо Тебе за то
что Твоя справедливость в неравенстве
то что есть у меня и то чего нет
даже то что мне некому дать
всегда кому-нибудь нужно
ночь существует чтобы наступил день
тьма чтобы светили звёзды
есть последняя встреча и первая разлука
мы молимся потому что другие молчат
умираем за тех кто умирать не хочет
любим потому что у других остыло сердце
и если одно приближается к нам другое от нас всё дальше
неравные нужны друг другу
вместе легче понять что каждый существует для всех
легче увидеть целое
(Перевод А. Базилевского)
Не надо
Не посыпайте религию сахаром
не подчищайте ластиком
не обряжайте в розовые тряпки
ангелов парящих над войнами
не отсылайте верующих к лазейкам комментариев
Я пришел за утешением — не за тарелкой супа
хочу наконец преклонить голову
у камня веры
(Перевод А. Базилевского)
Об улыбке во храме
Во храме когда-нибудь нужно и улыбнуться
Пресвятой Деве как на каблучках
возвышающейся на змие
святому Антонию что обвешан жестяными экс-вото
смахивающими на мексиканские маски
зануде что всё дует и дует духовнику в ухо
клирику что отощал кормясь от сосцов богословия
супругам что ступив через порог полощут
в кропильнице свои колечки как золотых рыбок
проповеди что кончается не успев начаться
тем кто не переживает а пережёвывает праздники
моралисту что даже в час адорации грызёт кость
морали
деткам что по ошибке читают как затвердили:
Ангел Божий будь со мною дай мне спать и спать
в покое
пяти девам тощим и пяти девам тучным
влюблённым что пораскрывали сердца всему что нежно
экзистенциалистам что как лиса в сказке таскают
одиночество с места на место
застарелой слезе просыхающей на исповедальне
идеологу что народу как пугало огородное
(Перевод С. Аверинцева)
За всё
Спасибо что был покой
и было много тревог
спасибо что не понимал
но и уйти не мог
что руки неведомо чьи успели соединить
тебя и меня что мы можем ещё любить
зонтиком надо мной раскроется и спасёт
смирение — то что нас и в темноте ведёт
(Перевод А. Базилевского)
Время
Всякая любовь была бы чуть понарошку
любая дружба — от сих до сих
любая верность была бы неверна
ни один покойник не сдержал бы слова
договорились — и не пришёл
должен был позвонить — и тишина
даже одиночество уже не объединяло бы
и вообще началась бы полная неразбериха
ибо всё что конечно — слишком кратко
но хронометр старый рационалист
как всегда без оглядки на вечность
точно отсчитывает секунды
которых нет
(Перевод А. Базилевского)
Спокойной ночи
Ночь важнее чем день
хотя может казаться
что всё совершенно иначе
(иллюзия очередная)
ведь именно ночью нам под силу с телом расстаться
уяснить есть ли Бог
когда вокруг тишина
молитва громче звучит — едва слова умолкают
уши ночи прижаты всегда удивлённые
как два сросшихся вместе семечка клёна
и всё это неизменно напоминает:
человек человека ночью в любви зачинает
день крикливый притих
а время как заяц мчится
ночью чёрной от света —
любите. И пусть вам спокойно спится
(Перевод А. Базилевского)
Больше ничего
«Бог мой» написал он. И
зачеркнул подумав
настолько же мой насколько я
эгоист
Написал «Бог людей» но
прикусил язык вспомнив
что ещё есть ангелы и камни
похожие в снегу на зайцев
Наконец написал просто «Бог».
Больше ничего
И то написал слишком много
(Перевод А. Базилевского)
Приятно
Приятно встретить старую беду
— слушай старуха — сказать
— да что с тобой такое
похорошела
не хлюпаешь носом
уже не похожа на чёрта хмурого от рожденья
раны затянулись
дожди тебя приумыли
в этакую ведьму и влюбиться недолго
пока сам живой
(Перевод А. Базилевского)
Терновая арка
не жалуйся в письме
не пиши что судьба тебя лягнула
нет на земле безвыходного положения
если Бог закрывает дверь — то открывает окно
передохни смотри
падают из облаков
мелкие крупные несчастья необходимые для счастья
и у обыденных забот научись спокойствию
и забудь что существуешь ты
когда говоришь что любишь
* * *
Спасибо, что был покой
и было много тревог.
Спасибо, что не понимал,
но и уйти не мог.
Что руки неведомо чьи успели соединить
тебя и меня. Что мы можем ещё любить.
Зонтиком надо мной раскроется и спасёт,
смирение — то, что нас и в темноте ведёт.
Над церковным учением об ангелах
Кто животных поймет, их обиды и беды,
Укоризненный взгляд шимпанзе-непоседы,
Обезьянью косматость, китовою усатость,
И пернатых напуганных, ловчим на радость?
Кто постигнет слоновьи предсмертные плачи,
Смех ягнят, одинокость извозчичьей клячи?
Среди множества тайн, не сумев разгадать их,
больше знаем об ангелах, чем о собратьях.
Спешите
Спешите любить, люди так быстро уходят,
После них остается обувь, и неотвечающий телефон…
Только неважное медлит, как корова,
Важнейшее так быстро, что происходит внезапно…
Потом полная тишина, настоящая, невыносимая,
Как торжество рожденное просто от отчаяния,
Когда мы думаем о ком-то, оставаясь без него.
Не будь уверен, что у тебя есть время, ибо уверенность неуверенна.
Забирает у нас чувствительность, как любое счастье,
Приходит единовременно, как пафос и юмор,
Как два напряжения, постоянно одно слабее другого.
Так быстро отсюда уходят, как дрозд замолкает в июле,
Как звук, немного неумелый, или сухой уклон…
Чтобы видеть действительность, закрывают глаза,
Хотя, больший риск родиться, чем умереть…
Мы любим мало, и всегда поздно.
Не пиши об этом часто, но напиши раз навсегда,
И будешь как дельфин, ласковый и сильный.
Спешите любить! Люди так быстро уходят,
И те, что не уходят, не всегда вернутся,
И никогда неизвестно говоря о любви,
Первая ли последняя, или последняя — первая.
Признание
Я пришел не затем, чтобы обратить вас в свою веру
Да и вылетели у меня из головы все умные проповеди
Нет во мне блеска
Я словно киноперсонаж в замедленном темпе
Не буду приставать к вам с вопросом
Как вы относитесь к Мертону
Не буду в спорах подпрыгивать как индюк
С красной капелькой на носу
Не стану форсить как селезень в октябре
И диктовать вам слезы раскаяния
Не буду кормить вас с ложечки святой теологией
Просто сяду рядом
И доверю свой секрет:
Я, ксендз,
Верю Господу Богу как дитя.
