Стальная разбудила тишина,
Рука нашла потрёпанные чётки.
И, вглядываясь в контуры окна,
Он чувствовал себя плывущим в лодке.
Мучительно хотелось одного:
Лежать и плыть, не думая о чуде.
Полюбят ли, разлюбят ли его –
Забыть о том. И будь оно, что будет.
Помолюсь, чтоб тебя не оставил
Вседержитель на крестном пути,
в этом мире без мира и правил
подсказал, как себя обрести.
Чтоб надежду и детскую веру
ты обрел, научился хранить,
и чрез скорби, утраты, пределы
не порвал бы духовную нить.
Чтобы вел тебя пастырь духовный
с верой чистой, как свежесть листа.
Чтобы в день, как написано, «оный»
ты встал справа у трона Христа.
Чтобы Божия Матерь укрыла
омофором в смертельном бою.
Помни долг, как бы сердце не ныло,
ждет награда в Небесном Краю.
Я молюсь за тебя не так часто,
не искусно, в волнении дня.
Лишь хочу, чтобы ты был счастлив,
Бог рассудит – со мной? Без меня?
23.07.2010
Твердили мне: тем людям нет возврата,
Они избрали общество своё,
Им ничего не дорого, не свято –
Насильники, убийцы и ворьё.
Но я смотрел в их лица (слов не слушал) –
Во взглядах тех, сжигающих дотла,
Я видел искалеченные души,
Что жаждали для ран своих – тепла.
5.08.2012 г.
Я не стульчик, не кресло, не мягкий диванчик —
и на мне неудобно другому сидеть;
да, меня не утащишь привычно в чуланчик,
даже если стараться, кряхтеть и потеть.
В кошелёк не положишь, как будто купюру,
не наденешь на праздник, как брошь или фрак.
И меня не примеришь, как платье — натуру
надевал много раз только вечный чудак.
Бесполезное нечто и даже не нечто -
я забыла назвать эту пропасть пустот.
И живу, в бесконечном забывшись, беспечно
не взирая на низкое с птичьих высот.
Три капли на ладони — океан?
А триста капель? В океане тонут
и плавают. Три слова — не роман,
но три любовника в романе — омут.
Твой океан — не брызги на ветру,
и не мечтай остаться в каплях моря.
Всего себя верни и поутру
уйди един, с чужой дорогой споря.
1. Бекас
Вышла птица на охоту,
Ходит-бродит по болоту.
Длинный клюв и зоркий глаз,
Называется… (бекас)
2. Утка-мандаринка
Птицы с завистью глядят
На изысканный наряд:
Яркий шарфик, пелеринка –
Это утка… (мандаринка)
В морозном воздухе, смотря на небеса,
увижу яркую, горящую звезду.
Колоколов расслышу голоса,
как будто ангелы трубят хвалу!
Мерцанье снежное в ветвях елей
пробудит детское желание чудес.
Полозья, от промчавшихся саней,
укажут путь в волшебный, зимний лес.
13.12.2006
Кипит страстей безмерных муть.
Я «наслаждаюсь» в полной мере,
Как разрывают снова грудь
Мои невидимые звери.
Им всё равно когда прийти –
Они предельно откровенны.
Они сожрали ночь почти
С душой и сном одновременно.
Известный таганрогский мудрец Беня Изральевич Михельсон, автор многотомного труда о счастии-злосчастии, как-то за кружкой пива сказал:
- Счастье - это когда с тобой рядом счастливая жена. И не важно, что в одной спаленке бок о бок с тобой ютятся: её капризная трехлетняя дочь от третьего брака и её первенец - угрюмый двадцатилетний сын с шумливой молодой супружницей и вечно плачущим грудным ребенком; на кухне загадочно обитает теща с гражданским мужем, у которого есть любимый многодетный сынок,коротающий тяжёлые невзгоды в коридорчике, а в прихожей, метр на полтора, скрепят половицами тещина бабушка и какой-то приблудный дедушка.
Не печалься. Главное, что все вы вместе.
Упала звезда с запредельных высот
И с привкусом горьким расколота явь,
И пчелы заснули у горлышка сот,
И мед точно медь запечатывал сплав
Мирского молчания схимы.
Здесь правда лжецами гонима!
А нам не хватает надежды и дней,
И сбилась линейная времени даль.
Все в крае бетона в неоне огней
Биение сердца считают в годах!
Юродивых утром прогнали
От чаши священной Грааля!
Прокаркает ворон в проемы окон -
Неведомой речи без слов откровенье,
И встанут на стражу с условных сторон
Сокрытых грядущих - безмолвные тени.
Кроватка пустует и слезы не льют,
Неистово в колокол вечности бьют!
(Из ранних стихов)
Разбужу сегодня утро,
Предрассветный плащ накину,
Развяжу я ветру путы
И поглажу нежно гриву.
Мир — только яблоко в руке,
и жизнь — лишь тень на потолке.
Она становится всё тоньше:
доел — прощай,
нет — жуй подольше.
Лучи уж кроют потолок —
не лезет в рот судьбы кусок...
Ешь, не зевай — следят другие:
все те, кто яблоко вкушал.
Ешь, в мире нынче литургия
для тех, кто тени свет внушал.
Остановите Землю, я сойду.
Здесь слишком много ненависти, злобы.
И непомерным грузом, на беду,
Слова ложатся в душу не от Бога.
Покрылось серо-черным все вокруг
Перевернулся мир, здесь нету правды.
Врагом становится в одну секунду друг
Мрак окружил и нет нигде отрады.
Пусть трудный путь не станет тупиком
Невзгоды укрепят, не уничтожат.
Пусть будет правда Божья и закон.
Пусть будет мир. И счастье будет тоже.
02.03.2014
Лучатся в памяти минувших дней,
Цветов пестрящихся, любимых лица,
А на исход становится видней
В конце пути дней жизни вереница.
Спрошу себя: был прок в ней, или нет,
Хоть чем-то напитал я чьи-то души?
Принес ли плод, а, может, в пустоцвет
На землю пал тщеславием иссушен?
В саду, с опавших роз шиповник ал,
Под снегом ягодой последней стал
Для стаи птиц голодных в зимней стуже.
Пора мне семечком для жертвы стать
И на скрижали сердца начертать,
Что без любви я ни на что не нужен.
Не хочется сгинуть в безумной войне,
Мне б жизнь эту пить по глоточку.
Совсем неуютно в огромной стране
Лишиться ума в одиночку.
И май мне – не май, и добро – не добро,
И горе, как будто, не горе.
Свобода без цели открыла нутро,
А там – никаких лукоморий.
Ползу по шкале, как улитка по трассе:
и этому «здрасьте!», и этому «здрасьте».
Кому-то «прощай» говорю на бегу,
«прости» — волочить за собой не могу.
Две скорости... Три — обнаружены в мире.
А будет наверное скоро четыре.
Где не был, где был, где движенье идёт,
и где понимают всё наоборот.
Меняют цвет и моду времена,
Одно пройдёт, другое на подходе.
Но в каждой встрече суть обнажена,
Где взгляды друг от друга не отводят.
И столько в этом жизни – «я» и «ты»,
И неприступной силы без ответа.
Особой неподдельной доброты,
Что думаешь невольно: мы ли это?
(рецензия на литературное творчество Марины Кравцовой)
Ни слов, ни чувств, прогноз – сойти с ума.
Прокис февраль, и, видимо, дал тягу –
Под окнами захлюпала зима.
Ломаю карандаш и рву бумагу.
Такая ненаигранная грусть
До умопомрачения знакома.
Я знаю эту даму наизусть
И потому опять бегу из дома.
Средь пустынной шагаю коросты,
Саксаулы кругом, волки, скимны...
И грехи на душе, как наросты,
Клонят долу уставшую спину.
