Владимир Даль

1

— Так делайте словарь! Позарез нужен словарь живого разговорного языка! — Александр Сергеевич вдохновился не на шутку. — Да вы уже сделали треть словаря! Не бросать же теперь ваши запасы!

Пушкин вскочил с дивана и, несмотря на боль в ноге — «проклятый ревматизм!», — скоро зашагал по комнате, помогая себе тростью.

— Ваше собрание — не простая затея, не увлечение, — уверял он необычного гостя. — Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать: у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундук перед изумленными современниками и потомками!

Владимир Даль слушал и не знал, что ответить.

28 января 1837 года во втором часу пополудни встретил меня Башуцкий, едва я переступил порог его, роковым вопросом: «Слышали вы?» — и на ответ мой: «Нет», — рассказал, что Пушкин накануне смертельно ранен.

У Пушкина нашел я уже толпу в передней и в зале; страх ожидания пробегал по бледным лицам. Д-р Арендт и д-р Спасский пожимали плечами. Я подошел к болящему, он подал мне руку, улыбнулся и сказал: «Плохо, брат!» Я приблизился к одру смерти и не отходил от него до конца страшных суток. В первый раз сказал он мне ты, — я отвечал ему так же, и побратался с ним уже не для здешнего мира.

Пушкин заставил всех присутствовавших сдружиться с смертью, так спокойно он ожидал ее, так твердо был уверен, что последний час его ударил. Плетнев говорил: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти». Больной положительно отвергал утешения наши и на слова мои: «Все мы надеемся, не отчаивайся и ты!» — отвечал: «Нет, мне здесь не житье; я умру, да, видно, уже так надо». В ночи на 29 он повторял несколько раз подобное; спрашивал, например, который час? и на ответ мой снова спрашивал отрывисто и с расстановкою: «Долго ли мне так мучиться? пожалуйста, поскорее».