«Стихи, мой друг, делают не из идей, а из слов», — изрек Малларме. Удивительно, что столь категоричное и прямолинейное определение поэзии принадлежит ПОЭТУ. Здесь сомнительно все: и отрицание (не из идей) и утверждение (из слов) и глагол в активном залоге (делают). Поэту свойственно говорить о стихах в залоге страдательном: пишутся, не пишутся. Но не стану тратить много времени на опровержение подобной формулировки. Этим наверняка занимались до меня. Я же привела высказывание Малларме, чтобы, оттолкнувшись от него, изречь (правда, ни на чем не настаивая) свое: существуют стихи, созданные БЕЗ СЛОВ. Во всяком случае, слова в них погоды не делают.
Что счастие? Короткий миг и тесный,
Забвенье, сон и отдых от забот…
Очнёшься — вновь безумный, неизвестный
И за сердце хватающий полет…
(Александр Блок)
Здесь стиховая ткань, будто молью изъедена — жидкая, дырявая, сквозная, вся светится. Слов как бы и нет — настолько они просты, чтобы не сказать банальны. Здесь царят ЗВУКИ — тягучие, А, Е, О, А, Е, создающие ощущение вакуума, пугающего пространства, в котором совершается бессрочный и бессмысленный полет. Таким стихам по дороге с воздушным потоком, с которым они сливаются и который озвучивают, не нарушая его непрерывного движения.
Впереди одна тревога
И тревога позади…
Посиди со мной немного,
Ради бога, посиди!
(Сергей Клычков)
«Бессловесная» поэзия — полный антипод другой, в которой слова, обладающие особой энергией и мощью, ложатся не вдоль, а поперек воздушного потока, бросаются ему наперерез, перекрывая и перекраивая его, вызывая ветер, вихрь, бурю.
Без рук не обнять!
Сгинь, выспренных душ
Небыль!
Не вижу — и гладь,
Не слышу — и глушь:
Не был.
Круги на воде.
Ушам и очам —
Камень.
Не здесь — так нигде.
В пространство, как в чан,
Канул.
(Марина Цветаева)
Хотя и эти стихи сотворены из
Холодно, ясно, бело,
Дрогнуло птицы крыло…
Солнца еще не видать,
А на душе благодать.
Четыре повествовательных предложения, начисто лишенные
Париж в златых тельцах, в дельцах,
В дождях, как мщенье, долгожданных.
По улицам летит пыльца,
Разгневанно цветут каштаны.
Жара покрыла лошадей
И щелканье бичей глазурью
И, как горох на решете,
Дрожит в оконной амбразуре.
(Бориc Пастернак)
Какой густой замес! Творится новая реальность, куда более насыщенная, концентрированная, экспрессивная, чем явь.
Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок,
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок.
(Борис Пастернак)
Здесь всё в избытке — тропы, эпитеты, аллитерации. А из чего сделаны такие строки?
Я слышу — история и человечество,
Я слышу — изгнание или отечество.
Я в книгах читаю — добро, лицемерие
Надежда, отчаяние, вера, неверие.
И вижу огромное, страшное, нежное
Насквозь ледяное, насквозь безнадежное.
И вижу беспамятство или мучение
Где все, навсегда, потеряло значение,
И вижу, вне времени и расстояния, —
Над бедной землей, неземное сияние.
(Георгий Иванов)
Перечисление, повторы, нищий словарь, никаких изысков… Да это и не стихи вовсе, а завывание ветра, протяжная песня без слов. Когда в таком почти бессловесном пространстве неожиданно вспыхивает СЛОВО, это воспринимается, как чудо.
И опять, в романтическом Летнем Саду,
В голубой белизне петербургского мая,
По пустынным аллеям неслышно пройду,
Драгоценные плечи твои обнимая.
(Георгий Иванов)
«Драгоценные» — единственное здесь слово.
А вот еще образец поэзии, являющейся антиподом «бессловесной»:
Помесь прошлого с будущим, данная в камне, крупным
планом. Развитым торсом и конским крупом.
Либо простым грамматическим «был"и «буду»
в настоящем продолженном. Дать эту вещь, как груду
скушных подробностей, в голой избе на курьих ножках.
Плюс нас, со стороны на стульях.
(Иосиф Бродский)
Попробуй, читая или слушая эти стихи, хоть на секунду отвлечься, упусти хоть одно слово — немедленно потеряешь нить той сложной, искусной словесной паутины, которую выткал
Не мечтай о светлом чуде:
Воскресения не будет!
Ночь пришла, погаснул свет…
Мир исчезнул… мира нет…
(Сергей Клычков)
Читая эти строки, испытываешь удивление. Но удивляешься не мастерству, блеску или виртуозности поэта, а совсем другому — тому, что горсточка обыкновенных слов превратилась в стихи.
А что стихи? Обман? Благая весть?
— Дыханье, дуновенье, вдохновенье.
Как легкий ладан, голубая смесь
Благоуханья и — благоговенья.
(Игорь Чиннов)
Дыханье, дуновенье, вдохновенье — вот самые точные, несмотря на всю их размытость, определения. Песня без слов рождается, когда, благодаря вдохновению, ритм дыхания поэта совпадает с вибрацией воздуха. Приходится прибегать к «воздушному» словарю, потому, что ничего более определенного о такой мнимости, как поэзия, тем более «бессловесная», не скажешь.
Нечто подобное есть, наверное, и в смежных искусствах. В живописи это картины Вейсберга, которые настолько призрачны, что почти не нарушают белизны холста. В кино — фильмы Отара Иоселиани, особенно его «Пастораль», где ничего не происходит и остается загадкой каким образом мастеру удается взять зрителя в плен. В музыке — сочинения Пярта. Когда их слушаешь, начинает казаться, что композитор пишет, не подозревая, что музыка существовала и до него, пишет, как первый на свете, как Адам или дитя, потрясенное возможностью извлекать звуки. И звуки эти настолько младенчески целомудренны и простодушны, что почти не нарушают тишины.
У поэта сложные отношения со словом. Он жить без него не может, души в нем не чает, но иногда от слова устает, враждует с ним, теряет в него веру. Тому много свидетельств. Вот лишь некоторые:
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда! —
(Александр Блок)
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои…
(Ф. Тютчев)
Тишина, ты — лучшее из всего, что слышал.
(Борис Пастернак)
Сказав это, поэт опять нарушает тишину и будет, если Бог даст, нарушать ее и дальше. Но существуют стихи, которые тишины почти не нарушают, едва сквозь нее проступая, как лик Христа свозь Плат Вероники.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
(
«О если б без слова / Сказаться душой было можно!» (А. Фет). Томление по «неслыханной простоте» и есть томление по разговору, который выше, тоньше, точнее, бесспорнее слов. То есть томление по разговору без слов. Писать без слов — легче легкого и сложнее сложного. Легко — потому, что такая поэзия почти лишена метафор. Эпитеты — первые попавшиеся, да и вообще, она — простая, как мычанье. Сложно — потому, что эти «никакие» слова должны (простите за эксплуатацию образа) совпасть с движением воздушного потока, что почти невозможно. Каждое такое совпадение — счастливый случай. Ошибись хоть
Cлова? — Их не было. — Что ж было?
Ни сон, ни явь. Вдали, вдали
Звенело, гасло, уходило
И ОТДЕЛЯЛОСЬ ОТ ЗЕМЛИ…
(Александр Блок)
1993
