Вы здесь

Протоиерей Андрей Ткачёв. Проповеди

Было у отца два сына

С этих слов может начинаться сказка, может — библейская притча. В ответ на веление отца идти и работать в винограднике, один сын говорит «иду», но не идет. А другой говорит «не пойду», но потом, раскаившись, идет и работает. И в притче о блудном сыне оба брата противостоят друг другу, как ночь и день. Младший обижает отца и губит свою часть имения, а старший верно и неотлучно служит родителю, но нет в нем ни любви, ни жалости, а одна только обида и зависть. Так получается, что куда ни глянь, если есть два брата, то отношения между ними драматичны и противоречивы. Каин поднимает руку на Авеля, Иаков крадет у Исава первородство, Фарес и Зара устраивают борьбу в утробе Фамари за право родиться первым. И если смотреть на дело с библейской точки зрения, то вряд ли захочется лепить «братство» вместе с «равенстовм» и «свободой» внутри одного революционного лозунга.

Было два сына и у того отца, которого яркими красками написал незабвенный Гоголь. Разумеем Тараса Бульбу и детей его — Остапа и Андрея. Эти двое тоже антагонисты под стать библейским. Одна у них кровь, одна утроба их выносила, на одной лавке в бурсе они выслушивали уроки, сдобренные тумаками, но разные у них характеры и судьбы. А обратить на это внимание стоит потому, что написанное Гоголем не есть «слова, слова...», а работа с глубинными архетипами, действующими на больших исторических просторах.

Концентрированное Евангелие

Беседа о Страстной седмице

Страстная седмица — время духовно насыщенное, но и преисполненное многочисленными «недуховными заботами». Как не растерять пасхальный духовный настрой в суете? И вообще какой — нет, не должна: этот императив не применим к Празднику Праздников, — а хотелось бы, чтобы была Пасха Светлая? Об этом, и не только, мы беседуем с протоиереем Андреем Ткачевым.

— Наступила Страстная седмица — время, когда Иисус Христос идет навстречу человеку. В дни Великого поста человек шел ко Христу, продираясь сквозь собственные грехи и болезни сердца, а сейчас все это на втором плане, все сконцентрировано на Нем. Как пережить это время по-настоящему глубоко?

— Протопресвитер Александр Шмеман, вспоминая об архимандрите Киприане (Керне) — известном литургисте, которого называли «православным доминиканцем», то бишь ученым монахом, — писал, что отец Киприан жил только Страстной и Светлой седмицами. Он был несколько нелюдимым, сторонился общения. Будучи монахом, в любом семейном кругу чувствовал себя неуютно, старался скрыться, убежать. А вот на Страстной неделе оживал, расцветал. Мне кажется, это важные слова, характеризующие богослова, поскольку Страстная и Светлая — это концентрат наибольшей скорби и радости одновременно. А все остальное — этакая гомеопатия.

Сталкер и его спутники

Работа экскурсовода трудная. Зная одну из тем мировой истории, или искусства, или литературы до донышка, до генетического уровня, он вынужден день за днем рассказывать по верхам одну и ту же тему пестрым толпам туристов и посетителей. Паркет скрипит под ногами. Воздух, насильно погруженный в тишину, кажется застывшим.

«Пожалуйста, не шумите», «Сфотографироваться вы сможете позже», «Не трогайте руками экспонаты», «Если у вас будут вопросы, вы сможете задать их в конце».

Вопросы люди задают редко, экспонаты трогают постоянно, слушают невнимательно и у многих вид такой, словно их из школы централизованно привели и они отбывают повинность.

«Весьма не сложно сделаться капризным

Типология народа Божия

 1

Есть такой интересный фильм, кстати, советую его вам посмотреть, называется «Ушпизим». Он снят евреями-переселенцами в Иерусалим из Восточной Европы. Фильм очень интересный и достойный того, чтобы его посмотреть. Там можно многому поучиться. Его фабула связана с Праздником Кущей. Это тот день, когда евреи получили от Бога закон, и в память о том путешествии в пустыне они должны жить в палатках неделю в течение года.

Они все выходят из своих домов, специально строят кущи во дворах и живут в этих жилищах, из которых видно небо. Как бы напоминая себе, что наши настоящие жилища, в которых потолок не прозрачен, они хрупкие. То есть, ночевать под чистым небом, это значит больше помнить про Господа. И вот в период этого праздника, совершаются некие интересные события внутри одной семьи.

Крещение Господне

О, Иордан! С какой стороны мне мысленно подойти к тебе?

С востока ли, откуда пришел из пустыни народ, имеющий наследовать землю за твоей границей и которому ты позволил перейти по осушившемуся повелением Бога дну своему?

Или с запада, откуда пробирались к твоим водам люди, желающие крещения Иоаннова? Сложен был тот последний путь, и много опасностей ждало путешественников. Но, видно, силен был голос «вопиющего в пустыне», раз рисковали люди быть ограбленными, но шли за духовным сокровищем.

Надо было когда-то одним перейти через Иордан, чтобы вселиться в землю, текущую молоком и медом. Надо было и другим окунуться в Иордан, чтобы уверовать в Того, на Кого Иоанн указывал.

Вера и жизнь

Наша практическая деятельность должна быть связана с верой нерушимо и органично. Ничто в Церкви не может быть столь умно-отвлеченным, чтобы никак не соприкасаться с действительностью. Напротив, всякий догмат должен быть проведен в жизнь и в практику, а всякое отступление от правомыслия и правоверия неизбежно приведет к временному торжеству искривленных форм бытия.

К примеру, митрополит Каллист (Уэр) говорит, что наша социальная доктрина — это догмат о Святой Троице. Смело звучит, не правда ли? Но как практически связывается высокое созерцание трех Лиц в одном Существе с текучей жизнью человеческого общества?

А вот как.

Хочу жить вечно

В мире, где грех и смерть разлиты, как радиация, человеку не уцелеть без действенного противоядия. Потому Христос пришёл в этот мир не просто как Учитель, но как Врач, дающий нам лекарство бессмертия.

Грех живёт в человеческой жизни на правах квартиранта, в любую комнату входящего без стука. Появляясь как пятнышко на здоровой коже, он способен быстро распространяться, так, что по прошествии некоторого времени уже участки здоровой кожи превращаются в пятнышки, а всё остальное тело завоёвывается проказой. В этом состоянии появляются предсмертные теоретические вопросы вроде: «А не есть ли то, что мы называем грехом, обычной нормой, а то, что считали здоровьем, — аномалией и извращением?»

Совесть

У евреев не было слова «совесть». Сама совесть была. Без нее нельзя. Но слова не было. Все оттенки моральных состояний традиционно выражались вариациями на тему «страха Божия». Язычники же, не имевшие таких емких словосочетаний, связанных с Единым, искали свои адекватные термины.

Страницы