Ах, весна, поспеши, если это возможно,
Приходи, твоего возвращения жду!
Для тебя я открою окно осторожно,
Чтоб увидеть, как ты закружилась в саду.
Чтоб увидеть, как снег разольётся слезою,
Соберётся в ручьи, убыстряя свой бег,
Чтоб увидеть, как небо сверкнёт бирюзою,
И опустит оттенок на искристый снег.
«Тень проходящего Петра.
Деяния Апостолов гл.5 ст.15».
Рассвет был чуден, начинался день,
Цвела сирень неистово, духмяно.
Катилось утро яблоком румяным,
На все, вокруг отбрасывая тень.
И как змея, извилиста, длинна
Тень заползала подо что угодно,
Была предмету своему подобна,
Ему служила преданно она.
Я шла сквозь утреннюю темень,
под фонарём,
Я шла не с вами и не с теми —
своим путём.
Навстречу пасмурному утру
слепым ветрам,
и по ступеням — трудно, круто,
входила в храм.
Туда, где истинно и мудро,
где дух велик,
где так взывал к себе подспудно,
священный лик!
Не бойся, ты не одинок. Одинок тот, кто не знает Бога, даже если имеет в друзьях полмира.
Свт. Николай Сербский
Пусть отвернётся целый мир,
Пусть буду «смех и поруганье»,
Вся жизнь моя сплошной турнир,
В борьбе с собой за выживанье.
Я не хотела грешной быть —
Но всё жила грешн`о и ложно,
Я так хотела всех любить,
Но это сделать невозможно.
«и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Матф. 7:2).
Я верю искренности слов.
«Какою меркой будешь мерить...»
И что в сердцах живёт любовь,
Я просто вынуждена верить.
Что тот, чужой — не я, не я,
Правдив и искренен в метаньях,
Он ищет тайну бытия,
Через ошибки и страданья.
Беженцы возвращаются на Донбасс. Многие в глубоком разочаровании от нашего «гостеприимства». СМИ вещают, что братьев приняли, как родных, но очевидцы говорят об обратном…
Чьи-то слёзы смешались с прогорклой водой,
Кто-то борется нынче со страшной бедой,
Кто-то целой пригоршней хлебает нужду,
Кто-то ходит по кругу в кромешном бреду.
То ли гость, то ли друг — стал он будто ничей,
Утонул в океане ненужных речей…
Перед ним равнодушно захлопнулась дверь,
Словно он не родня — приблудившийся зверь.
Умереть я ещё не готова —
Грех не может, от грешной, отстать,
То повиснет кувалдой свинцовой,
То крадётся за мною, как тать.
Он противен мне с первого раза.
Я ему: «Чтоб ты разом издох!»
Он хохочет такая зараза —
И опять мне под выдох! Под вздох!
Я пыхчу, отбиваюсь нещадно,
Я в молитву потом с головой.
Убегаю, как трус, безоглядно,
Чтобы ещё оставаться живой...
Как поживаешь, бабуля?
Не донимает зима?
Тихо присела на стуле —
«Да приболела сама!
Ноне как все вздорожало!
Краны текут, как назло...»
К сердцу ладошку прижала,
Видно в груди запекло.
Но улыбнулась, святая —
«Мне бы вот тыщь эдак пять,
Я бы их все безута́я,
Враз поспешила раздать —
Сыну да малым внучатам
Им тяжелее, чем мне.
Как на одну-то зарплату
Ноне крутиться семье?»
Вьётся дорога меж домиков стареньких,
Ветер стучится в закрытые ставеньки —
Есть, кто живой? Отзовитесь!
Есть, кто живой? Отзовитесь!
Поле застелено белой порошею,
Дремлет под снегом погост позаброшенный,
Храм, как израненный витязь.
Храм, как израненный витязь.
Сколько вас здесь на Руси захороненных?
Вас, словно с неба снежинок оброненных,
На безымянных кладбищах.
На безымянных кладбищах.
Крестики погнуты, краски облезлые,
Ржавых оградок спиральки железные,
Как на родном пепелище,
Как на родном пепелище.
Автобус — двойка, единица,
Один единственный маршрут,
Вхожу в него, там те же лица
Меня, с любовью, будто ждут.
Как переполнены салоны,
В начале сумрачного дня!
Но все ко мне так благосклонны,
Хоть я чужая, не родня.
И даже место уступают!
Как, очевидно, я стара.
Но сердце от истомы тает —
Я просто им почти сестра.
