Встреча с иноком Всеволодом на страницах газеты «Отчий светильник»
Многогранное творчество инока Всеволода (Филипьева), насельника Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле (штат Нью-Йорк, США), возвращается на Родину. Стихотворные сборники, богословские исследования, художественная проза издаются многотысячными тиражами и находят благодарного читателя. Для многих из нас, живущих в России, книги инока Всеволода открывают духовный мир Русского Зарубежья, многие десятилетия отчужденного от России, но хранившего красоту отеческой веры и устои православной жизни. Сам отец Всеволод нередко говорит о своих стихах как об аскетической лирике — «…у берега есть море, у счастья есть горе… у инока есть Иное».
Слова и образы, наполнящие его поэтический мир, близки каждому православному, потому что несут в себе плоды созерцания и богомыслия, рожденные в келье инока — «отверзает молчащему Божья рука очи сердца, способные плакать».
— Отец Всеволод, скажите, пожалуйста, как Вы почувствовали свое призвание к творчеству — оно было всегда или появилось с приходом в монашество?
— Наверное, было всегда. Я думаю, что Господь дает нам дары для того, чтобы мы ими служили Ему, а не закапывали их в землю. Но дело в том, что к тому времени, как я стал воцерковляться, я поставил себе целью стереть все культурные, философские и прочие слои, которые у меня были до сих пор, потому что мне хотелось, как на чистый лист, написать письмена именно церковные и смотреть на все сквозь призму церковности. Поэтому я долгое время не притрагивался ни к художественной прозе, ни к другим видам светского искусства, и все то, что я раньше любил и чем интересовался, естественно, просто отложил. Через некоторое время внутри меня начался процесс примерно такой, какой протекал в обществе и государстве Римской империи III–IV веков, когда стоял вопрос — возможно ли использование культуры, философии христианами. Тогда пошел процесс христианизации культуры. Я тоже стал все свои знания, все свои влечения пересматривать, переосмысливать — что-то отринул совсем, что-то прочел по-новому, что-то переосмыслил. Мне памятен разговор с моим духовником иеросхимонахом Рафаилом (Берестовым), когда я спросил, не лучше ли вообще все это отбросить и, даже если пишется, ничего не писать. И услышал в ответ, что дары, данные Богом, должны Ему служить. Отсутствие даров — не вина человека, а наличие — не заслуга. Так что благословение на творчество у меня есть уже давно. Конечно, я этот талант в себе никак не культивировал и не развивал, я просто не наступал на горло собственной песне и периодически сверялся со святыми отцами. Я благодарен тем людям, с которыми мне довелось встретиться, которые мне помогали. Одним из таких людей, который дал мне благословение на поэтическое творчество, был Владыка митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев). В дальнейшем (в Америке) митрополит Лавр дал мне послушание журналистской и литературной работы в нашей редакции, писательской деятельности, даже привелось работать над фильмом о Джондарвилле.
— По словам архимандрита Софрония Сахарова, молитва — высшее творчество. Как Ваше творчество помогает Вашей молитве, а молитва — творчеству?
— Совершенно верно, молитва — это высшее творчество и высшее делание — молитвенное, то есть состояние Богообщения. И здесь мы можем добавить, что самовыражение в христианском творчестве тоже является молитвой. Это обратная связь — молитва есть высшее творчество, а творчество тоже может быть молитвой. Христианское творчество — это и есть одна из форм богослужения, то есть служения Богу. Вот человек пишет духовные стихи или икону, или снимает фильм о святыне — это его богослужение, он этим служит Богу, это и есть его молитва, его обращение к Богу, его Богообщение.
Безусловно, это не снимает необходимости молитвы и богослужения в их классическом понимании — молитвы в храме, келейной молитвы и непрестанной Иисусовой молитвы. И, безусловно, молитвенное настроение будет помогать творчеству. Когда я жил три года на Валааме со старцем, в более уединенном месте, чем теперь, молитва была более сосредоточенная, и сейчас я ощущаю определенную трудность и брань большую, поэтому прошу всех читателей этого интервью и моих читателей помолиться обо мне, чтобы Господь укрепил в молитвенном делании.
— Как рождаются Ваши литературные герои и насколько приходится использовать художественный вымысел?
— Конечно, никакой художественный вымысел не идет в сравнение с реальными образами и историями, которые нам преподносит сама жизнь, поэтому жизнь — это первоисточник для творчества. В моей прозе и поэзии звучат реальные истории из жизни, например, рассказы о Белом движении по воспоминаниям эмигрантов.
Но в рамках жанра художественной прозы или поэзии, конечно, допустимы обобщения, кристаллизация образа, когда истории нескольких людей сливаются в один литературный образ, чтобы вычленить и ярче показать ту или иную тему.
Вопрос ваш закономерный, потому что все, что касается вымысла и фантазии, зачастую граничит с духовной прелестью и святыми отцами запрещено. Вымысел в литературе часто идет на грани, а то и заходит за грань, но тут я хочу немного защитить художественную православную литературу, потому что миссионерская литература она часто не прямо церковная, а околоцерковная. А ведь даже в церковной и богослужебной литературе святыми отцами допускалось применение «благочестивого преувеличения»; или литературные образы. Как, например, «разговор с адом» — ад получал лицо и участвовал в диалоге с Христом. Хотя, естественно, у ада нет личности и такого разговора никогда не происходило. Известен святым отцам прием «просопопеи», который первоначально использовался в древнегреческой литературе, но иногда применяется в богослужебных текстах и в житиях святых. Это диалоги и монологи некоего лица, которые могли ему принадлежать, но никогда ему не принадлежали. Например, в житиях святых часто приводится молитва того или иного мученика перед казнью, при том, что в темнице он — один и молится в душе, то есть про себя. А, между тем, текст молитвы приводится полностью. Этот прием применяется потому, что житие святого — это икона. В житиях святых, как и иконописи, изображается преображенная реальность, а не буквально «сфотографированная». Допускаются и преувеличения и обобщение, главное, чтобы суть и глубинный смысл был до нас донесен.
— Встречались ли Вы после выхода своих книг с прототипами героев и как они относились к написанному, что-то менялось в их жизни?
— Да, такое часто случается с писателями. Человек, прочитав книгу, приходит к автору и говорит: «Вы написали про меня! Откуда Вы все это знаете?». Если описывается «герой времени», то ты вольно или невольно описываешь историю многих судеб. Но у меня пока только одна книга художественной прозы — «Начальник тишины». Человек, бывший прототипом моего героя Влада (одного из главных героев книги), прочитав повесть, существенно пересмотрел свою жизненную ситуацию и нашел в себе силы изменить ее, принять решение, которое сумел принять его герой в книге. Для этого ему пришлось ехать в другой город, чтобы отыскать свою избранницу. Герой книги сделал выбор, а его реальный прототип последовал его примеру. Вот как бывает...
— Вы состоите в Союзе писателей России?
— Да, а также в Международном сообществе писательских союзов. Я давно был знаком с православной поэтессой Ниной Карташевой, одно время мы вместе проводили творческие вечера в Центре славянской культуры и письменности, еще до потепления отношений между Московской Патриархией и Зарубежной Церковью, стараясь показать все светлые и добрые стороны зарубежья. В каждый мой приезд из Джондарвилля мы проводили такие вечера и были очень дружны. Она тогда состояла в правлении Союза писателей и предложила мне вступить в Союз. Дальше все было как полагается — комиссия по приему и так далее. Кстати, принимали меня тогда за книгу стихов, прозы еще тогда у меня не было. В минус мне поставили то, что я плохо знаю современную российскую поэзию и прозу. Я должен это признать, потому что больше склоняюсь к церковной литературе или к классике — она уже проверена временем. Конечно, хорошо читать и современников, только знать бы, что из этого останется, станет вечным. Стараюсь все-таки кое-что читать. Я пробовал читать современных культовых авторов — Пелевина, Сорокина, Акунина. Честно прочитал: где полностью, где по полкниги, — понял, о чем идет речь, но дальше как-то не осилил. Тем не менее, если ты связан с миссионерством, читать нужно, люди спросят твое мнение и нужно знать, что ответить.
— Что бы Вы пожелали православным людям, желающим заниматься литературным творчеством?
— Во-первых, не спешить, желание должно вызреть, также как и ясное понятие того, зачем и с какой целью этим хочешь заняться. Надо уважать своего читателя, потому что писать абы что — безответственно. Человек будет тратить время на чтение и силы на поиск смысла и будет обидно, если впустую.
Второе — благословение. После того, как человек понял свою цель, почувствовал, что не может не писать, он должен взять благословение у своего духовника. Случается, правда, и довольно жесткое отношение духовников к занятиям творчеством, так что вообще в своей жизни нужно иметь единомысленного духовника и, кроме того, даже к благословению подходить с рассуждением, а не слепо.
В-третьих, важно уходить от православного любительства. Помимо таланта, дара Божьего, надо развиваться и в области знания, работать над стилем. Прекрасное содержание, которое нам дает Православие, должно быть облечено автором художественного произведения в прекрасную форму. Примером здесь могут служить великие святители — Василий Великий и Григорий Двоеслов, многие святые отцы, которые были и поэтами, — они заключали свои мысли в прекрасную литературную форму.
Церковное графоманство может оттолкнуть нецерковных людей. Так что надо достигать профессионализма и уходить от любительства, чтобы не получить вместо миссионерства обратный эффект.
Но и не унывать, и иметь терпение нужно, потому что творчество — это тоже богослужение, а там, где богослужение, жди духовной брани и искушений. Зная все это и имея благословение, надо спокойно делать свое дело. Здоровую критику принимать, а нападки незаслуженные стараться молитвенно отбивать, чтобы не впасть в уныние и совсем не отойти от творчества. Такие примеры, к сожалению, тоже есть. Это неправильно, потому что если уж ты взялся за гуж, не говори что не дюж.
— А какова цель Вашего творчества?
— Главная цель и начало всех начал — Христос. Как христиане, если Бог дает дар в какой-то области искусства, мы не можем молчать и должны говорить о той удивительной и единственной личности Иисуса Христа, Который открылся нашим сердцам. Сказать об этом другим людям — наша цель. Еще поделиться своим опытом и опытом других людей на духовном пути. И поставить важные вопросы, ответы на которые помогут людям, чаще всего невоцерковленным, прийти к Богу. И от того, насколько ярко и емко эти вопросы будут поставлены в художественном произведении, зависит ответ и будущий выбор многих читателей. А начало всех начал — это, конечно, Христос и главное — спасение души.
— Ваши творческие планы?
— Хотелось бы попробовать себя в разных жанрах. Сейчас это: книги церковной публицистики, сборник стихов «Иное», проза «Начальник тишины», курс церковной литературы «Путь святых отцов», который я преподаю в Джондарвиле. А также шесть компакт-дисков, которые вышли на мои стихи в разных музыкальных стилях — от рока до романса. Еще периодика, так как я — редактор наших периодических изданий в Джондарвиле.
Но хочется, честно говоря, после таких фильмов как «Страсти Христовы» и «Остров» сделать что-либо для кино: написать сценарий или еще что-нибудь. На все воля Божия.
Сейчас работаю над книгой художественной прозы, которая будет отчасти продолжением книги «Начальник тишины», она называется «Ангелы приходят всегда».
— Спасибо, отец Всеволод, за интересную беседу, желаем Вам творческих успехов и ждем ваших новых книг.
Беседовала Инна Кобозева,
газета «Отчий светильник»
«Русский инок»
