Вы здесь

Василевс (8 глава)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
О том, как сделал неожиданный выбор

Однажды Лукий показал мне новенькую серебряную монету с изображением всех четырех правителей:
– Обрати внимание: из всех четырех только старина Диокл изображен с нимбом вокруг головы. Могу представить, как это злит моего «папочку»…

– Но разве они не друзья? – удивился я простодушно.

– Еще чего! Максимиан до сих пор не может ему простить, что пришлось переселяться из Рима в Медиалан. Он спит и видит, как бы снова вернуться в столицу… Поверь мне, ждать осталось недолго. Как только Максентий достигнет совершеннолетия, в стране начнутся великие перемены.  
Именно тогда я осознал, что снова стою перед выбором.

Служить сразу всем августам и цезарям – невозможно. Выбрать кого-то из четырех? Но кого именно?
Мой Лукий делал ставку на своего «братца», о котором даже говорил каким-то особым, таинственным шепотом. Оказывается, Максенций с детских лет был посвящен в халдейскую магию, и верховные жрецы в один голос пророчат ему власть над всем миром. Но ни его, ни «папочку», я никогда в глаза не видел, и не умел заочно кому-то клясться в верности.
Хранить преданность своему детскому кумиру – Диоклетиану? Но я давно охладел к старшему августу, вдоволь насмотревшись на его восточные причуды. Самое разумное с моей стороны было бы служить верой и правдой западному цезарю, как это делал мой отец и его друзья. Но зачем тогда нужно было уезжать из Треверов? Этим самым я должен был бы признать свою неправоту.
Служить кровожадному чудовищу Галерию? Ну, уж это тем более было выше моих сил.
Когда-то я мечтал отдать жизнь за великую Римскую империю, а на деле должен был выбрать кого-то одного из ее правителей. И от этого выбора зависела вся моя дальнейшая жизнь, а уж тем более – смерть.
По мнению Лукия, мне следовало бы заручиться поддержкой двуликого Януса и продолжать службу одновременно Галерию и Константину.
«Тот, кто трется возле цезарей, незаметно и сам покрывается позолотой», – говорил он, посмеиваясь. Но это уж и вовсе было против моей натуры.
В тот вечер мы с другом вдвоем гуляли по пустынному дворцовому саду. Несмотря на сумерки, в парке было светло от многочисленных статуй. Они белели на фоне темных, аккуратно подстриженных кустов, прятались под деревьями, выглядывали из беседок. Особенно много в саду было акролифов – особых статуй, обнаженные фрагменты которых были выполнены из мрамора, а прикрытые одеждой части – из раскрашенного или позолоченного дерева. Издалека они были так похожи на живых людей, что мы с Лукием то и дело со смехом наталкивались на Аврору в розовой тунике или на еще более соблазнительную Венеру. Женские фигуры словно сами расставляли нам руки для объятий.
Неожиданно мое внимание привлекла искусно раскрашенная статуя в ближней, увитой плющом беседке. Это было изображение в полный рост неизвестной мне богини с позолоченными косами, уложенными вокруг головы, наподобие короны.
Богиня глядела куда-то вдаль, как мне тогда вдруг показалось – в неведомое людям будущее. «Вот кто поможет сделать мне выбор!» – пронеслась у меня в голове внезапная мысль, и я молча опустился перед статуей на одно колено.
Но вдруг «богиня» повернула голову и удивленно на меня посмотрела. Это была живая женщина!
– Что, понравилась жена цезаря? – прошептал Лукий. – Умоляю тебя, отвернись скорее! У этой коровки уже есть свой пастушок-скотовод…
Только теперь до меня дошло, что в беседке стояла Валерия Галерия – одна, даже без слуг. Мне было известно, что она тоже приехала вместе с мужем Никомидию, но прежде я никогда не видел ее даже издали.
И вот теперь Валерия стояла почти на расстоянии вытянутой руки, и смотрела на меня с загадочной улыбкой.
– Ну, и что ты на нее теперь так уставился? – теребил меня за плечо Лукий. – Скотовод зажарит тебя живьем на сковородке, если узнает, как ты пялился на его жену.
Но я не мог оторвать взгляда от беседки, охваченный каким-то странным, незнакомым чувством.
У Валерии было печальное и очень бледное лицо: не случайно в сумерках оно мне показалось высеченным из мрамора. А увитая цветами беседка была так похожа на гробницу, в которой жену цезаря похоронили заживо!
Невозможно сосчитать, сколько раз в детстве я мысленно спасал эту женщину от дикарей. Но кто теперь ее защитит? На самом деле, она нуждалась в защите не от варваров, от своих близких: от отца, который выдал единственную дочь замуж ради своих политических целей за кровожадное чудовище, от безумного мужа... Что пришлось ей пережить, став женой такого беззастенчивого пьяницы и развратника, как Галерий, который ради своих прихотей убивал людей тысячами?
В реальности эта женщина была еще более беззащитной и одинокой, чем во всех моих детских фантазиях. Но при этом оставалась гордой и неприступной, как богиня, перед которой я стоял на коленях.
Лукий еще раз ткнул меня в спину, помогая очнуться. Я вскочил и бросился бежать прочь – прежде всего, от своих мыслей. Даже под пытками я бы не признался, что впервые в жизни испытал к кому-то жалость, сострадание. Это было и больно, и сладко, и… просто невыносимо.
Лукий с трудом догнал меня в дальнем конце парка.
– Что с тобой, Ромулий? – спросил он, запыхавшись. – Сначала я подумал, что тебя кто-то ударил по голове. Иначе с чего бы у тебя вдруг подкосились ноги? Потом ты понесся, ломая кусты, как молодой олень, ужаленный оводом. Надеюсь, хоть не стрела Амура! Берегись, несчастный, а то над твоей судьбой вдоволь наплачутся все купидоны.
– При чем здесь твои купидоны? – ответил я ему без особой охоты. – Просто я дорого бы дал, чтобы узнать: о чем она сейчас думала?
– Могу сказать бесплатно: о власти, – рассмеялся Лукий.
– Но она и так жена цезаря.
– А мечтает стать августой! Все императорские дочки с детства на этом помешены. Видел бы ты малютку Фаюсту – сестрицу Максенция. Она уже на горшке требовала себе царских почестей. И твердила, что будет только женой августа. Заметь, даже не цезаря!
– Детские шалости. В этом возрасте они все болтают чепуху, я по сестре знаю…
– Совсем забыл: у тебя же есть сестра. Сколько ей теперь?
– Капитолине… кажется, четырнадцатый год, – ответил я, сделав в уме нехитрые подсчеты.
– Она с кем-то обручена?
– Да нет, что ты! Впрочем… не знаю. Время бежит быстро. Мне об этом пока ничего не известно.
– У тебя есть с собой ее портрет?
– Мне и в голову не приходило брать с собой портреты сестры или матери, – пожал я плечами.
– А личико какой-нибудь подружки? Уж мне-то ты можешь доверить свои сердечные тайны.
– Ты же знаешь: я выбрал войну. И не хочу напрасно морочить голову девушкам. В стране и без меня хватает несчастных вдов. Зачем я буду плодить новых?
Лукий удивленно на меня посмотрел и вдруг залился звонким, лающим смехом, сверкая в темноте зубами. Я сразу даже и не понял, что его вдруг так развеселило.
– Не обращай внимания, дружище, со мной это бывает, – наконец, сказал он, успокоившись. – Веселье порой так и прет из меня. А ты, как я погляжу, такой же простой и бесхитростный, как наши… далекие предки. Наверное, за это я и люблю тебя. Жаль, ты не видел, какими глазами смотрела тебе вслед Валерия! Но, учти, если бы ты довел ее до обморока, Галерий сослал бы нас с тобой на галеры. Галерий – на галеры! Не податься ли мне, пока не поздно, в придворные поэты?
Впрочем, я уже все равно не слышал, о чем дальше говорил Лукий: мне было не до него.
Если бы я был поэтом, то сложил бы любовную поэму на тему: «Несчастный, и как тебя угораздило с первого взгляда влюбиться в жену цезаря?»
Но ничего подобного выразить словами я отродясь не умел.
 

Комментарии

«Тот, кто трется возле цезарей, незаметно и сам покрывается позолотой»

 Сын нашей подруги увлекается сейчас историей Рима. Хотел подарить ему красивую книгу про римлян. Она продавлась, запаянной в целлофан. Потом пригляделся к предисловию на титульном листе: "ты узнаешь, как римляне поддерживали дисциплину, как они обедали и развлекались"...

В общем, есть немалая необходимость дописать и издать Вашу книгу.

Вдохновения!

 

 

Ольга Клюкина

 Да, Дмитрий! Мне тоже кажется, что в книге для подростках о римлянах должны быть расставлены нравственные акценты, а то она может наделать немало вреда. Уж очень там много было кровищи, жестокости, ну, а уж отдыхе и эротических пристрастиях - вообще умолчим.  Пытаюсь показать, как в истории, и в человеческой душе Рим постепенно превращался в Византию - но уж очень трудная эта задача, все время опасаюсь впасть в морализаторство.

Спасибо за поддержку!  

Мария Коробова

Просто поразительно, Олечка, я сейчас как раз "прохожу" на катехизических курсах историю древней церкви. И так неожиданно встречаю ее персонажей, облеченных в плоть и кровь силой слова. Эпоха воссоздана в таких подробных и занимательных деталях, что я пожалела. что не держу в руках книгу, а смотрю в экран - не могу по привычке перечитывать, пока не засну (у меня частенько снимают с носа очки и берут книгу из рук ночью). А вообще на меня произвела очень сильное впечатление сцена с императрицей в беседке. - Красиво и трагично и величественно одновременно.

Динамика мне понравилась и общий абрис эпохи - не знаю. как сказать точнее. "Полное погружение", впрочем, не совсем удалось. Мешали обороты. фразеологизмы нашего времени. Но это же самое сложное: пробалансировать, не срываясь полностью на далекий для нас слог и стиль изложения(Балашов этим грешит часто) с одной стороны, а с дургой - не напоминать о сегодняшнем дне словесно и образно, вводить стилизацию обязательно. Помнишь, в "Машине времени" герой преодолевает чудовищное расстояние временное - несколько десятков веков и... оказывается сидящим на скамеечке с грифонами, которыми пестрели виньетки, лепнина и др. в духе  18 столетия, по которому уже ностальгировали современники Герберта Уэллса. Стоило лететь так далеко!  Нет-нет, это совсем иначе в твоем "Василевсе", но "на горшке", "ухо востро" упорно возвращали в двадцатый век к славянам.

В общем, спасибо за интереснейшие и приятные литературные впечатления. У меня немного любимых "историков" в беллетристике - из старых Мережковский, из новых - Сегень. Есть овзможность публикации твоего романа? Тогда у меня появится возможность пополнить свою весьма большую библиотеку новым любимым автором.

С уважением и огромной симпатией Нижегородская омилийка.

Ольга Клюкина

 Непременно еще раз пересмотрю текст по части словечек. Ты права - все время что-то прорывается, хотя вроде "ловлю" изо всех сил. Или же начинаются такие древние омертвелые словеса, что самой страшно. Спасибо за такой благожелательный отзыв, который воспринимаю, как щедрый аванс.  Насчет публикации пока не думала - дописать бы...  

С уважением и успехов тебе, дорогая Маша! 

Ирина Богданова

 Оля, мне, лично, очень нравится. 

Может быть, стоит уточнить в тексте, что собой представлял тогда портрет.

 

 

– У тебя есть с собой ее портрет?
– Мне и в голову не приходило брать с собой портреты сестры или матери, – пожал я плечами.
– А личико какой-нибудь подружки? Уж мне-то ты можешь доверить свои сердечные тайны.

  Типа: Он достал и показал камею, высеченную на ониксе, искусной рукой мастера.

Ольга Клюкина

 Наверное, это правильно. Приходится так много объяснять, что лишний раз боюсь... Но камея, высеченная на ониксе - это красиво. Спасибо за драгоценный подарок!