Омилия

 Из цикла «Обыденное чудо»

Как-то, на заре своего беззаботного и почти сказочного периода, называемого неофитством, ехал я в троллейбусе, кажется, в собор на службу.

Денёк был солнечный, и жаркий. Другими словами, типичный для города Николаева, майский день. Еду я себе еду, да преспокойненько так мысленно осуждаю, всех и вся вокруг.

Почти каждый вошедший молодой человек поражал меня неаккуратностью своего «прикида», грубой манерой держаться на людях, громкой болтовнёй с приятелем, и прочими нюансами городского транспорта, на которые в обычное время, я не обратил бы ровно никакого внимания, не ступи я совсем недавно на путь церковной жизни, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Как засорились наши нивы...
Господь, зажмурься, не гляди!
Давно рыдают люди-ивы,
предвидя то, что впереди.

Поток скорбей с горы несётся,
чтоб смыть царящий хлам страстей.
И вряд ли от него спасётся
толпа бездушных палачей.

Все жаждут крови, Боже правый!
Безумные сошли с ума.
Покинул головы ум здравый,
как жизнь - проклятые дома.

Лишь у реки склонились ивы,
полощут в водах скорбь мою.
В тебе, Господь, да будем живы!
Тобой живу, Тебе пою...

Христос Воскресе!

Святые жёны мироносицы! Во все новозаветные эпохи они являли миру образ женского, по особенному тёплого милосердия, сострадания, самопожертвования, отваги, любви и верности!

Когда православные миряне вспоминают о подвиге Святых Жён Мироносиц, как правило, речь заходит о тех событиях, о которых в этот день повествует нам, святой апостол и евангелист Марк:

С праздником Жен Мироносиц.

Наш мир спасёт любовь, Господь и вдохновенье,
тепло души твоей и сердца чистота;
ведь наша жизнь всего — всего одно мгновенье,
а вечность и покой спасает красота!

Коль ты заботлив был, внимательным и добрым,-
Тебя сочтут, что ты искал себе корысть;
Прости таких людей, не стань сухим и гордым,
И заблужденью их ты просто улыбнись.

Праздник Воскресения у сердца не отнять:
Отзовётся радостью в сердце Благодать.

Обертоны гордости, мелочных обид
Растворятся в музыке праздничных молитв.

И аккордом ширится по Вселенной Крест –
Сын Отца Небесного воистину воскрес!
                               

Легка печаль весной, лишь ветер
Касаясь вод, стремится прочь,
Был тёмен час, но вмиг – и светел
Из края в край, и тает ночь,

И рвутся клети, камни стали
Почти как пыль, открылась высь,
Христос Воскрес! Оковы пали
И с криком птицы пронеслись,

В ряд в метро стоят старушки.
Отрешён печальный взгляд.
Там, на площади, где Пушкин,
Расположен детский сад. 

Суетливые мамаши
Бросят в руку пятачок.
— На, иди, подай на кашу,
Той бабульке сам, сынок.

Каждый день бегу я мимо.
Сердце мукою щемит.
Этой дать - необходимо,
И за ту - душа болит.

Блуждаю в лабиринтах своего сознания. Выпала из реальности. Снова. Сны — и те какие-то сказочные. Вся в осмыслении и переосмыслении жизни. Опять на грани. Или за гранью.

За окном снег… А мне тепло и солнечно. Холод — он где-то там, далеко. А не внутри. Внутри меня всё совсем по-другому. В ушах раздаются шум прибоя и крики чаек. Не одиночество, но уединение. Побег? Нет, временная унесённость.

Ты где?

А я на море, моя душа в отпуске. Ей ведь тоже нужно отдыхать.

Душа собрала свои чемоданы, осмотрелась по сторонам, и сказала: «Отдохну немного и вернусь. Скоро». Но в этот раз я решила отдохнуть вместе с ней, и потому ушла в себя, окунулась в самую глубину волн. Море заполнило всю меня, каждую клеточку сознания. Я — большая волна.

Беспечная, бесконечная, крылатая,
Легкая, как улыбка того вон мальчишки,
Что бежит довольный, хоть и порвал штанишки,
Пуская пузыри мыльные, прозрачные, воздушные,
Пальчонками шоколадными прижав любимую игрушку.
Он счастлив не потому что, а вопреки всему,
Видя лишь небо ясное да яркую дугу, ра-ду-гу.
И ему хорошо, просто, без всякого «но» или «если».
Такая жизнь по мне. Сотру с палитры тёмные краски,
Оставлю лишь нежность, тепло, ну и красный — для страсти.
Для страсти к жизни, к мечте, к свободе:
К свободе быть не модным, смешным, задорным,
К свободе быть, летать, жить.

Повесть о святом равноапостольном великом князе Владимире

Погожим августовским днем 1011 года от Рождества Христова, в Праздник Успения Пресвятой Богородицы, из Успенского храма, стоявшего неподалеку от княжеского дворца, выходила торжественная процессия. Впереди, мягко ступая по расстеленным коврам, шел человек высокого роста, в длинной златотканой одежде и красных сафьяновых сапогах, с пурпурным парчовым плащом на плечах. Он был уже немолод, однако держался по-юношески прямо и величественно. На его седеющей голове тускло поблескивал золотой венец, украшенный драгоценными каменьями — знак княжеской власти. Это был киевский князь Владимир, в святом крещении — Василий.

Ухабистый въезд в деревню словно предназначен взбадривать убаюканных дорогой путешественников. Машины резко сбавляют скорость и становятся похожими на мирно покачивающиеся в прибрежных волнах корабли. Но это если смотреть на подъезжающих со стороны. Изнутри качка кажется не такой уж мирной. Зазевавшийся пассажир имеет все шансы прикусить язык, когда машина подпрыгнет на очередной колдобине. Может, все-таки, заасфальтировать дорогу, рассуждаем мы каждый раз по приезде в деревню. Прошлой зимой, помнится, машину нашу вытаскивали из снежного месива общими усилиями соседей, дай Бог им здоровья на долгие годы. У идеи превратить деревенский мученический тракт в подобие автобана есть свои адепты и оппоненты. То, что движет сторонниками идеи, вполне понятно. Однако и у противников ее имеется свой резон: хорошей дорогой начнут пользоваться желающие сократить объездной путь к коттеджному поселку. И тогда — прощай наше сонное деревенское царство, покой и тишина.

Из истории Омской писательской организации - когда я была парторгом

Это отдельная история из моей жизни и биографии.

Наше книжное издательство в восьмидесятых годах теперь уже прошлого века было единственным официальным, которое могло выпускать не только русскую и зарубежную классику, но и художественные произведения местных авторов, а их в Омске было достаточно и объединялись они в Союзе писателей, который был Омским отделением большого Союза. Писатели, хоть и объединялись, но каждый из них считал исключительным только свой талант и, можно так сказать, объединяясь, разъединялись, тем более, что к тому всегда были причины — недавно вышедшая книжка одного из них мгновенно искрила, рассыпая ревнивые огоньки в сердца тех, кто не дождался еще своей очереди в квартальных планах издательства.

Лучи прощальные заката
Скользили нежно по земле
Звучала скрипка, как когда-то,
О небе плача, о тебе...

Молитвой музыка звучала,
Из сердца вырывая плач.
Без остановки, без начала
Играл безудержно скрипач.

Он провожал лучи заката
В прощальном отблеске любви.
И ночь ворвалась как когда-то
На опустевший мир земли...

Красотой душа дивится,
Чуду радуется глаз.
Замирают в счастье лица,
Где Остафьевский Парнас.

Белокаменной колонной
Отраженье смотрит в пруд.
Перекатом чудных звонов,
Собирает церковь люд.

Пушкин бродит по Парнасу,
Сам стихи, читая вслух,
И, испив простого квасу,
Переводит Пётр здесь дух.

Величественно царствует зима!
Но вешний глас её низводит с трона,
В лучах рассвета тает ночи тьма:
Природа чтит и время, и законы.

Не унывай, коль грянет срок – страдать,
Ведь если сердце для Любви созрело, –
Всё больше Счастья дарит благодать
За каждым новым испытаньем веры. 

17.04.2011 г.
 

Мира тебе — мір:
Бога в себя — прими!

Что тебе твой телец?
Скоро придёт Отец.

Сколько снится твой сон,
столько продлится  пир.

Шум заглушает звон —
жизнь покидает мір.

Голос колоколов
не растревожит гроб:

низость пустых голов,
мёртвость пустых утроб.

Крик заглушает стон —
виждь, на пороге Он.

Жизнь утекает, сеется сквозь пальцы,
Удары сердца - погребальный звон.
И не успеть - нажиться, надышаться -
Неумолимый смертности закон.

Бумага боль души впитает так привычно,
Как впитывает кровь сухой песок.
И лягут строки - тихо, гармонично -
На белый лист - росой на лепесток.

А время, без любви и укоризны,
Подарит мне непрошенный покой
И серый пепел разноцветной жизни
Развеет по ветру недрогнувшей рукой.