Омилия

В середине первого тысячелетия Новой Эры самым могущественным и процветающим государством Причерноморья, несомненно, была Византия, и правил тогда этой империей мудрый и весьма дальновидный император Юстиниан. Знал он, что мир и процветание его страны зависит не только от численности армии, но и от того, насколько дружественны соседние царства, насколько связанны они с Византией родственными узами, торговлей и общей Верой.

Шёл шестой век Новой эры. По велениям Императора пробирались крутыми горными тропами через перевалы Кавказского хребта в одиночку и группами христианские проповедники. Они приходили в селения местных жителей, которые поклонялись своим языческим идолам и строили там церкви, где рассказывали о жизни и смерти Иисуса и о том, что именно он призван Создателем спасти мир от всяческих бед.

Из цикла "Семь смертных грехов"

В законе Божьем мы читаем:
Гордыня – самый тяжкий грех.
Но не смотря на то, что знаем,
В гордыне часто пребываем,
Мечтая быть превыше всех.

Всё, что внутри, весьма глубóко
Сокрыто от самих от нас.
Но лишь Всевидящего око
Исток греховного порока
В нас замечает каждый раз.

Мама Машеньку качала,
Да сама и задремала.
Хорошо! Раз мама спит -
Ничего не запретит!

Краски Машенька достала,
На стене порисовала,
На диван залезть сумела,
Листья фикуса объела.

Положила книжки в мойку,
Полила водой матрас,
В музыкальном центре кнопки,
Нажимала много раз.

             Широка дорога, ведущая
             к погибели...» /Мф. 7,13/

Ни обычные люди, ни мистики
Здесь не ходят прямыми дорогами,
Что ни день за искомою Истиной
Продираясь тайком, огородами.

Здесь не дружат от века с копилкою.
Тут живут от опалы до выгона,
И, встречаясь, как в сказке, с развилками
Выбирают тот путь, что не выгоден.

Двадцать пятый час, и ни в глазнице...
С боку на бок клонит ветер тополь.
Ночь хромая топчет половицы.
Сон одрях, хоть по ланитам хлопай.

На часах безвременье. Стихают
Всполохи, доставленные громом;
Мысли, разодетые стихами;
Строчки, унавоженные дрёмой.

Половицы. Бродит ночь хромая.
Старый тополь бредит о побеге.

Цепляясь тонким разумом за жизнь,
Мы ищем счастье, ждём от неба манны,
Бежим в тоннель желания туманный
И трогаем руками миражи.

Теряясь в лабиринтах суеты,
Идём на зов своей любимой плоти,
И тонем в омерзительном болоте
Обиды и сердечной мерзлоты.

Отрекшись от "намерений благих",
Счастливец тот, кто ищет счастье в Боге.
Взирая на Небесные Чертоги,
Он наполняет радостью других.

А лучше взять чернил, бумагу,
И вдохновением дыша,
Черкнуть стишок про капли влаги,
Что дарит дождик неспеша,

Когда земля вздохнув устало
От надоедливой жары,
Вдруг улыбнется туч забралу,
Что спрячет солнце до поры.

Свинцовыми пулями словно
Впивается в тело жара,
И смотрит с небес раскаленный
Глаз древнего злобного Ра.

В удушливом мире хрущевок
Уже не спасает и тень,
Дорогою ярко-парчевой
Так медленно тянется день.

Мгновенья желанной прохлады
Украдкою дарит лишь ночь,
Под музыку лунной баллады,
Стараясь хоть этим помочь...

Глаза мои, вы слишком много плачете! Быть может, вы не так или не туда смотрите? Неужели мир настолько полон скорбью? Неужели так мало в нём осталось подлинной красоты и доброты?

Поглядите внимательнее вокруг, поищите их в среде людей, ибо нет ничего прекраснее на земле, чем добрый, красивый человек. Он блистает чистотой, словно лилия небесная.

Сердце моё жаждет такой красоты, а вы, глаза, наполняете его болью. Ищите! Ищите лучше! Я собираю Господу Моему букет прекрасных Лилий, я хочу порадовать Его, чтобы возрадоваться самой.

Букет мой пока скуден, а сосуд сердца уже переполнен скорбью. Я не хочу, чтобы Бог пил эту боль. Хватит с Него страданий — пусть возрадуется!

Нам не хватало постоянства,
Долготерпенья и любви…
Народ собрался на пространстве
В районе Храма на крови.
В подвал спускались царь с царицей,
Княжны и юный Алексей…
Не гамбургеры вкупе с пиццей
Люд привлекли к округе сей.
Мы к ней спешили, к ней летели,
Нам встречный ветер дул в лицо.
И вот стоим у колыбели
С мощами праведных отцов.

За брошенный гривенный в шляпу скитальца,
За корочку заплесневевшей буханки,
Слепой музыкант шарит чуткими пальцами
По талии тонкой, усталой тальянки.

Слеза по щетине. Он рвёт наизнанку,
Лаская медь клавиш, как девичий локон,
Измятое сердце и душу тальянки
Рыдая о доле своей одинокой.

Поёт в тошноте продуктового рынка
Среди матерщины лабазников ловких...
Согнувшись в погибель, слезливо и пылко,
Ему подвывают две старых воровки.

Если пройти около полукилометра от поселка Нижний Архыз по дороге, ведущей вниз по течению Большого Зеленчука, а затем подняться немного вверх, по склону горного хребта Мицешта, можно достаточно хорошо разглядеть удивительную наскальную икону. Наскальных изображений Иисуса Христа в мире вообще совсем немного, но это — совершенно непохожее ни на одно другое. Ваш взгляд встречается с очень печальными, полными сочувствия и скорби глазами Спасителя — как будто именно здесь, рядом, оборвалась судьба очень дорогого, любимого человека.... Некоторые ученые, которые исследовали наскальный Лик, утверждают, что он создан относительно недавно, в конце 19-го века. Однако, рядом со скалой, на которой написана икона, археологами найдено несколько древних захоронений, которые говорят о том, что это место было святым для христиан в течение нескольких столетий...

Стихи рождаются в дороге
От окружающих красот.
Без ýстали шагают ноги,
Душа ликует и поёт.

Когда выходишь на опушку,
Что тайно лес тебе открыл,
Бери с собой побольше кружку –
Здесь море ягод Бог взрастил.

И с горкой быстро наполняя,
Свой урожай благословляя,
Ты посмотри по сторонам –
Как живописно тут и там!

* * *
Ни славы и ни коровы,
Ни шаткой короны земной…
           Андрей Вознесенский, Молитва…

Не дай мне, Господи, покоя,
чтобы на лаврах почивать!
Просилась пташкой своевольной
к чужому промыслу, как тать…

Не дай мне, Господи, везенья
в сиюминутных мелочах,
не попусти успеха зелья,
о чем мечталось по ночам.

Звездный зонтик

Когда с вершин скользит в долины, вниз
Прохладный и прозрачный горный воздух,
Как прежде, собирает мой Архыз
Под синий зонтик облака и звезды,
И шелест сосен, и дымки костров,
И звон гитарных струн, и звон стаканов,
Негромкое мычание коров,
Тепло дворов и аромат айрана…
…А Млечный Путь уже зовет в зенит,
Сгибая ночь ажурной светлой аркой,
И тысячами звезд на нас глядит,
Как древний бог, тысячеокий Аргус.
Далекий свет давно прошедших лет
Из Мирозданья тихой песней льется –
Печальный зов ненайденных планет,
Иных миров… Вдруг кто-то отзовется...
Но за горой, за рыжей сетью троп
На зов небес, как просто на работу,
Встал астроном, поднял свой телескоп –
Земной корабль для звездного полета.
Отсюда, от начала всех дорог,
Как сотни лет от Ветхого завета,
Он продолжает вечный диалог
Земных надежд и неземного света.

Вечерело... Предчувствием сказки:
Звёзд блуждания в поисках места
И под знак дирижёрской указки
Звуки тонкой настройки оркестра.
Наверху, на космическом пире,
Закружились планеты аndante*.
Престарелые чёрные дыры
Вальсом падали в трубы органа.
Облака Магеллана, дуэтом,
Поминутно кряхтели: «Не дурно»,
Позаимствовав линзы лорнета
У старинного друга — Сатурна.
Щебеча и смеясь беззаботно,
Вкруг неслась Андромеды туманность.
В такт мерцали галактики-ноты
Вдоль по линии млечного стана.
Не заметив соседа Персея,
Громко требуя ритма аллегро,
W-образная Кассиопея
Поджидала в углу кавалера.
Видя барышню в облак крахмале
Изумлённые метеориты
Из симпатий к Земле покидали
Эллипсоиду прежней орбиты.
Молодая луна «a capella»*,
Водрузив на изрожье либретто,
Свою сольную партию пела
Предварив увертюру рассвета.
И кометы под гаммы качались,
Устремляясь в родные пенаты,
В первозванных лучах растворяясь
Под мелодию лунной сонаты.

Опала ночь на гладь Геннисарета.
Луны опал златит хребет Нахума.
За тысячу мгновений до рассвета,
Застыну я, склонясь над миром шума.

В тоске земной застыну изваяньем,
Подставив ветру сразу обе щёки.
Я жду Его, как Каин покаянья.
Он нужен мне, как воздух слабым лёгким.

Свирель ночная в небо плачет гаммы
И звук её чуть глушит грусть-сурдинка.
Грущу и я , что не Его ногами
Протоптана ближайшая тропинка.

Что временишь? Гряди, мой Друг давнишний.
Я жду Тебя десятым прокаженным,
Желая всем собой в тиши расслышать:
«Аминь, аминь, гонимые блаженны»...

Нас истин Дух исполнит неземных.
Не смерив порцион. Вне шума буден.
И вот — во мне Распявшийся за ны...
Звенит душа священною посудой,
Налитою в края водой живой.
Послужит прочным заступом от яда
Вселенский чин, маршрут пути домой -
Дорога литургийного обряда.
Сомкнёт Собой разбитые миры
Небесный Агнец общей группой крови,
Излечит души хлебом просфоры
Больного злом, но Божьего народа.
Какой в причастья чуде зримый прок?
Теперь во мне питает, знаю точно,
Любви не убиваемый росток
Надежд не упиваемый источник.

(любителям виртуальных миров посвящается)

Плетёт судьба узор замысловатый
Из нитей погибающей души,
Из потаённых образов глуши
Забытых лет. Пегас крылатый
Летит, летит над пропастью в тиши.

И чудится — коснёшься лишь рукой
Мечты — своей хрустальной тени,
Там, в мире нереальных отражений
Ты будешь награждён иной судьбой —
Без слёз, коварства, поражений…

Летит чудак в пространстве иллюзорном,
Мечтатель, разрушающий свой путь.
Тебя с высот далёких не вернуть,
Не разбудить от сна небесным горном,
И не собрать любви живую ртуть.

(новый перевод  на болгарский - Генка Богданова)

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
А.С.Пушкин «Поэт»(1827)

Стихи приносят очищенье
От всех невзгод, от всех обид.
Душа и рвется, и болит.
В стихах восторг и тень сомненья.

И будет день, придет мгновенье.
Тот светлый миг не упусти!
Рождается стихотворенье.
В нем – не убий!
Пойми!
Прости!

ПОЕЗИЯТА
Поетически превод: Генка Богданова

„…Но само божественият глагол
до чувствителен слух се докосва.
Душата на поета потрепва
подобно пробуждащ се орел”
А.С.Пушкин „ Поет” 1827 г