Не раз уже я имел возможность убедиться, что некоторые не принимают меня всерьез. Дескать, не умею я утверждать, убеждать, отстаивать и бороться.
Кто знает!
Просто меня утомляет величественность, величественность и величавость. Великое разглядеть я стараюсь в малом.
Я часто бываю на рынке. Меня хорошо там знают. Когда я стою у бочек с квашеной капустой, я вижу капустные поля, синие капустные поля, не зеленые, а синие. Синие капустные поля, синие, как поле подснежников — воистину это страсть моя.
О, цветочный рынок! О, уголок красоты и любви, любви и продажи на огромной площади мира!
Вот розы. Розы распустившиеся и розы в бутонах, ждущие, ожидающие своего часа.
Почему так редко покупают распустившиеся розы, раскрывшиеся во всей своей красе, почему чаще берут нераскрывшиеся бутоны?
Сколько раз ни дарили мне розы, думаю всегда об этом. Ни одна из тех, кто продавали цветы, не ответила мне на это. Одной было некогда, другой казался мой вопрос несерьезным, ну, а многие и вовсе не понимают душу цветов — они просто зарабатывают деньги.
Но одна из них была как трава возле забора, согретая полдневным солнцем. Она была как сама земля, на который растут розы. Я спросил у нее, и она ответила:
«Люди — они знают, что делают. Есть среди них и такие, которые видели, как трава растет, как солнце по утрам ликует. Если тебе не жаль своего времени, ты тоже увидишь, как роза расцветает».
Я послушался ее, я не жалел больше времени. Как раскрывается роза, видеть мне еще не приходилось, но я уже видел, как медленно разворачивается свернувшийся в комок ежик и идет себе своей дорогой, видел, как гриб растет, видел любовные игры дятлов и скоро, скоро увижу, как раскрывается роза. Только времени на это никогда не надо жалеть!
Гладиолусы — вот они почему-то кажутся мне самыми сильными, самыми жизнестойкими из цветов, которые видел. Молодые и полные — весь ряд этих цветков до последнего бутона на верхушке — как целая жизнь. И кипенье сока в стебле не затихает, пока, постепенно укорачиваясь, совсем не окончится этот ряд цветущий, пока не окончится в самом последнем цветке — это материнская сила. Не всякой женщине дано так цвести.
Лето — праздничное гулянье, карнавал цветов. Отовсюду приезжают цветы показать себя, из каждого сада. Они счастливы тем, что живы — оттого и ликуют. И каждый цветок ищет, кому он понравится, и каждый стебель ищет свой кувшин или вазу. Тысячи их покупают, и тысячи отцветают тут же, в этих ведрах, горшках или банках. Никто этого не замечает, никого это не беспокоит. Ибо так и должно быть.
Многие ли из них найдут того, кому понравятся на этом летнем ночном карнавале? Сколько из них отцветет в это лето не срезанными с куста, не взятыми чьей-то рукою — отцветет, чтобы следующей весной распуститься снова? Но и бесплодное печальное это цветенье — вплоть до самого увяданья — разве не есть оно тоже цветенье, может быть, даже самое красивое в грустном своем просветленье?
Мне нравятся старые девы. В них постоянно что-то цветет. Вы замечали — молодые замужние женщины отцветают раньше, чем пожилые и незамужние? В душе у них что-то долго цветет, и лето — праздничное гулянье, карнавал всех цветов.
А вот маргаритки — женщины легкого, я бы сказал, поведенья. О, эти знают себе цену — смотрите, как дорого они продаются! А как развязно подмигивают, стерев и начисто вытравив свою естественную красоту при помощи средств химических наиновейших! Нет, мне они не нравятся определенно!
А впрочем, не знаю, может быть, я сужу их слишком строго, может быть, они просто молоды и глупы. Просто лето — праздничное гулянье и карнавал всех цветов, и всем хочется плясать на этом карнавале.
