Вы здесь

Взгляд фрески

Хадишат накрылась с головой одеялом, не желая слышать этот противный голос. Видно, сегодня ее мать Жанна с левой ноги встала: орет и орет без умолку.

— ...Целый день дурака валяешь! Нет чтобы посуду помыть или пол подмести. Я не знаю, за что схватиться, а у тебя других забот нет: телевизор или мобильник.

На каникулах и то житья нет. Можно ли так человеку в 13 лет мозги песочить и давить на эту, как его, хрупкую психику подростка?

Хадишат терпела до упора. Но, когда поняла, что источник не иссякнет, а, даже наоборот, пошла на прорыв. Быстро надела майку, джинсы и выскользнула за дверь.

За спиной разъяренная Жанна метала громы, молнии и хозяйские табуретки.

Оказавшись на улице пригорода Стамбула, Хадишат вздохнула полной грудью. Ну наконец-то свобода. По крайней мере, до вечера, пока мать не явится с базара.

Хадишат, поигрывая мобильником, деловито отправилась к огромной толкучке немного развеяться от перенесенного стресса.

Вот повезло ей с предками — слов нет. Семейка Адамсов, да и только!

Мать — тощая, крикливая челночница, постаревшая на рейсе Стамбул — Тбилиси; дядя Сурик — еще тот кадр: с понтом отца — сбежавшего турка — ей, Хадишат, заменяет; и бабка Аракси, пронырливая скукоженная перечница с искривленным, как неспелый бадриджан, носом.

Весь школьный год, пока мать пашет в Турции, эти двое птеродактилей, каждый по-своему, донимают Хадишат своими лекциями.

Придешь со школы — бабка тут как тут, уже с порога заводит свою шарманку скрипучим голосом:

— Что ходишь без дела! Садись, уроки учи!

И шипит себе под нос:

— У-у, турецкая кровь, будь она неладна! В кого только такая бездельница уродилась?

Никак старуха не может смириться с тем фактом, что у нее, армянки, внучка турчанка — плод любви дочки Жанны и подвалившего к ней в 1994 году в стамбульской гостинице местного Хусейна.

Хадишат, правда, тут же сажает бабку на место, не дает ей распоясываться, но настроение уже явно испорчено.

Попозже дядя Сурик с малярки придет — свою мораль будет гнуть о пользе духовных ценностей. Дескать, Хадишат должна слушать не Диму Билана, а какого-то доисторического Баха с прибабахом.

Нет, правильно его мать критикует, когда раз в полгода из Турции приезжает:

— Разве ты мужчина? Все в доме валится, а ты последние деньги на церковные книжки да на монастыри транжиришь! Толку от тебя как от козла молока!

Сурик вообще по жизни антиквариат. В него вся армянская родня пальцем тычет:

— Чего ты таскаешься в русскую церковь? Чем тебе наш Сурб-Геворк плох?! Тьфу на тебя как на патриота!

Сурик на них ноль внимания. Он ведь чикчирикнутый немного. На оскорбления не обижается, деньги ему до лампочки. Только запрется у себя в комнате, сплошь заставленной иконами и книгами, и молится о вразумлении заблудших Жанны, Аракси, Рипсиме и прочих окружающих.

Рипсиме — это и есть Хадишат в Крещении, на котором тоже Сурик в свое время настоял. Первомученицу Армении таким макаром почтил.

А в заблудшие она угодила после того, как дяде отпор дала.

Давным-давно, еще до школы, Сурик водил ее в церковь на Причастие и учил молиться. Хадишат его по малолетству, конечно, разинув рот, слушала. А бывало, даже плакала. Все ей Христа распятого было жалко.

Вечно у дяди с матерью из-за этого были контры.

— Не приставай к моей дочери! — зверела Жанна. — Монахиню — черную ворону — из нее хочешь сделать! Вот заведи своих и забивай им голову всякой чепухой! А к моей не лезь!..

Потом Хадишат подросла и стала интересоваться более современными вещами: дисками, мобильниками и другими прелестями технического прогресса.

И как-то на очередное предложение Сурика сходить на исповедьпо-матерински отрубила:

— Отцепись от меня! Все равно скоро в Турцию насовсем уеду. Зачем мне все это?

Потемнел дядя смуглым лицом и отошел, ничего не сказав.

Ночью сквозь сон услышала Хадишат из комнаты Сурика что-то новое:

— Святой Георгий Гурджи[1], моли Христа Бога о заблудшей девице Рипсиме спастися душе ее.

Хадишат интересно стало. Вот и спросила утром, как бы между прочим, набирая эс-эм-эс-ку:

— Сурик, а кто такой Георгий Гурджи?

(Дядя у нее — ходячая энциклопедия на всякие такие штуки. Хлебом не корми — дай рассказать про всякую древность). Он и начал не спеша.

— ...Его память Греческая Церковь отмечает 2-ого января. Георгий еще ребенком был украден турками из Грузии. Жил он на острове Лесбос. Постепенно, живя среди мусульман, забыл Христа и принял ислам. Жил он самой обыкновенной жизнью, женился, содержал семью торговлей, по пятницам ходил в мечеть. Словом, был как все. Когда ему перевалило за 70, пришел к мулле, снял чалму и объявил: «Я христианин и хочу умереть в своей вере!» Его сперва для вразумления посадили в тюрьму. Потом повесили, т.к. он не отрекся. Произошло это в 1770 году...

Хадишат только костлявым плечом пренебрежительно дернула. Не стоило и спрашивать. Все равно не поняла, чего человеку спокойно не жилось. Умер бы как все, тихо-мирно в своей постели.
Ей, вон, как девчонки в классе завидуют, что она каждое лето в Средиземном море купается и по-турецки шпарит. Подрастет, может, какого-нибудь богатого турка поймает и свою жизнь устроит. Тогда матери не придется мотаться с сумками по базарам и от полиции прятаться.

Хадишат уверенно двигалась по узким кривым улочкам. Ей все здесь, в Турции, нравится. Запросто можно от проблем отключиться. Столько вокруг разноцветных вывесок, шума, разговоров.

Проходила мимо одного магазинчика, только кинула взгляд — сразу усекла: эге, шухур начинается.

Хозяин, лысый толстяк, указывая на минареты коричневым толстым пальцем, внушал туристу-грузину:

— Наша вера самая лучшая!

И потом презрительно ткнул на нательный крест покупателя:

— Не то что у вас!

Тот тут же завелся и что-то яростно стал ему доказывать на грузинском.

Хадишат усмехнулась и пошла дальше. Через 5 минут за спиной раздались крики. Подкатила машина с мигалкой, и двое дюжих полицейских втолкнули туриста в кабину. За ним следом выскочил хозяин магазина, крича:

— Он оскорбил пророка Магомеда! — и, ругаясь, что-то швырнул в след газанувшей машине

Хадишат вытянула шею — в пыли поблескивал сорванный серебряный крест.

Сколько все-таки психов вокруг. Чего, спрашивается, нервы друг другу портят.

Захотелось почему-то подойти и поднять брошенную вещь. Но в Турции в таком случае лучше пройти мимо. И Хадишат заторопилась вперед.

Ноги сами собой вынесли ее к мечети Айя-София, а в голове как по заказу всплыл голос всезнайки-дяди:

— ...Когда Византия пала и турки захватили Константинополь, в церкви Святой Софии шла Литургия. Священник, помолившись, взял Дары и вошел с ними в стену, и камни алтаря скрыли его от нападавших...

Хадишат во все глаза смотрела на величественное здание с покатой крышей. Минареты, как часовые, стояли в отдалении.

Церковь без креста. Будто не хватает самого главного. А что внутри?

Хадишат, давно обходившая все церкви и музеи стороной, вошла внутрь. Первое, что увидела, — ковры и огромные черные щиты с сурами из Корана на стенах. Сверху сквозь побелку проглядывались лики святых. Их требовательные и одновременно печальные глаза смотрели прямо на Хадишат.

Этот взгляд живых глаз из мертвого камня подарил ей неясную восторженную радость. Ведь она, Хадишат, тоже каким-то образом принадлежит к этой вечной всепобеждающей силе, которую не уничтожили ни века, ни краска, ни злые люди.

Девочка достала мобильник и с оглядкой на тех, кто был рядом, стала снимать неистребимые милые черты, которые нельзя не любить.

И сразу стало понятным непонятое ранее, почему тот незнакомый человек, семьдесят лет спокойно проживший мусульманином, вдруг захотел умереть христианином.

_________

[1] Св. Георгий Грузин

Комментарии