Густав Шпет и Вильгельм Дильтей по-разному относились к природе понимания. В философии Шпета оно инуитивно, но вместе с тем связано с интерпретацией, идущей от основания вещей, поэтому понимание здесь носит объективный характер. У Дильтея вопрос о природе понимания сводится к описанию психических переживаний людей в герменевтическом круге отношений перехода от части к целому, и наоборот.
Проблема понимания в русской философии была обозначена еще в философии Памфила Юркевича и впервые раскрыта Василием Розановым. У Розанова мы найдем много идей, схожих с идеями В. Дильтея. Г. Шпет рассматривал понимание в традициях феноменологии, и у него был свой взгляд на данный вопрос, когда он связывал понимание и объяснение. Тем не менее как раз и обнаруживается еще одна точка соприкосновения философии Шпета и Дильтея. Феноменология, как и учение Дильтея, признает такой феномен, как описание, в котором находит отправной момент для понимания жизненного мира. Ранее Брентано работал в рамках дескриптивной психологии, в которой его волновала проблема «ясной идентификации предмета и основных разделений феноменов» [1]. Много лет назад Милль указал на то, что «описать нечто значит утвердить связь между этим нечто (отдельной вещью) и всякой другой вещью, которая обозначается или коннотируется посредством любого из использованных терминов» [2]. Шпет также уделяет внимание проблеме логического описания действительности, под которым скрывается феномен объяснения. Что собой представляет логическое описание действительности? В связи с этим вопросом изложим нашу точку зрения на проблему понимания и обоснуем противоречия, которые лежат в основаниях концепций Шпета и Дильтея.
У Шпета понимание и интуитивно, и объективно, и связано со смыслом. «Концепция Дильтея не предусматривает никакой чистой интуиции, которая бы имела характер непосредственного знания» [3]. Можно ли сказать, что в основе понимания лежит интуиция смысла, интуиция гармонии? Мы считаем, что этот тайный смысл был заложен еще философией Дильтея, у нас -Василием Розановым, который полагал, что понимание - это движение интуиции к гармонии. Похожий тезис выдвигает и феноменология. В концепции Густава Шпета интуитивное понимание выглядит несколько иначе. Он разбивает смысл на логику, на части, тогда, как кажется, смысл захватывается целиком. Заслуга Шпета, может быть, видится как раз в том, что он раскрывал механизм «быстрой» интуиции, но может оказаться и так, что интуиция интересна именно своей мимолетностью.
Разбивание смысла на его составляющие части было проделано Шпетом благодаря принятию идеи логического восприятия и философии Хр. Вольфа. Понимание философ связывает с объяснением, оно и возможно благодаря объяснению. Объясняя какое-нибудь явление, мы можем полагаться не на понимание его смысла, а на постижение причинной цепи, которой вещи связаны друг с другом, и эта связь объективная. Понимание же в какой-то мере и субъективно. Смысл субъективен здесь в том роде, что зависит от контекста и уровня воспринимающего субъекта. Контекстом может выступать исторический процесс, эпоха, кусок текста, понятие и т. д.; не может быть объективных смыслов, тогда как причинно-следственные связи во многом однородны, так как зависят от объективных вещей и уровня науки, постигающей эти вещи как явления. Причинные связи в социальных науках не образуют смысла явлений сами по себе, безотносительно субъекта, а выражают события и обстоятельства в их взаимодействии. Правило предустановленной гармонии (в современном понимании корреляция) действует и здесь: словесно можно выразить любую каузальную связь. Однако смысл зависит от многих субъективных факторов: понимания целей, мотивов, способностей и т. д. Тем не менее объяснение в социологии по своей социальной природе во многом смыкается со смыслом. Несмотря на то что социальные отношения можно рассматривать как вещи (концепция Дюрк-гейма), многие факторы требуют субъективного понимания. Эти факторы психологичны по своей природе, в то же время не следует смешивать субъективную природу понимания с субъективностью психических проявлений тех или иных групп индивидов, которых можно изучать в рамках этнологической науки, наблюдая за коллективными проявлениями психики в тех или иных общественных ситуациях.
Понимание, по Шпету, не обходится без объяснения, основу которого составляют причинные связи явлений, даже коллективное сознание, в основе которого лежит типическое, можно объяснить, исследуя типическое как своеобразную вещь в ее взаимосвязи с другими вещами. Типическое объективно наряду с другими явлениями, в типическом происходит объективация субъекта. Само понимание возможно только как теоретическое осмысление чего-либо, поэтому оно объективно, поэтому и смысл, поскольку зависит от логического восприятия контекста, объективен. Логическое восприятие объективно в том смысле, что коррелятивно отражает каузальную действительность, а потому объективно, как объективны каузальные связи вещей.
В целом в феноменологии понимание интуитивно, и смысл интуитивно «схватывается», но субъективен или объективен он, однозначно сказать сложно. Поскольку смысл и значение не разводятся, есть основания полагать, что смысл, скорее всего, объективен, как связанный с предметом, в то же время интуитивное «схватывание» указывает прямо на противоположную субъективную сторону, поскольку интуицией обладает субъект. Однако есть ведь и эйдетическая «интеллектуальная интуиция», о которой говорит Шпет [4], присущая трансцендентальному субъекту, она выходит за рамки субъективного восприятия.
Теперь обратимся к философии Дильтея, так как она была подвергнута критическому анализу со стороны Шпета. Философию Дильтея можно рассматривать как философию гармонии и художественного образа, философию «жизни и понимания», как «реалистическую или критически-объективно направленную».
Шпет всюду применяет свой «феноменологический» метод, используя его то в качестве средства критического анализа разделения наук на науки «о природе» и науки «о духе», то в качестве не менее критического анализа «логики» и «психологии» в гуманитарном познании. Полагая основой понимания объяснение, он находит у Дильтея тот фундамент, на котором покоится его собственная философия понимания. Этим фундаментом является постижение смысла в самих жизненных проявлениях путем удачно схваченной и понятой коррелятивности самих явлений нашему восприятию этих явлений в сознании. Жизненные факты прямо корреля-тивны сознанию, воспринимающему их. Нужно найти общую основу, логически объясняющую все проявления сознания в нас, тем самым будет заложена теоретическая, а не психологическая основа всякого знания вообще. Этим логическим основанием Шпет называл отношение к вещи, или социальный взгляд на природу любого знака. Этот взгляд предполагает уникальный опыт какого бы то ни было коллектива или группы. Вот почему ему так важно было проявление типических черт коллектива, в которых только и содержится «объективное» знание действительности.
Однако объяснение необходимо связано с пониманием. Понимание предполагает «указывание значения названий, входящих в описание, их смысла и цели», оно необходимо требует интерпретации (т. е. объяснения) [5]. Основная наука должна быть толковым словарем для наук, логически объясняющим происхождение «корней». Только Дильтей выстроил это здание на психологическом фундаменте, поскольку в его глубине лежат психологические переживания и восприятия жизни.
Избежать психологизма можно следующим образом. Сознание обладает феноменом коррелятивности, когда нашему восприятию соответствует причинно-действенное положение вещей. То, что в природе все взаимосвязано и каждая вещь находится в причинном отношении с другой вещью, доказано еще Вольфом. Этой концепцией и концепцией Дильтея вооружается Шпет, причем у Дильтея закон коррелятивности выражен с предельной ясностью, вопрос только в «жизненности» его философии, в которой просматривается линия психологизма.
Причинная связность вещей, или каузальность, действительно, может служить логическим (достаточным) основанием для объяснения социальных явлений, поскольку все они рассматриваются как вещи (концепция Дюркгейма). Поэтому исследование исторического процесса, социальных наук становится, в конечном итоге, уделом логики: работа Шпета так и называется «История как проблема логики».
Дильтей все более склонялся в сторону описательной феноменологии Гуссерля и постепенно терял связь с предметностью и логикой. Шпет полагал, что, рассматривая социальное поведение в группе или группы как социальный факт, вещь, к изучению этого явления можно применить обычную причинную схему. Поскольку поведение - это своего рода деятельность, то она имеет мотивы, цели, задачи и т. д. Вот тут, однако, начинаются трудности. Очень сложно порой понять истинные мотивы и цели тех или иных социальных групп или отдельных людей. В пучке взаимосвязей поведения различных индивидов и их групп рождается истина, но распутать этот клубок - дело совсем не шуточное. Историк, как и писатель, должен обладать профессиональной интуицией, помогающей ему находить самые приемлемые объяснения для той или иной проявившейся ситуации. Хороший математик также обладает интуицией, которая помогает находить верные решения в, казалось бы, неразрешимой ситуации. Интуиция - это загадка мозга, но она есть и помогает в самых неожиданных случаях. В этом также и загадка профессионализма.
С другой стороны, поведение человека не всегда можно рассматривать только как социальный факт, или вещь. Жизнь человека эмоционально нагружена, и здесь слишком сложно, да и не нужно избегать психологического рассмотрения вопроса. Шпет понимал это, и поэтому дальнейшие его взгляды касались и области психологии. Его концепция о слове является тому подтверждением: слово эмоционально нагружено. Но и здесь философ отделяет зерна от плевел. Чтобы понять смысл значения слова, нужно отбросить словесную экспрессию и взяться за логическую структуру слова и контекст. Психологии, душевным переживаниям, таким образом, отводится минимальное место, хотя полностью они не отрицаются. Все усилия Шпет концентрирует на предметности, логике, с которыми связывает постижение смысла значений, истины и понимания вообще, т. е. с объективностью, в рамках которой может происходить и «объективация субъекта», если в этом есть особая необходимость.
Еще одним моментом в концепции Шпета является связь с герменевтикой. Уже Дильтей наметил контуры этого метода, однако они нуждались в дальнейшей разработке. Герменевтический метод непосредственно связан с проблемой понимания: может ли единичное подняться до понимания общего? Как возможно познание чужой индивидуальности? Понимание бывает различным и зависит от интуиции.
Шпет не совсем прав, когда указывает, что Диль-тей дает не очень богатую программу для развития герменевтики. Связь целого и части в концепции Дильтея уже сама по себе замечательная в том роде, что раскрывает смысл работы с контекстом, текстом вообще, что способствует внутреннему пониманию. Чтобы перевести это внутреннее понимание субъектом смысла во внешнее понимание, нужна интерпретация, истолкование текста на его логику, т. е. причинное понимание того, о чем текст. Однако вопрос именно в том, возможно ли объективное истолкование текста. Не будет ли предложенное толкование содержать субъективную оценку, оставшуюся от внутреннего понимания смысла? Чтобы оградить себя от подобных опасений, Шпет предлагает свою программу, основанную на логическом методе (объективной причинной связи вещей). Приведем пример подобного понимания.
Если мы обращаемся, допустим, к наблюдению, мы просто ищем известных отношений между физиологическим и психическим: когда я слышу, что, когда я сделал гримасу, мне было весело, я на самом деле понимаю не психофизический факт, а социальный, то есть передо мною существо, связанное со мною и с другими социальными узами. Сам же психофизический факт в моем понимании не нуждается: я уже вижу то, что я вижу. Но проблема остается там, где я должен отделить мое понимание (которое есть тоже социальный факт) от того, что я понимаю. Понимание может быть только там, «где мы имеем дело со знаками, так или иначе выражающими действительную вещь», но «наличность психофизического факта здесь открыта без помощи моего понимания» [6].
В социальных науках источником понимания являются сообщения других лиц. Психология же находит свой источник познания также и в глубинах собственного «я». Отсюда ясно, что социальные науки должны иметь свой особый метод познания, отличный от методов психологии.
Вообще любая наука возможна благодаря своему предмету, любой же предмет можно изучать как вещь, как знак, например, душу. В этом, как нам кажется, суть концепции Густава Шпета. Однако, работая с текстом, полезно применять и чисто эвристический метод Дильтея (о соотношении части и целого), разработанный впоследствии Гадаме-ром. Этот метод весьма важен для исследования.
Для Дильтея понимание является особым источником познания. Он писал по этому поводу, что когда оно «проникает за пределы "знаков", оно улавливает не только психическое, но и то, что не может изучаться психологией, не вмещается в ее рамки, но подобно ей не имеет истории» [7]. Речь, очевидно, идет о смысле. Он не может изучаться психологией и очень часто выходит за рамки исторического процесса. Понимание, таким образом, связано со смыслом. Однако Дильтей ошибался, называя понимание особым источником познания. Он думает, что интерпретация (под которой Шпет и обнаруживает понимание) непосредственно связана с предметом исследования. При этом если речь идет об общем, то определение предмета и формы должно быть совершенно общим, под которое должны были быть подведены все «частные» носители знаков, потому что только при этом условии можно говорить об определенном бытии вещи или объекта. Понимание выступает как орудие исследования, когда мы определяем характер источника, но не самого объекта в его бытии [8]. Короче говоря, если я вижу дом, то мне совершенно не нужно его понимать, поскольку он весь передо мной на виду, но если я читаю о доме в книге или слышу о нем от кого-нибудь, то это совсем другое дело.
Опираясь на феноменологический анализ объектов восприятия, Шпет определяет «духовное» как некий знак, манифестацию, обнаружение». У него духовный элемент также подлежит объективированию, как и прочие вещи. Все эти элементы философ называет «знаками» нашего восприятия, а значит, все они подлежат логическому исследованию на причинность. Так он понимает процесс интерпретации (объяснения), или само «понимание» текста. Он хочет определить форму бытия «знаков». Понимание выступает только тогда, когда имеет место объяснение, для которого необходим онтологический анализ [9], «необходимо построение, логика исторического предмета», возможные только на базе самой действительности, действительного бытия. Здесь мы подошли к труднейшему вопросу: как в зависимости от предмета конституируется наука со всеми ее методами и приемами? В общем-то, это и было задачей самого Шпета. Возникает другой вопрос: какую же роль в таком построении играет феноменологический анализ? Именно он и разделяет логическое и психическое. Он берет предмет в его логической сущности, т. е. в причинной связи с другими предметами. Заметим, что для Гуссерля феноменологический анализ есть в конечном итоге «схватывание смысла» в процессе восприятия предмета, в результате которого нашему восприятию «является» смысл. Насколько точен этот смысл, зависит от «интуиции» восприятия.
«Феноменологическое исследование», как его определил сам Дильтей, - это был путь «предметной аппрегензии». Переживания субъекта при таком подходе направляются на предметы действительности в их взаимосвязи. Соответственно этот путь служит объективации действительности и, на самом деле, очень похож на метод Шпета, тем более что логика восприятия у Дильтея корреля-тивна действительности. Тем не менее Шпет убежден в том, что Дильтей оперирует только с пониманием и только в сфере психического. Его чистое «понимание» пребывает в сфере эвристики и не может считаться научным объяснением, считал Шпет. Дильтей не смог объяснить механизм «понимания», его онтологической основы, говорил он. Приступая к определению формы бытия предмета наук о духе, Дильтей, по мнению Шпета, имел в виду только идеальную связь наук о духе и резюмировал это следующим образом: «Эта связь покоится на отношении переживания и понимания, а в последнем получается три главных положения. Расширение нашего знания за данные в переживании совершается через истолкование объективации жизни, и это истолкование, со своей стороны, возможно только из субъективной глубины переживания. Точно так же понимание единичного (Singularen) возможно только благодаря наличности в нем общего (generellen) знания, и это общее знание имеет опять свою предпосылку в понимании. Наконец, понимание части исторического хода достигает своего совершенства только благодаря отношению (Beziehung) части к целому, и универсально-исторический взгляд (bberblick) на целое предполагает понимание частей, которые в нем объединены» [10].
Герменевтика находит применение исключительно как метод интерпретации текста, тогда как у Дильтея само социальное явление может быть рассмотрено как целое, а отдельные социальные группы - как части этого целого. При этом отсутству-
ет определение формы исторических объектов, их общее логическое (достаточное, причинное) основание, объяснение носит в целом описательный характер, полагает Густав Шпет. В то же время исключительность самого герменевтического метода как метода соотношения целого и части в их совместном понимании и характер описания по типу корреляции сознания и действительности позволяет Шпету строить собственное концептуальное поле, опираясь в дальнейшем на работы Дильтея.
Примечания:
1. Шпигельберг Г. Феноменологическое движение. Историческое введение. М., 2002. С. 51.
2. Там же. С. 653.
3. Плотников Н. С. Антропология или история. Полемика Г. Г. Шпета с В. Дильтеем по поводу оснований гуманитарных наук // Густав Шпет и современная философия гуманитарного знания. М., 2006. С. 179.
4. Там же. С. 177.
5. Шпет Г. Г. История как проблема логики. М., 2002. С. 847-848.
6. Там же. С. 883.
7. Там же. С. 895.
8. Там же. С. 896.
9. Плотников Н. С. Антропология ... С. 174.
10. Шпет Г. Г. История ... С. 905-907.
Счастливцева Елена Анатольевна
Вестник Вятского государственного гуманитарного университета
Выпуск № 4 / том 4 / 2009
Научная библиотека КиберЛенинка
