Какую дорогу
не выберешь ты, -
тебе на подмогу приходят мечты
из дальней далёкой
родной стороны,
твоей.
А музыка сердца
звучит без границ,
даруя созвездья улыбок и лиц.
Мечтою о встрече
с тобой мы близки,
родной.
Какую дорогу
не выберешь ты, -
тебе на подмогу приходят мечты
из дальней далёкой
родной стороны,
твоей.
А музыка сердца
звучит без границ,
даруя созвездья улыбок и лиц.
Мечтою о встрече
с тобой мы близки,
родной.
Но из декабря
Брошусь к вам, живущим
Вне календаря,
Наравне с грядущим. (А.Тарковский)
Мы пока что в своем декабре.
Там, где храмы зимой куполами
Осеняют наш город. Огнями
Снег искрится в ночном серебре.
Еще простор не умер! Широки
Еще поля и души в нашем крае!
Не спились без работы мужики,
А ладят вечный двигатель в сарае.
И женщины выходят из девчат,
Что не украсят глянцевой обложки,
Но о судьбе загадочно молчат,
И ангелов рождают, словно кошки.
Бегу я в храм Божий, «лечу на крылах»!
Старушка стоит с благочестьем в глазах.
«А ну-ка, куда ты? А ну, тормозить!
Воротами узкими надо входить».
Спасибо, бабуля за ценный урок,
А то ведь мне было совсем невдомек.
Широки врата – нараспашку душа,
И кажется, жизнь до того хороша!
Я слышу ветер заоконный,
А шум листвы еще слышней.
Горит свеча. И лик иконный
Мне все становится видней,
Тот образ светлого мечтанья!..
А он то ярче, то темней,
И проступают очертанья
Святого лика – без теней.
Уж недалёко Новый год,
А всё, как будто в трауре, застыло.
И слово так никто и не берет
Над лета уходящего могилой.
Действительно, когда слова могли
Вернуть уже шагнувшего с порога?
В молчании его благословим:
За всё былое – слава Богу!
Вытри слёзки, малыш. Они были так хороши!
Тёти-дяди детский плач свой забыли.
Растеряют люди дорогОй пазлы души,
И не плачут, замёрзнув, в них слёзы застыли.
Мама будет стареть, а ты будешь расти.
Сбереги в себе память тех слёз.
Что бы мог со слезами сказать: «Прости»
У могил среди наших берёз
Двор в саване белом ожидает пургу,
Стою у окна, слёз сдержать не могу.
Ещё одна пятница уйдёт с декабрём
Нож горечи острой саднит под ребром,
Где сердце. Где должно быть оно,
Но там теперь бьётся его сублимат,
Испивший нежданно тризны вино,
Со вкусом полынным. Горький обряд!
Ветер взывает к небесным хорам
И плакальщиц вой поплыл по дворам:
«Елена, Елена, Елена, Елена… »
Кружатся со снегом созвучья рефрена
«Елена!» ― Беззвучно им вторили губы.
― Мне плохо, родная. Плохо, голуба.
В расколотом мире, где не стало тебя.
Где солнце чадит, чернотою слепя.
Не знал я щемящей такой пустоты,
В том мире, где рядом всегда была ты.
Была… ужасны глаголов спряженья!
В деревне Бог живет не по углам,
Как думают насмешники, а всюду…
(И. Бродский)
Это случилось в тот самый день, когда к Нине Сергеевне пожаловал в гости ее коллега, врач-невролог Петр Иванович Н. Когда-то они работали вместе. Мало того, именно Нина Сергеевна посвятила Петра Ивановича, тогда еще всего-навсего желторотого интерна1, в кое-какие премудрости практической медицины, которые познаются не из книжек – из долгого и горького врачебного опыта, так что не без основания считала его своим учеником. Но потом Петр Иванович, наскучив, подобно юному бурлаку Ларьке с известной картины Репина, тянуть лямку рядового врача, подался в коммерцию и за три года преуспел на этом поприще гораздо больше, чем за семь лет изнурительной поденщины в одной из городских поликлиник. Теперь он являлся владельцем частной клиники «Доктор Лечиболь»2, в которой сам вел прием, как врач-невролог, и жил припеваючи, благословляя тот день и час, когда он не послушал Нину Сергеевну, уговаривавшую его остаться работать в поликлинике. Кем бы он был тогда? Зато кем он стал теперь!
Как же радостно на свете
Жить, работать, вдаль глядеть!
Как же радостно, что дети
Будут счастьем в нас звенеть!
И когда сынка иль дочку
Я прижму к своей груди –
Лучик солнца, даже ночью,
Засияет впереди!
Однажды в летний день открыть окно,
Включить советский фильм про мушкетёров
И вспоминать о детстве. И оно
Придет в твой дом. Тихонько дрогнут шторы,
«Некий верующий человек часто предавался унынию. И кто-то посоветовал ему записывать в особой книжечке все милости, которые посылал ему Господь. И всякий раз, когда уныние охватывало его душу, он открывал эту книжку. Вот что он рассказывал: «Стоило мне тогда лишь заглянуть в мою книжку, вновь окунуться в испытанную мною любовь Божию, чтобы мгновенно рассеялись все тучи: теплой волной радости и упования переполнялось сердце, и хотелось только благодарить и славить Бога без конца»
Все же уныние - грех,
Утром унылым и серым.
Лучше стакана - смех!
Можно без всякой меры.
Можно без всяких причин,
Можно без смысла и цели.
"Смех против бед и кручин."
Вот он, рецепт панацеи.
Смейся, мой друг, хохочи,
Можно как лошадь (над мулом).
И как утверждают врачи:
Лучше упав со стула.
После жестокого боя части Красной Армии отступили. Солдаты, изредка отстреливаясь, россыпью побежали по склону широкой зеленой балки в сторону Днепра. Те, кто успел, с разгона прыгали в стоявшие у берега рыбацкие лодки и, изо всех сил гребя веслами и кусками попавшихся под руки досок, стали переправляться на другую сторону реки. Вода вспенилась от разрывов снарядов и всплесков пуль. Дым и пар закружились над мутной поверхностью древнего Славутича. Красноармейцы устремились в извилистые протоки плавней, и постепенно стрельба затихла. Немцы успокоились и стали с интересом рассматривать захваченное село. Белые хаты с обеих сторон балки образовывали яркий неповторимый орнамент из черепитчатых, соломенных и камышовых крыш. В садах спели розовощекие яблоки, желтые груши и сизые сливы.
Богомольцем пойду по России
Ни сумы, ни одежд не возьму
И о чем бы меня не просили
Помолюсь, и всплакну, и пойму.
Ах, Россия, святая землица
Ты зачем уклонилась так в грех
И теперь лишь паломников лица
Светят светом небесным за всех.