Духа благородство. О книге русского писателя Виктора Герасина «Для всех быть всем»

«Не трон, но духа благородство
Даёт велики имена...»
(Г. Державин)

Читала эту повесть до выхода книги ранее, по мере её написания автором и публикации по главам в журнале «Новая Литература».

Кстати, повезло изданию: первым опубликовать новую глубоко нравственную работу русского писателя и поэта Виктора Герасина.

Надеялась, что с прочтением двенадцатой главы и «Заключения» закончится и мой читательский труд. Но не тут-то было. На душе оставался осадок чего-то недопонятого и сердцем не пережитого. А это означало, что к произведению надо возвращаться. Ещё и ещё раз.

И после вдумчивого неоднократного прочтения вывод напросился сам собой: вряд ли эта повесть нуждается в литературоведческом анализе. На это указывали и полновесно раскрытая тема, и мастерски выстроенные композиция, и сюжетное пространство, интересные, нравственно ёмкие лейтмотивы и персонажи.

Тогда, что же хочу сказать этими строками?! Что содержания этой повести хватило бы и на роман? Наверное. Что она на все времена? Это не высокопарность, ибо так и есть. Что автор проделал поистине титаническую работу? Да и да.

И всё же не в этом главное. Моё осмысление сюжета мировоззренческое, оно простирается за пределы прочитанного и устремляется в глубину самого явления духовности, его тайны.

Ибо «духовность человека отнюдь не совпадает с сознанием, отнюдь не исчерпывается мыслью, отнюдь не ограничивается сферой слов и высказываний.

Духовность глубже всего этого, могущественнее, богаче, значительнее и священнее». [1]

По-моему, В. Герасин вместе с Амвросием идут далее, и говорят о роли внутреннего «духовного ока», и считают, что действенный способ воспитания духовности — формирование способности человека увидеть, что «в кругах его собственной души есть лучшее и худшее, на самом деле лучшее; такое, качество и достоинство которого не зависят от человеческого произвола»... [2]

Проблема духовности занимала Амвросия ещё в молодые годы. Он понимал, что разобраться человеку внутри себя, в окружающем противоречивом мире, осмыслить, что есть зло и как ему противостоять, — очень трудно.

В этом ему как раз и пригодился духовный опыт всего русского старчества, непосредственных духовников и наставников — отца Льва, отца Макария, а также почерпнутые знания из многих книг, которые он переводил.

Ему становилось очевидным, что если постижение божественной сути составляет смысл человеческой жизни, то этот процесс должен предполагать и определённые пути такого постижения.

И ими явились для него не только теология, православие, но и другие области знания: психология, история, искусство во всех его проявлениях и формах, а также хозяйственная деятельность. Говоря словами философа И. Ильина, это и есть "как бы те духовные руки, которыми человечество берёт мир«.[3]

Амвросий «брал мир» не только своим служением Создателю, Церкви, терпел невыносимые физические боли и страдания, проявлял терпимость и смирение, но тем самым ежедневно демонстрировал силу Веры, Любви, Надежды, Свободы и Совести.

Это те нравственные постулаты, на которых зиждется восходящая лестница духовности. Они как раз и стали вершиной духа Амвросия, той священной ценностью, которая светилась из его внутреннего мира.

Говоря о благородстве духа Амвросия Оптинского, писатель показывает, как в обществе добра и зла можно выбирать свою жизненную дорогу. Пусть не похожую на другие, но исконно свою, обозначенную свободой собственной воли.

Дух, в понимании писателя, это животворящая сила, «выбирающая, решающая и действующая энергия, и, притом, разумная энергия; разумная не в смысле „сознания“ или „рассудочного мышления“, а в смысле предметного созерцания, зрячего выбора и действия в силу духовно-достаточного основания. Так созерцал; так возлюбил; так выбрал; так совершил; и поэтому признано это деяние моим деянием; поддерживаю его основания и мотивы и принимаю на себя ответственность за совершённое...» [4]

Все мы рождаемся и, как милостыню, просим милости у Бога, ибо рано или поздно все окажемся у его сакрального порога. И с чем придём? Хотелось бы, чтобы с достоинством и благородством.

Тем духовным благородством, о котором писали и говорили в разные исторические времена и философы, и писатели, и священнослужители, и, конечно, великие Старцы Оптиной Пустыни.

Совсем не напрасно ездили к ним «лечить» свои душевные раны великие умы писательской братии, — Лев Толстой и Фёдор Достоевский. Какая нить их приводила к уже физически немощному старцу? Духовное стяжание, не иначе.

Сам факт того, что В. Герасин взялся за эту непомерно трудную сочинительскую работу из побуждений не столько знаменательной даты — 200-летия Амвросия Оптинского, возведения в его честь на средства пожертвований Храма Троицы Живоначальной, сколько из осознания своего долга перед памятью земляка, — также говорит о многом.

«Так довелось, — обращается к читателю писатель, — что святому старцу Амвросию Оптинскому я ныне прихожусь земляком по месту его рождения. Как писателя, меня давно занимает личность и жизненный путь святого земли русской. Его афоризм — „Где просто — там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного“ — ставлю девизом ко всему своему сочинительству. ...Я посчитал обязанным себя откликнуться на юбилей земляка, Святого земли русской Амвросия Оптинского, в миру Александра Михайловича Гренкова, повестью...».

Согласитесь, что светскому человеку, к тому же не однозначно относящемуся к самому институту церкви, как к почти «огосударствленному» явлению, в котором наблюдаются те же болезни и противоречия, что и в обществе в целом, сочинять художественную литературную канву по конкретному, зафиксированному во многих источниках, документальному жизнеописанию Святого Старца, весьма проблематично и смело. Но, читая повесть, вы не заметите ни тени опасений автора по этому поводу.

Это значит, что В. Герасин не просто писал, а жил и творил вместе со своим героем, он смог своим «духовным оком» разглядеть в нём то высоко нравственное и вместе с тем общечеловеческое, что объясняет, в частности, и содержание надписи на его надгробной плите, несколько слов из которой и составили название всей повести «Для всех быть всем».

Чувствуется, что писатель во многих ситуациях ставил себя на место Лексы, Александра Гренкова, отца Амвросия.

Оставим за рамками разговора религиозные постулаты, учения о молитве, смирении, терпении, — всё то, что близко глубоко религиозному человеку и священнику.

Посмотрим на судьбу молодого способного азартного парня, который её волею оказался в монастыре. Как он жил до этого? Какие страсти его одолевали? Уж не те ли, что и героя из рассказа В. Герасина «Я увидел себя...»? Наверняка.

Необычность поступка, чувства, действия, способность на неординарный выбор, — это, по авторскому разумению, присуще человеческой ищущей натуре, метущейся в системе установок и условностей, порой нарочито придуманной человеческим общежитием.

Чего больше в показанной писателем истории любви Александра Гренкова и Глафиры, — страсти, увлечения или долга и верности, наконец, благородства? Думаю, и пояснять не надо.

Одна яркая выразительная метафора — зелёная рубашка, подаренная Глафирой любимому на Троицу, — это живой действующий персонаж повести, поскольку она стала спутником всей жизни Амвросия, связующей нитью между его житием в разные периоды в монастыре и Шамордино и дорогими ему людьми.

Благородность родства, душевной сопричастности к родной земле побуждали Амвросия к высоким, неимоверно человечным деяниям. Таких сцен в повести, когда Старец проникался заботами и хлопотами земляков, предостаточно.

Кстати, это очень свойственно авторскому почерку писателя. Именно поэтому в его повестях и рассказах читатель видит перед собой не вымышленных статичных людей, а живых, узнаваемых и близких побратимов.

Отсюда душелюбность и, если хотите, герасинское душеведение, благородное по сути и тонко схваченное литературной формой, стилем и языком.

Да, верно почти три века назад сказал Гавриил Державин: «Не трон, но духа благородство даёт велики имена...».

Эти слова, как мне представляется, в соответствующей степени можно отнести и к Великому Старцу, и к русскому писателю Виктору Герасину.

Литература

1. Ильин И. А. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. Соч., т.3, с.236-541, 1994.
2. Там же.
3. Ильин И. А.Основы христианской культуры. Соч., т.1, с.316,1996.
4. Ильин И. А. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. Соч., т.3, с.236-541, 1994.
5. Герасин В. И. Для всех быть всем. Повесть. Журнал «Новая Литература», 2013.

Книга издана в Канаде, в издательстве Altaspera.