Вы здесь

Неплодная

Её руки месили тесто. Две тонкие, но сильные руки, почерневшие от времени и солнца, мяли, катали, комкали и снова мяли белое пушистое тесто. Тесто поддавалось теплу рук и, послушное, становилось мягче и нежнее. Когда-то и она была такой же мягкой и нежной. Такой же белой, такой же податливой. Женственной и легкой.

А теперь стала стара, суха и черства. Как постная лепешка.

Сарра усмехнулась от этой мысли. Окунула пальцы в муку, стала ловко раскатывать хлеб в круглые лепешки и прикреплять их к стенкам раскаленной печи. От жара лепешки почти сразу подрумянивались и приобретали золотистую корочку.

Когда цвет корочки становился коричневатым, женщина быстрым движением вынимала горячий хлеб из печного чрева. Она не боялась обжечь пальцы. Что ей плоть? Эта старая дряхлая плоть?

Да, она была немолода. Волосы, спрятанные под широкий плат, уже как пепел — серые и тонкие. Морщины избороздили лицо. Её стан больше не отличался изяществом и гибкостью.

Однако никто не осмелился бы назвать Сарру старухой. В её прямом взгляде, высоком лбу, немного жестком разрезе рта читались величие и красота, которые даже нельзя было назвать женской привлекательностью. Скорее — человеческой высью. Казалось, эта женщина не подвержена тлению. Словно старость не съедала её, а облагораживала.

Единственное, что выдавало её, были её глаза. Большие глаза, с чуть опущенными вниз уголками, в которых читалась затаенная скорбь.

Сарра была неплодна.

От дымящихся лепешек шатер наполнился запахом поля, пшеницы и очага. Хлеб — человеческая отрада за труды. Плод земли, плод труда человека и плод благословения Божия.

Утроба же Сарры не давала детей. Семя погибало на мертвой земле. Бог не благословлял их труды и молитвы.

Она не сразу поняла, что бесплодна. И вначале их семьи Сарра мечтала о детях. О своих детях. Мальчишек, похожих на Авраама и девчонок с её, Сарриными, глазами и забавными ямочками на щеках. Но луна сменяла луну, а чрево молодой жены так и оставалось пустым.

Прошел год. Потом ещё один. В душе у Сарры зародилась тревога.

Тревога — это трещина. Трещина мироощущения. Она постепенно и неуклончиво расползается в разные стороны, дробя мир на тысячу осколков.
За тревогой идут страх и стыд. Страх сковывает, словно льдом все члены. Ты леденеешь изнутри, и даже дыхание становиться вьюгой. Стыд заставляет тебя прятаться от других людей. Если запустить страх и стыд, придёт жесткость. Затем — жестокость. Потом — безразличие. Уныние. Снова — тревога, страх. И так волной за волной. Всё глубже. Всё холоднее. Всё безжизненнее.

Чего же боялась Сарра? Одиночества? Вряд ли. За годы скитаний, Сарра научилась справляться с одиночеством. Она не боялась его.

Тяжелее всего человек переносит осуждение за свою непохожесть. И чувство вины.

Женщины вокруг становились непраздны, рожали, кормили сосцами детей. Это так естественно для жены. Так просто. Женщина, наверное, и создана для продления жизни. Это её путь, её призвание, её служение мужчине. А Сарра... Сарра неплодна. У Сарры нет детей. Иссохли её сосцы. И женское завершилось. Уже никогда ей не иметь своих детей.

Сарра вытерла руки о полотно. И кликнула слугу.

Мальчишка юркнул в шатер, взял теплые хлеба и убежал.

У мужа снова гости.

Гостеприимство было даром Авраама. И его утешением. Он любил встречать странников, омывать им стопы, сажать за свой стол и угощать, угощать, угощать. Это было проявлением человеческой любви. Той любви, которая обнимает сердца теплотой и развязывает уста для неспешного разговора. О высоком.

Длинные разговоры — это призвание мужчин. Удел Сарры, как всякой жены — её шатер. Мудрая, она хорошо понимала свою роль и место, но часто, движимая живым интересом, Сарра не могла удержаться, чтобы из-под завесы не взглянуть на нового гостя и не послушать его речей. Это скрашивало и её монотонные будни.

Сегодня гостей было несколько. Трое. Судя по одеяниям — это были три странника. Довольно молодые юноши. Со светлыми лицами. Прекрасны собой! И говорят, конечно, о Боге. Авраам не упустит случая рассказать о Нём.

Авраам любил людей. Почти также как любил Бога. Бога же он любил какой-то непонятной, почти одержимой любовью. Любовью сына к своему Отцу. Верного, искреннего и послушного сына. К безжалостному, властному, бессердечному отцу. Так думала Сарра. Нет, она тоже когда-то верила. Она видела отблеск Бога в очах Авраама. Она доверяла мужу. Она молилась. Она надеялась.

Тщетно.

Самое глубокое её горе Бог не уврачевал. Самый громкий плач не услышал. Самое желаемое чудо — не сотворил.

Где твой Бог, Авраам, Авраам, муж мой....

— Где Сарра, жена твоя? — вопрос странника перебил её мысли.
— Здесь, в шатре.

Женщина отпрянула от завесы.
Зачем она им понадобилась?

Как будто зная, что Сарра слушает за завесой, гость повысил голос:

— Я опять буду у тебя в это же время через год, и будет сын у Сарры, жены твоей.

Что он говорит? Сарра рассмеялась. Мне ли иметь детей? Утроба моя завяла. Иссякла. И Авраам уже стар. Что он говорит? Зачем? И кому? Моему мужу? Обо мне? О Сарре?

Злой смех сотрясал её худые плечи.

Лучше бы он сказал эти слова Агари!

Агарь — молода. Агарь — мать. У Агари — сын.

Сердце Сарры ёкнуло от боли.

Когда женщина не может подарить мужу сына, она начинает терзаться виной. Авраам, Божий слуга, друг, избранник, и она — Сарра — мертвая лоза, без ягод и сока.
Она винила себя, корила, мучила. Иногда ей казалось, ей стало бы легче, если бы муж нашел себе другую жену, жену, способную родить ему наследника. Но Авраам любил Сарру. И эта его верность и непоколебимое упование еще больше усугубляли терзания Сарры. И как-то она решила отдать мужу в жены свою служанку — юную Агарь. Это решение, конечно, было порывом, попыткой загладить вину, среди своей мелкоты проявить великодушие. Потом, здесь не было греха, такова была традиция их народа. И Авраам в какой-то момент поддался на уговоры жены. Но когда Агарь понесла, и чрево её стало округляться, Сарра укололась о шип своего великодушия. Было так больно, что по ночам она выла от тоски. И родившийся сын Агари, такой плотный, живой, орущий, настоящий ребенок, вместо долгожданного облегчения принес Сарре чувство зависти и отчуждения. Да, он походил на Авраама, он так же сдвигал брови и держал свою голову. Но в его лице отразились и черты Агари, простой служанки, простолюдинки. А черт Сарры в нем не было. Ни одной.

Сарра снова засмеялась. Нервно и холодно.

— Отчего это рассмеялась Сарра, сказав: «неужели я действительно могу родить, когда я состарилась»? — спросил один из странников. — Есть ли что трудное для Господа? В назначенный срок буду Я у тебя в следующем году, и у Сарры будет сын.

Авраам повернул голову к шатру. И Сарра, смутившись, вышла.

— Я не смеялась, мой господин. — Тихо произнесла она, побледнев.

Но гость сказал: — Нет, ты рассмеялась.

И посмотрел на женщину. Внимательно и твердо.

Сарра не отвела глаз, как полагалось жене. Что-то притянуло её взор к лицу этого странника. Оно было необычным, это лицо. Как пламя огня, оно горело, менялось и в то же время оставалось неизменным. В этом лице читалось Всезнание, Воля и Любовь.

Растерянно женщина снова поклонилась и быстро засеменила в шатер.

Странники встали из-за стола. Трапеза кончилась.

Ужас охватил Сарру. Но не тот сковывающий страх, который она испытывала от своего неплодства. А ужас, который охватывает, когда сталкиваешься с Вечностью. С Тайной. И с Истиной. С Тем, Кто намного выше тебя и чище. С Тем, Кто знает о тебе всё. С Кем ты всю жизнь боролась, и Кто не смотря на то, что может с легкостью раздавить тебя, дарует тебе — жизнь и Свою Верность.

— Господи — зашептала она, очутившись одна. — Господи!

Впервые за многие годы она произнесла имя Бога. И произнесла не с обидой и укором, нет. Её голос дрожал от трепета.

Слезы захлестнули её. Чистые, теплые слёзы.

Она оплакивала не себя, не свою молодость, не свои растраченные впустую года, она плакала о своей душе, ставшей вдруг такой маленькой и ничтожной. Она плакала о своей вере, за годы свернувшейся в жалкий комок. О своей любви, растрескавшейся как выжженная солнцем пустыня. О дороге, которую она потеряла. О надежде, которую убила в себе.

Она плакала и плакала, всё повторяя Имя Божие. Пока в сердце её не пришла тишина.

Через год, когда Сарре исполнилось девяносто лет, у неё родился первенец, сын. Сарра нарекла сына Исааком, в память о своём смехе.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Из книги Бытия, глава 18.

Комментарии

Галина Минеева

Дорогая Инна! С какой радостью и удовольствием прочитала Ваш библейский рассказ о бесплодной Сарре! Прочитала, и стало радостно, светло на душе, и захотелось снова жить! Какая Вы умелица и талантливая рассказчица, какая волшебница слова! Низкий поклон за это.

Простите мне мое восторженное словословие, но так хорошо, что Вы есть со своим творчеством. sun

Инна Сапега

Помните: "я не волшебник, я только - учусь!", это обо мне. Некоторые вещи даются легче, чем иные. А о некоторых и вовсе не могу написать.

А вообще - тема здесь задетуя очень непростая и болезненная: бесплодие. Как его пережить? Только уповая на Бога.

Спасибо Вам, Галина, Ваше внимание очень дорого. Хочется прочитать и Ваши новые рассказы.

Какая сила, Инна! Вся психология - по полочкам. История того, как Сарра перестала верить, и как уверовала вновь. Резануло по сердцу про Авраама: любовь сына к жестокому отцу. Сарра пала на этом. Авраам с его "почти одержимой любовью" - устоял.

Самое чудесное: у Вас нет безысходности, даже, когда Вы пишете об очен страшных вещах. О по-настоящему страшных. Редкий дар, не менее, чем Ваша манера писать.

Это, возможно, еще сильней, чем "Юлиания"...welcome

Инна Сапега

Признаюсь, мне всегда немного страшно писать о святых. А вдруг создам неверный образ?

Писать же о Сарре было не то что просто - а как-то без запинки, что ли. Одно за другое цеплялось и выстраивался рассказ.

Слава Богу и святой праматери Сарре, если что-то получилось.

smile

Надежда Кушкова

Инна, так здорово изложено, так тонко и точно показан женский характер, метания и страдание, не хочется, чтобы повествование заканчивалось. И впредь желаю Вам высокого вдохновения, Божия благословения!

Инна Сапега

Надежда! Благодарю Вас за внимание.

Мне давно привлекала Сарра. В моем понимании - это была очень сильная женщина. Женщина, достойная своего мужа - праотца Авраама. И это её смех - она такой правдивый в Бытии. Такая маленькая подробность, но сколько к ней сказано о сути женщины.

Спасибо!