Вечер в ресторане

Он подошел к моему столику, когда я размышлял над заказом, листая меню.

— Простите, вы не будете против, если я устроюсь рядом? Мне показалось, что вы никого не ждете.

Я поднял на него взгляд. Вполне приличный на вид мужчина средних лет, ухоженный, но без излишнего щегольства. Вежлив... Если окажется еще и собеседником интересным, то почему бы не скрасить вечер?

— Пожалуйста, — нейтрально произнес я.

Он деловито уселся напротив и уставился на меня, чуть прищурив левый глаз. Затем тоном доброжелательного экзаменатора вопросил:

— Как вы считаете, тени — это порождение тьмы или света?

От неожиданности я вскинул брови и отложил папку-меню.

— Видите ли, мне представляется, что тень есть не столько наличие тьмы, сколько отсутствие света. Так что вопрос о «порождении» я счел бы некорректным.

Я остался вполне доволен своей невозмутимостью и умением вести светскую беседу. А уж как доволен оказался мой новоиспеченный собеседник — только что ладоши не потирал от радости.

— Я знал, — воскликнул он в восторге, — знал, что вы — достойный объект, а не серая среднестатистическая мышь!

— Э-э... объект? — недоуменно переспросил я. — Может, объясните, о чем идет речь? И, кстати, с кем имею честь?

— О, мое имя ни о чем вам не скажет. Зовите меня просто... допустим, доктор Шульц.

— Вы прекрасно говорите по-русски, герр Шульц.

Он мелко затрясся, хихикая.

— Ну что вы, мои немецкие корни остались, наверное, только в фамилии. Я русский уже не в первом поколении. Во мне намешано столько кровей, что было бы глупо считать себя принадлежащим к какой-либо другой нации. А вы... как мне вас именовать?

— Сергей, — пожал плечами я. Просто Сергей, без особых регалий.

— Очень приятно.

— Взаимно. Так почему вы назвали меня объектом, доктор?

Он с готовностью взялся объяснять:

— Дело, собственно, в том, что я занимаюсь научной работой. И провожу некоторые эксперименты в сфере психологии. Вы продемонстрировали сейчас очень любопытные резутаты. Позволите задать еще несколько вопросов? Я вас надолго не задержу, обещаю.

— Что ж, я не против. Только давайте все же для начала сделаем заказ.

— О, простите, — смешался доктор. — Я зачастую так увлекаюсь своей работой, что забываю обо всем на свете. А вы, как я вижу, крепко стоите на земле?

— Пожалуй, так, — я улыбнулся и подозвал официантку.

Мы с доктором заказали скромный холостяцкий ужин. Выяснив, что никто из нас сегодня не за рулем, позволили себе включить в него и по бокалу белого вина. Отметить знакомство.

— Знаете, Сергей, — задушевно проговорил Шульц, жестикулируя вилкой, — как мало в современном мире людей, интересующихся философскими вопросами — да чего там, интересующихся хоть чем-нибудь помимо обычной житейской суеты! Вот взгляните туда, — он указал на окно.

Я повернулся и послушно посмотрел. За окном шла шумная и оживленная вечерняя городская жизнь: горели огни, мелькали автомобили, спешили куда-то прохожие...

Я пожал плечами:

— Уверен, что стоит узнать любого человека поближе — и обнаружится, что у каждого есть за душой масса интересного. Внутренний мир — не та ценность, которая выставляется напоказ.

— Да, оживился доктор Шульц, — именно так многие считают. Так думал и я, пока экспериментальным путем не доказал обратного.

Тут у него в кармане завибрировал телефон. Доктор извинился, бросил взгляд на экран мобильного, вновь извинился и, отвернувшись к окну, с минуту поговорил, тихо и ожесточенно бросаясь какими-то непонятными терминами. Я особенно не прислушивался, занятый собственными мыслями и салатом.

Наконец мой собеседник спрятал телефон, извинился в третий раз и бодро предложил:

— Что же мы не поднимаем бокалы? За торжество науки!

Мы чокнулись и пригубили вино. Оно оказалось превосходным. Бокал закончился неожиданно быстро, и я уже подумывал, не заказать ли второй, когда доктор вновь заговорил.

— Я, с вашего позволения, вернусь к своей мысли и продолжу. Оказалось, содержание человеческой души весьма поверхностно, а присущая людям агрессивность прикрыта совсем тонким слоем культурности, воспитанности — ибо обнажается чрезвычайно легко.

Я заинтересовался:

— Какого же рода эксперименты заставили вас сделать подобные выводы?

— Да самые незатейливые, уверяю вас. В основном, простое устное тестирование. Хотите, я прямо сейчас продемонстрирую вам образчик теста? Так сказать, сами станете объектом эксперимента?

— То-то вы с самого начала назвали меня объектом, — рассмеялся я. — Знали ведь, что я соглашусь?

Доктор Шульц неопределенно пошевелил бровями и кивнул с самодовольной улыбкой.

— Приступайте, — разрешил я, вытирая губы салфеткой.

— Скажите, Сергей, — вкрадчиво начал доктор, — о какой научной проблеме вы предпочли бы побеседовать, если бы знали, что жить вам осталось... скажем, менее часа?

— Ого, ну и вопросы у вас! Сказать по чести, мне такую ситуацию вообразить сложно. Да, конечно, все мы смертны, но вот так окончательно и определенно... О чем бы я рассуждал в последний час жизни? Послушайте, а ведь и впрямь — вряд ли мне захотелось бы посвятить свои последние минуты чистой науке.

— Вот видите, — Шульц опечаленно вздохнул, опустив голову.

— А что говорят другие люди? — мне стало немного неловко, словно я не оправдал возложенных на меня ожиданий и надежд.

— Люди, люди... — рассеянно пробормотал доктор. И вдруг вперил в меня горящий взгляд. — Продолжим все-таки с вами! Перейдем на новый уровень теста: уберем из него частицу «бы». Вам осталось жить примерно полчаса, понимаете? Неужели не хотелось бы вам раскрыть напоследок какую-нибудь научную загадку или — кто знает! — под влиянием стресса испытать некое озарение и самому сделать открытие или создать шедевр?!

На нас начали оглядываться, и Шульц понизил голос. Он наклонился ко мне и заговорщически прошептал:

— Это правда. Пока вы смотрели в окно, я бросил в ваш бокал несколько бесцветных кристалликов. О, я по праву могу гордиться этим изобретением!

— Изобретением?

— Я разработал совершенный яд, понимаете? Летальность стопроцентная при минимальной дозировке, растворимость и скорость всасывания — выше всяких похвал. Бесцветен и безвкусен...

Я ошарашенно смотрел на этого сумасшедшего злодея, не в силах отвести взгляда, а он продолжал лихорадочно бормотать:

— Эффект, как видите, не мгновенный, что позволяет проводить эксперименты, а при необходимости — хе-хе — и заметать следы. Действие яда имитирует самый обычный анафилактический шок — любой врач решит, что у вас просто аллергия на какой-либо компонент пищи. Самое потрясающее — что механизм именно имитирует аллергию, на самом-то деле он совсем иной. Это означает, что никакие противоаллергические или противошоковые средства не помогут — даже стероидные гормоны, представляете? Более того — от этого яда вообще нет противоядия!

Я, словно загипнотизированный, не мог шелохнуться. Глядя в расширившиеся зрачки своего визави, я все пытался осознать: неужели это правда, неужели это произойдет прямо сейчас? здесь? Не может быть, это жестокий розыгрыш! К своему ужасу, я чувствовал, что «доктор Шульц», кто бы он ни был на самом деле, не лжет.

Поток слов оборвался внезапно. Доктор откинулся на спинку стула и очень серьезно спросил:

— Ну и что вы скажете теперь, дорогой Сергей? Броситесь вызывать скорую? Попытаетесь задушить меня или зарезать столовым ножом? Обзовете психом и отправитесь умирать на улицу? Я видел разные варианты развития событий.

На меня внезапно снизошло какое-то скорбное спокойствие, спасительная отрешенность, не дающая сойти с ума. Я посмотрел прямо ему в глаза и заговорил:

— Я должен признаться кое в чем, доктор. Видимо, придется вам выслушать небольшую исповедь.

— Я готов. Только покороче: у нас мало времени, а дело нельзя оставить незавершенным, не так ли? — Шульц прищурился и выжидательно приподнял подбородок.

У нас мало времени. О, Боже... Я глубоко вдохнул и продолжил:

— Буду краток. Видите ли, господин Шульц, у меня высшее техническое образование, но в юности я мечтал о карьере врача. Тем не менее, поступать в медицинский я даже не пытался. Самое обидное — причина смехотворна. Я очень брезглив. Не лучшее качество для медика...

— Я вас внимательно слушаю, — поощрил меня доктор.

— Вы, конечно, знаете, что такое «дрозофила меланогастер».

— Плодовая мушка, — кивнул доктор. — Отличный объект для генетиков.

— Да, именно. Стоит появиться на кухне переспелым фруктам или фруктовым отбросам — и эти крошечные насекомые появляются буквально из ниоткуда. Уж это место, казалось бы, вполне респектабельное, чистое, аккуратное — но и оно не избежало подобной беды. Представьте себе мои чувства, когда я — при моей почти болезненной брезгливости! — обнаружил дрозофилу на кромке собственного бокала вина! Эта маленькая тварь ползала по стеклу, а я должен был после этого прикасаться к нему губами!

— Понимаю, — успокаивающе произнес доктор.

— Поверьте, мне стыдно в этом признаться. И, видит Бог, если бы я знал о последствиях...

— О чем вы говорите? — насторожился гений злодейства.

Я покаянно потупился.

— Когда вы говорили по телефону, я незаметно поменял наши бокалы местами.

Я медленно поднял глаза. Доктор был бледен как мертвец. Его глаза расширились, а губы беззвучно шептали: «Нет, не может быть...» Мне стало совсем плохо. В глубине души я все же надеялся, что эта бредовая история с ядом окажется именно бредом.

Шульц поднес руку к горлу и в глубоком недоумении прошептал:

— Дыхание затрудняется. Тахикардия... Это что же, началось???

Он затравленно огляделся и внезапно дико закричал:

— Скорую! Немедленно врача!

Обслуга сбежалась со всех сторон, окружив наш столик. Я торопливо вынул бумажник, вложил в меню плату за ужин и постарался незаметно улизнуть. Метрдотель поймал меня за рукав.

— Вы не знаете, что с этим господином? — встревоженно спросил он.

— Кажется, у господина аллергия на что-то из еды, — ответил я.