Омилия

Трава убегает от ветра,
и скалы играют с волной
шумят в полный голос деревья,
качая своей головой.
Мы прячемся в доме от бури,
любуясь стихией в окно.
В своем маловерии тонули,
завидя, что Ты вдруг уснул,
апостолы в бурю такую,
будили: "Учитель проснись!
проснись же, Иисусе, мы тонем!"
И Ты сказал буре: "Уймись!"

Шквал ветра бьет стены дома,
но в печке трещат дрова,
лампадка горит у иконы,
а в кружках налит теплый чай.
Ни ветер, ни буря, ни волны
нам не страшны совсем.
"Уймись!" Ты сказал, и мы помним,
что буря подвластна Тебе.
"Уймись!" Ты сказал, и мы знаем,
что Ты с нами рядом всегда,
и даже когда в нашем горе,
нас вдруг ослепляет беда
и кажется нам - уж не слышишь
и плачем мы: "Боже, проснись!"
Ты рядом, Ты еще ближе
и горю велишь Ты "Уймись!"

Безветренно. Солнечно. Бодро
Шагает за город со мной
Ноябрь, где молдавские «кодры»
Горят красно-жёлтой листвой.

Боярышник, дикие вишни…
Впервые за столько-то лет,
Себя я не чувствовал лишним,
И с осенью был тет-а тет…

А осень без всякого чванства,
В лучах говорила со мной,
Дарила лесное убранство
И мне не хотелось домой.
2011

Кодры - возвышенность в Молдавской ССР, между рр. Реут (бассейна Днестра) и Прут. В простонародье просто - лес.

Машина

Есть в игрушечной машине
Руль, колеса и капот,
Мы заправимся бензином
И отправимся вперед.

Вот уже за светофором
Все внимательно следим:
Едем – только на зеленый!
А на красный свет – стоим!

Кораблик

Был попутный ветерок,
Плыл по луже катерок.
Только ветер поменялся,
Наш кораблик испугался:

- К берегу причалить надо,
Полон трюм мой шоколада,
Если я вдруг утону -
Шоколад пойдет ко дну!

Лопатка для снега.

Летом нужен мне совочек,
Потому, что был песочек.
А теперь зима, ребятки,
Значит, мне нужна лопатка!

Снег лопаткой набираю,
  Хлоп! – И вверх его бросаю.
Но возник один вопрос -
Почему в снегу мой нос?
 

Можно любить и мечтать беспредельно,
Бога молить, а в ответ – ничего.
И исстрадаться навзрыд, неподдельно,
Только реальность сильнее всего.
2011

Осень в Москве. Середина октября. У нас в Ростове ещё солнышко светит, тепло. А в Москве уже настоящая осень. Дождь то моросит, то опять выглянет солнышко и веселее на душе, хотя и погожий день сейчас меня не радует. Спустившись в метро, я решила съездить на Чистопрудный бульвар, в недавно открытый кафетерий. В прошлый свой приезд я покупала там молотый кофе. Очень даже приличный. Заодно пройдусь по осенней кленовой аллее, хотя бы почувствую, что в Москве нахожусь. Купив кофе, прогулявшись по бульвару до пруда, посидев на лавочке напротив «Современника», я присела на каменную скамейку около памятника Грибоедову.

еп.Софронию (Ю.)

И приклонят две мягкие ладони
К своей груди шальную голову -
И каплей в море грусть моя утонет,
И я, воспрянув, снова оживу.

Боль прошлых лет покажется ничтожной,
Совсем не в счет, и не о чем жалеть.
И хватит сил, и станет вновь возможным
Надеяться, молиться и... терпеть!

Минуты радости трепещущей храня,
Благодарить за то, что мне, убогой,
Даровано узнать, что я - ДИТЯ,
Любимое дитя у Бога.

Настоится - и будет сладким,
с привкусом мяты.

Отслоится - и верхний слой
будет чист и светел.

Пусть - исправлены линии,
край облаков примятый,

Всё равно сей напиток целебный -
в нём сто соцветий.

Даже больше!.. и в каждом из них
отражается Вечность.

Отболит... Защитит... и Простит
мне мою беспечность.

               1

И кажется, что мы свободны
От первых слов и от беды.

Но дерево бросает тень
И ветви медленные движет.

Но дерева не избежать
На долгой скошенной тропе.

Мы не покинем этот круг,
Войдем спиралью в сердцевину,

Мы не покинем этот мир
Без постижения колец,

Без обретения любви
В ее протяжности нетленной,

В ее пресветлой тишине,
В ее листве вольнорожденной.

Любят сильно! Любят крепко!
Любят - сжали, как в тисках.
Любят мертвой хваткой, цепко -
Не отпустят ни на шаг.

Любят-ценят. Охраняют.
Только не меня - мой прах.
А живую - убивают,
Душат в любящих руках.

В доме угол с образами.
Иногда смотрю на них
Почему-то со слезами...
В тайный откровенья миг

Понимаю, что другая
Есть любовь. И лик святой
У любви, у этой - знаю.
Я хочу любви такой!

И она, всепроникая,
Наполняет тихим светом.
Сердце,радостно внимая,
Не поет - молчит об этом.

Решилась опубликовать на страницах «Омилии» некоторые главы из уже написанного романа «На пороге миллениума». Сюжет романа основан на криминальной истории, вернее на криминальных страницах жизни страны. Герои — это люди, столкнувшиеся с проблемами, наступившими с приходом нового времени. Много судеб поломали годы беспредельщины. Не все выдержали испытаний. Но больше всего невзгод, потерь в это время выпало на долю детей. Прежде всего, эта книга о них: маленьких, ненужных «философах» выброшенных судьбою на улицы городов.

На пороге миллениума мы все были в состоянии растерянности, отвращения к несправедливости. Но только Вера, сострадание помогло людям выжить в эти тяжёлые годы.

***

На мои опасения ехать поздним вечером из Внуково через всю Москву с деньгами он сказал, что непременно меня встретит. Я особой радости от поездки с Анатолием не испытывала, но это лучше чем тащиться одной с пересадками после быстрого, но всё равно утомительного перелёта.

Матушка Ольга¹ сидела у окна, рассеянно глядя на раскинувшийся за ним лес могильных крестов, между которыми кое-где виднелись пирамидки, увенчанные пятиконечными звездами. Эту безотрадную картину ей приходилось ежедневно созерцать уже почти месяц, с тех самых пор, как они с мужем приехали сюда, в отдаленный северный городок Н-ск. Из-за стены до нее доносилось нестройное пение хора. Слов было не разобрать, однако мелодия звучала до крайности заунывно, словно там, в молитвенном доме, соседствовавшем с пристройкой, где ютились они с мужем, кого-то отпевали. Дрожащим голосам незримых певчих вторил шум дождя, который зарядил еще со вчерашнего вечера, и беспрерывно лил уже почти целые сутки. Так что Ольге казалось — люди за стеной правят панихиду по ее загубленной жизни, по ее молодости, которой суждено угаснуть в этом забытом Богом городишке. И вся природа оплакивает ее горькими, безутешными дождевыми слезами. Если бы она могла знать, что окажется здесь! Впрочем, разве такое возможно было предвидеть? Ведь все начиналось так хорошо, так хорошо…

Если бы я только увидел себя, я бы увидел Тебя.
Блаженный Августин

Любовь к человеку без любви Божией есть самолюбие.
А любовь к Богу без любви к человеку есть самообман.
Свт. Иустин (Попович)

«Всяк человек ложь» (Пс. 115:2)

Всё начиналось с глубинного кризиса. В очередной раз начиналось, надо заметить, и кризис был — очередным. Человеческое сознание похоже на кочан капусты (может потому и «находят» новорождённых в капусте?). Те, кто пытается, говоря по-пастернаковски, «во всём дойти до самой сути», вынуждены добираться до неё, снимая листик за листиком, слой восприятия за слоем, пока не обнаружится … «кочерыжка» (тот же смысл, видимо, имеет и весьма замысловатый путь к игле Кощея). У каждого из нас своя «кочерыжка», и у каждого явления жизни — тоже.

Выходит, я — из охотников за «кочерыжками»? Смешное определение. Но тогда было не до смеха: я была в смятении, ибо дошла до «кочерыжки» феномена с именем человек. Разглядев её в упор, я поняла, что не могу верить в человека, в его добродетельность, и, следовательно, не могу доверять людям. «Всяк человек ложь, и я — тож» — таким был мой бытийный опыт и вывод. Любое добро человеческое — иллюзорно, ибо преследует вовсе не добрые цели и только маскируется под добродетель. 

— Тик-так, тик-так, — тонкая секундная стрелка строго выполняет указания часового механизма. Изредка она выбивается из-под контроля, и тогда получается «тик-таак, тик-таак». Опомнившись, возвращается она к прежнему ритму и продолжает маршировать по циферблату: ать-два, ать-два, тик-так, тик-так.

Старость отняла почти все Его зрение, способность передвигаться и уже подобралась к слуху. Все, что остается человеку в такой ситуации, это предаваться воспоминаниям, ворошить прошлое, согревать зябнущую душу полузабытыми радостями и грустить, грустить, грустить…

Если бы не Она, такая жизнь, скорее всего, утратила бы для Него всякий смысл. Но Она есть, и это заставляет незрячие глаза хоть как-нибудь видеть, онемевшие ноги носить высохшее тело, а глохнущие уши слышать.

— Откуда берётся доброта? — спросила внучка бабушку.

— Доброта растёт в сердце каждого человека, — ответила она ей.

— Как растёт? Как цветы в нашем саду?

— Да, милая.

— А откуда берётся зло?

— Человек рождается с двумя семенами в сердце. Одно семя доброты, другое — зла.

— Точно как в нашем саду! Растёт цветок и рядом с ним сорняк, — воскликнула девочка.

— Сорняки растут и губят красивые цветы. Если их вовремя не прополоть, перестать ухаживать за цветами, то на клумбе останутся одни сорняки, — подтвердила бабушка, — так и в сердце человека. Доброта похожа на цветок. Её надо растить в своём сердце, оберегать от зла.

— А кто не растит в себе доброту?

«Все истинные христиане по всей вселенной принадлежат единой истинной Церкви, и содержа ее учение в полноте и чистоте, составляют то собрание кораблей, которое преплывает житейское море, не погружаясь в темных глубинах его. Странствует по водам житейского моря, стремится к вечности каждый истинный христианин» (Свт. Игнатий Брянчанинов)

«Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу Твоему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой, Многомилостиве» (6-ая песнь, 6-го гласа)

Я сегодня у сосны спросила:
"Отчего ты тянешься вперед?
И какая в том, скажи, причина,
может, кто тебя на Небе ждет?".
И сосна ответила мне просто,
словно другу доверяясь мне:
"Небо родиной моей зовется,
корни же - растут в земле.
Без корней давно бы я упала,
а без Неба - я бы не жила,
Мать Земля меня взрастила, воспитала,
вверх направив, чтоб я к Небу шла".

Любить Себя Господь не принуждает,
Свободой воли наделив людей.
В дом каждого Он счастье посылает,
И счастье ждёт у жизненных дверей.

Но если нам не до вестей от Бога,
За суетным не видим благ других,
То счастье остаётся у порога,
Не одарив избранников своих.

1.10.2010 г.

Ничего. Потерпи. Не теряй равновесия.
Шар земной «на ходу» и не сломана ось,
Даже, если вдруг, очень плохие известия
Твою душу опять прострелили насквозь.

И не думай «зачем»? – это песня отдельная!
Сколько раз, вспоминай, ты уже умирал…
Рана хоть и горька, только всё ж не смертельная,
Кто-то дул на неё и всю ночь целовал!

Ни о чём не жалей – что тут имя и отчество?
Удовольствия яд, барахло, капитал…
Ты ведь всё-таки жив и в глухом одиночестве
Своих лучших стихов ещё не написал…
2009-11

Поблекло все… Деревья голы,
Лежит пожухлая листва,
Как лета прошлого осколок
Грустит примятая трава.

Недолгим осени был праздник,
Уныло дождик слезы льет,
И скоро ветерок-проказник
Последние листы сорвет.

Седою пеленою плотной
Покрыли тучи неба холст,
Бездомный, жалкий пес голодный
Дрожит, поджав свой куцый хвост.

Пса накормлю. Поставлю чаю,
Ажурную накину шаль
И у окошка помечтаю,
В седую вглядываясь даль. 

Часом мені хочеться струсонути світ, як грушу,
щоб отой бородатий дідусь із материних ікон
глянув із верховіття світу на мене,
комашину, а я гукнув йому:
"За чиї гріхи ти мучив мене, Боже?"

Сміймося ж, хай і печально. Бо тільки сміх очищає
й омолоджує душі. Лише сміх на собою і над епохою
засвідчує, що ми, наперекір усьому, ще живі.

               Володимир Дрозд. Музей живого письменника