Вы здесь

Встреча в сквере

Во второй половине дня я почувствовал, что суета огромного города меня утомила и на предстоящую встречу ехать в метро мне не хочется. До назначенного времени оставался час, и я решил пройтись пешком. Тёплый майский день медленно клонился к закату, и город в преддверии праздника, стремился из учреждений и квартир на улицы. Ещё не наступили выходные, а бульвары, скверы и парки оживлённо пестрели разнообразной публикой - от молодых деловых и праздно дефилирующих особ, до успокоенных неспешных пенсионеров. Весна!
Сегодня уже несколько раз в городе встречал пожилых людей в боевых наградах. Завтра любимый с детства праздник - День Победы! Улицы и проспекты столицы оживут героями, защитившими свою землю и свой народ от врага, пролившими свою кровь за Родину. Для нас и для будущих поколений они отстояли мир и свободу. И жаль, что с каждым годом редеют колонны ветеранов - наших отцов, дедов и прадедов.
Недалеко от метро я свернул в скверик, перезарядить плёнку в фотоаппарате. Любовь к фотографии нахлынула очередной волной, вернув во времена, когда работал фотокором в «районке». Привычка всегда иметь рядом камеру и в этот раз сработала. Кто долго снимал, тот знает, что наблюдать жизнь вокруг и “останавливать” её мгновения через объектив, а затем поделился этим с людьми – большая радость. Есть и мне что вспомнить, что рассказать. Позади не только километры дорог, но и километры отснятого материала, прикосновение к таким разным и неповторимым уголкам нашей огромной страны, к судьбам людей.
Не спеша, шагая по разогретому весенним солнцем оживлённому тротуару, заметил впереди слева небольшой скверик и скамейку с одиноким мужчиной. Сразу направился к ней. Скамейка была полукруглой и длинной. Пожилой мужчина сидел с дальнего края и внимательно смотрел на меня. С первого взгляда я принял его за бомжа. Скорее всего, так оно и было. Подойдя совсем близко, я решил, что место для остановки вполне подходящее.
- Садитесь, здесь не окрашено, - видя, как я проглаживаю ладонью дерево, сказал мужчина.
- Смотрю, не грязно ли, - пояснил я.

- Нет, здесь только что молодёжь сидела.
Теперь я мог хорошо рассмотреть своего соседа, который тоже спокойно и внимательно смотрел на меня. Его благообразное лицо, обрамлённое небольшой бородкой, было доброжелательным и, как мне показалось, хранило печать образованности, даже интеллигентности. При этом во всём его облике просматривалась неустроенность его сегодняшней жизни. Одет он был просто, в поношенное пальтишко. На голове хорошо смотрелась серая, но тоже изрядно ношенная кепка. Несмотря на тёплый весенний вечер, на мужчине был свитер грубой вязки, с высоким, закрывающим горло, воротом. Всё это на нём гармонично сочеталось. И только старые стёртые ботинки под короткими светлыми брюками существовали как бы сами по себе. В целом вид его был даже колоритным. Перед незнакомцем на скамейке стояла коробка из-под сока, оставленная, по-видимому, молодёжью. Мне пришла мысль сфотографировать этого человека. Больше всего привлекали его глаза, они были грустными и добрыми. И я решил сразу предложить снимок. Но он отказался. Наше общение на этом не прервалось. Мне не хотелось покидать это место и незнакомца и, чтобы нарушить паузу, я спросил:
- До метро далеко?
- Минут десять, идти прямо и прямо.
- Тогда я с вами пообщаюсь, если вы не против.
Мы обменялись несколькими фразами, выражавшими взаимное расположение. Суета и шум большого города уже не касались нас, да и сквер удачно скрывал от потока машин и людей. Где-то глубине этого оазиса расположились молодые мамаши с малолетними детьми. Их было не много, в настоящее время, пожалуй, только в таких затишных уголках и увидишь наше «будущее». Каким оно будет, и что его ждёт?
Ещё в начале нашего знакомства моё внимание задержалось на лице незнакомца, где навсегда остался след какой-то физической травмы. Скорее всего, она была получена в не устроенной и бесприютной жизни этого огромного города. Нос его, был явно перебит. Это придавало облику, как ни странно, что-то трогательное и ранимое, даже смиренное.

- Позвольте узнать: чем вы занимались в жизни?
- Я филолог. Долго жил в Италии, знаю романские языки, - и он назвал несколько.
- А теперь что? У вас есть крыша над головой? – осмелился спросить я.
Мой собеседник уклончиво ответил что-то и перевёл разговор на самое, по-видимому, главное для себя:
- У меня умерла жена…. После неё я не женился. - И он умолк.
Чтобы как-то смягчить момент, я не задумываясь, произнёс:
- Все мы здесь временно и у каждого свои скорби, которыми Господь не оставляет нас - для будущей жизни.
Мой собеседник спокойно добавил:
- И сверх сил Он не даёт.
Его ответ несколько удивил меня и я подумал, что передо мной человек не только светски образованный, но и религиозный. Какое-то время мы молчали. Потом почему-то я спросил его:
- Но, наверное, женщины у вас были?
- На это мой новый знакомый промолчал, и я подумал, что не очень корректен с незнакомцем. Однако, после некоторой паузы мужчина произнёс:
- Когда теряешь главное в жизни, второстепенное уже не нужно. - Он также спокойно и доброжелательно смотрел в мою сторону.
- Вы долго прожили вместе? – опять нарушил тишину я.
- Да, но Бог не дал нам детей.

И тут он начал читать стихи. В них звучали слова о природе, о каких-то личных откровениях и переживаниях, сокровенных чувствах. Временами в строках улавливалась тоска об оставленной где-то родине. Было в них что-то неразрешённое. И одновременно улавливалась не привязанность души к этому миру. Выражалось это в часто употребляемых терминах, взятых из восточных философий и христианства.
- Это ваши? – через какое-то время, когда он закончил, спросил я.
- Да, писал когда-то.
Мне тоже захотелось что-то ему прочесть. Но на память ничего не приходило. Опять какое-то время мы молчали. Потом, я решил нарушить паузу:
- Вот фотографирую, люблю снимать жизнь, людей.
Собеседник поддержал разговор, и он перешёл на оказавшуюся близкой нам обоим тему. Как-то само собой я поделился с ним ближайшими планами:
- Хочу этой весной нашу церковь поснимать. Красивая она у нас, старинная. На древнем холме стоит, как корабль небесный среди мирской суеты. Всякого входящего за церковную оградку, встречают молодые зелёные деревца, чистая густая травка, а в глубине дворика клумбы с разными цветами глаз радуют. Все с любовью обустроено. И вокруг красота: холм внизу речка огибает, к воде домики с садочками спускаются, на зорьке рыбаки на мостках сидят. А рядом небольшое старинное кладбище - память и связь с прошлым. На другой стороне на взгорке железная дорога пролегла, поезда и электрички весело пробегают вдаль. В том краю, за лесом и солнышко садится.
Мы опять какое-то время молчали. И тут я спросил его:
- А вы с женой венчались? Вы были крещены?
- Мы…, помедлил он,- Католического обряда.
На какое-то время между нами легла тишина.
- Ну и что, вы можете молиться за неё, и Господь вас соединит на Небе. – Решился её нарушить я. И тут же подумал, что человек и без меня всё это знает. Но мне все же хотелось сказать ему что-то утешительное, ободряющее. Незнакомец промолчал, а я опять обратился к нему:

- Сколько вам лет?
- Вас я гораздо старше.
- И, всё таки, сколько?
- Шестьдесят.
– Не так уж и много. И, глядя в его светлые добрые глаза, излучающие грусть, добавил:
- Вам можно и меньше дать, если привести в соответствующий вид.
Но, видимо, для него это уже не имело значения, скорее всего он жил только прошлым и будущим, не придавая особой заботы настоящему. А я, чтобы не ограничивать наше общение и придать сказанному более глубокий смысл, добавил:
- Бывает ведь, что и в 20 лет человек уже старик, нет у него ни радости, ни интереса к жизни, словно устал он от неё.
И тут мой собеседник, словно продолжая изречённую мной мысль, рассказал следующее:
- Недавно сидел я на скамейке по улице Прорезной, это центр старого Киева. И присела рядом пожилая женщина, приехавшая, видимо, откуда-то с периферии. Одета просто, по-сельски. Развернула свой кулёк, достала хлеб и что у неё было, и стала перекусывать. Где ещё теперь простому человеку поесть, как ни вот так прямо на скамейке. А тут идёт дама. Вся такая…, в шляпе и ведёт с собой двух малолетних детей. Они увидели эту бабушку, подошли и давай над ней смеяться, крутить пальцами у виска. Вид ведь у неё был простой. Вы понимаете украинский?
- Да,
И мой собеседник продолжил словами той женщины на украинском:
- Які малі діти, а вжє мэртви. Піду помолюсь за них, щобы були живі.
- Меня это так тронуло и поразило, - перешёл он на русский. Мы помолчали.
- Да, вот она любовь Христова, - вырвалось у меня. И я вновь внимательно посмотрел в лицо своего собеседника. Это было живое, по свету в глазах, лицо человека, прожившего сложную жизнь. Лицо, не похожее на те многие, которые часто встречаю в многолюдной толпе огромного города. Те лица другие, хотя называют их в народе одинаково – “бомжами”. Передо мной сидел ещё не старый мужчина с лёгкой и грустной улыбкой на лице. Мне опять захотелось сфотографировать его. Но я не стал разрушать этого моста неожиданного света и добра, который пролёг между нами. В укрытом от городской суеты маленьком сквере, на островке человеческой теплоты и доверия, двум встретившимся странникам в этой жизни было спокойно и хорошо. Огромный город исчез куда-то, и были только две души рядом.
Взглянув на часы, я стал прощаться.
- Храни вас Господь, пусть пошлёт Он вам утешение и помощь.
- И вас пусть Бог хранит и бережёт, - сердечно произнёс мужчина напротив.
Всё время, что провели мы рядом на скамейке, человек этот даже намёком ничего не пожелал от меня. А я не спросил его имени. Мне захотелось на прощание что-то сделать для него. Но я не знал что. И тут вспомнил, что во внутреннем кармане у меня есть небольшая иконка Богородицы с 90-ым псалмом. Достав образок, я протянул его незнакомцу. Он вдруг ещё больше посветлел и с благодарностью принял.
Лучи заходящего солнца прошили молодую листву деревьев сквера и, словно растворили в себе весь окружающий мир, поглотив его в каком-то неземном свете.

Комментарии