В глубине высокого смиренья

Сорок семь лет провел в затворе и посте подвижник современности инок Иоанн (Швидун)

Есть на земле такое место: поселок Елизарово в Днепропетровской области. Ничем особым вроде бы и не отличается. Кроме того, что уже много лет едут сюда люди из самых разных уголков Украины и России — сельские жители и горожане, священники и архиереи, каждый со своей заботой. Приезжают часто отягченные и обремененные проблемами, а уезжают просветленные и окрыленные. «Как пчелы летят на запах цветов, так люди чувствуют благодать Божию», — сказал однажды митрополит Днепропетровский и Павлоградский Ириней.

Здесь, в Елизарово, сорок семь лет провел в затворе подвижник современности инок Иоанн (Швидун). И уже восемь лет прошло со дня его упокоения. Предчувствуя скорую кончину, он пророчески сказал в одном из своих стихотворений, обращаясь к многочисленным духовным чадам: «Вы — странники на земле, а я уже дома». Но и в Елизарово он тоже по-прежнему дома. Сюда, к месту его захоронения, многие сегодня идут, как когда-то шли к нему, живому.

В одну из поездок я встретила на могиле инока молодую женщину по имени Наталья с сыном и мужем. Она поделилась со мной своей историей и просила, если будет такая возможность, рассказать другим, какую роль сыграл в ее жизни этот человек. Случилось это в непростые девяностые годы, одной из примет которых было резкое снижение рождаемости в стране. Вот и Наталья никому, даже мужу, не говорила, что она ждет ребенка. Время, думала, неподходящее, чтоб детей заводить. Уже и про аборт договорилась в больнице, и день был назначен. Но тут произошло нечто неожиданное. Выяснилось, что об этом намерении знал совершенно незнакомый ей человек. И не только знал, но настойчиво сказал приехавшей к нему матери Натальи, чтобы та любыми путями ее остановила. Имя этому человеку было инок Иоанн, или, как его называли в народе, болящий Василий.

Наталья, в отличие от мамы, верующим человеком себя тогда не считала. На мамины хождения в церковь смотрела, как на некую психотерапию — нравится это ей, успокаивает — ну и ладно. Но тут она была настолько поражена — ведь никому, ни единой живой душе, о своей тайне не говорила! — что решила в ближайшее воскресенье съездить к иноку вместе с мамой. Самой во всем разобраться. Тем более, что Елизарово от Днепропетровска недалеко, в полутора часах езды.

И хотя к иноку, как обычно в воскресные дни, приехало немало людей, как-то так получилось, рассказывает Наталья, что ее он принял сразу. Высокий, худой, с большим крестом, висевшим у него на груди, инок Иоанн говорил так, будто давно знал ее. Спокойная, негромкая интонация, обычные слова. Но звучала в этих словах необычная сила, которую она почувствовала сразу же. «Молодец, — сказал, — что приехала. Того, что надумала, не делай ни в коем случае. Не бери грех на душу, не убивай мальчика».

Почти пятнадцать лет прошло с тех пор, а Наталья помнит каждую деталь этой встречи. «Он знал даже, что это мальчик будет, — говоритона. — Как объяснить словами, что со мной тогда произошло? Не сумею, наверное. Видно, это благодать его так подействовала. И порыв такой был — в церковь, к Богу! Куда все неверие мое делось?! Столько лет прошло, а порыв этот не угас. Хожу в церковь, и муж ходит. И сын мой, Артемка. Даже подумать страшно, что его могло бы не быть, если б не инок Иоанн! Напишите об этом для тех женщин, которые, может быть, готовятся сделать аборт, убить свою кровиночку»…

Можно с этого примера было начать, можно с другого — выбор большой. Все, с кем-как-то соприкасался старец, начинали стремиться к Богу.

«Приезжали и приходили к нему миряне и духовенство, начальники и служащие. Он всех принимал с отеческой любовью, стараясь помочь каждому в сложившейся жизненной ситуации», — сказал, провожая инока Иоанна в последний земной путь, митрополит Днепропетровский и Павлоградский Ириней. И добавил: «За годы, что я служу на Днепропетровщине, я имел счастье много раз беседовать и слушать мудрые советы инока Иоанна. Как он радовался и пел, когда я посещал его после паломничества в Святую Землю или на Святую Гору Афон! С благодарностью и благоговением целовал иконочки, принимал просфорочки, внимательно слушал рассказы о святых местах Иерусалима, Палестины и других. Поего просьбе мне ежегодно приходилось соборовать, исповедовать и причащать его. Инок Иоанн каждый раз поражал меня своим глубочайшим смирением. Эта добродетель была высшей красотой его благочестивой подвижнической жизни».

«Затворяясь от мира, — говорит хорошо знавший его митрополит Днепропетровский и Павлоградский Ириней, — он до последнего дня своей жизни не закрывался от людей: терпеливо всех выслушивал, преподавал наставления, призывал к усердной молитве, сострадал и сочувствовал каждому в горе, а в радости сорадовался и благодарил Бога».

Сорок семь лет напряженного молитвенного подвига. А то, что было до этого, могло бы напрочь переломать жизнь. Но не переломало. Бывает, одно какое-то событие, случай, происшествие резко делят жизнь на две части — до и после. Не одна жизнь, а две совершенно разных, как неглубокое русло с безмятежно текущей в нем тихой водой и стремительный быстрый поток. И не один человек, а два — прежний и нынешний. Все будто начинается заново, и резко встает вопрос: как жить?

…Война не разбирает, кого ей ранить. В 1942 году земля была усеяна осколками бомб. Хотя уже зарастали травой окопы. Уже дождь осторожно зализывал их мягкими водяными струями. Дождевые капли легко прикасались к невзорвавшимся снарядам и оброненным во время боя гранатам, в которых продолжала дремать смертоносная сила. Взрослые места боев старались обходить, но дети еще не научились бояться. После одного из таких майских теплых дождей 22 мая двенадцатилетний Вася Швидун выгнал пасти корову. В изумрудно — зеленой весенней траве блеснул запал от гранаты. И мальчик попробовал его разобрать.

Запал взорвался ослепительной вспышкой. А потом наступили кромешная темнота и боль. Спустя многие годы, вспоминая тот день, он продиктует такие строки:

Туча черная солнце закрыла,
Томят сердце тревога, тоска.
То ли небо судьбу подарило,
То ли, может, ребенка вина?

Разве он был единственным существом в мире, кого война так подло покалечила? Много таких людей, и по-разному складывались их судьбы. Ведь одна и та же волна размывает песчаник и разбивается о неприступный гранит. Но почему в одних случаях образуется гранит, а в других — песчаник? И где тот источник, из которого слабый человек может черпать силу?

…Пока мальчика везли в больницу, он еще немного видел одним глазом. В больнице из глаза вынули застрявший осколок, и слабые сумерки превратились в ночь. Другой глаз вообще пришлось удалить. Солнце погасло, а он все не хотел в это поверить.

Он ощупью, нашаривая руками то спинку стула, то кровать, упрямо добирался к окну. Напрягал слух, пытаясь услышать, как там, в зрячей жизни, идут по улице и громко разговаривают его сверстники. Шутят, смеются, гоняют в футбол. У них все осталось как было, а у него в один миг жизнь резко изменилась. Казалось вообще непонятным, как теперь жить.

Впервые он ощутил на своем лице теплый свет, когда мама, ни на минуту не выпуская руки сына из своей, привезла его помолиться в Свято-Троицкий кафедральный собор Днепропетровска. Для слепого мальчика это был нелегкий путь: из поселка Елизарово Солонянского района в областной центр электричкой. Потом с железнодорожного вокзала трамваем. Неуверенно шаркая ногами, держась за материнскую руку, перейти шумный проспект, подняться вверх по вымощенной камнями улице. Нашаривая ногами ступеньки, взойти, наконец, в собор. Когда глаза видят, не задумываешься, как это много…

Но тут, внутри храма, Василий остановился и замер не от того, что не знал, куда идти. Он, как сам рассказывал потом, всем существом впитывал обрушившуюся на него благодатную тишину и дивный покой, струящиеся со всех икон золотистые световые потоки. Он и сам не понимал, как мог видеть этот свет. Не глазами же! Но видел, чувствовал, согревался душой. Сердце открывалось перед Богом, и слезы как большие теплые горошины закапали сами собой. Не горькие, безнадежные, как раньше, а облегчающие. Так плачут обиженные дети, уткнувшись в материнские колени, зная, что раз уж добежал, добрался до мамы, и она здесь, то поможет, утешит, защитит.

В поселке Елизарово тогда не было церкви. Поэтому они с матерью не раз повторяли поездки в Днепропетровск, в Свято-Троицкий собор. Удивительно, как быстро Василий запоминал слова церковных служб. Вскоре он знал их на память. У подростка были красивый голос и отличный музыкальный слух. В храме он становился поближе к певчим и пел вместе с ними. На всю жизнь Вася остался благодарен маме за эти поездки и выученные тогда молитвы. Всех, кто приходил к нему потом, наставлял быть так же благодарными своим матерям. Уже в зрелом возрасте он выскажет одному из своих духовных чад назидание в стихотворной форме:

Твой путь мятежный и суровый,
Но ты не должен забывать
Два самых славных в мире слова,
Слова родные: Бог и Мать.

«Это каким человеком надо быть, чтобы маму свою не жалеть? — говорил он людям. — А главный пример материнской любви — Богородица. Она не только Сына Своего, а всех нас любит и жалеет. Только позови с верой — придет и утешит, избавит от искушения, поможет спастись».

Вот еще один пример из жизни семьи, в которой воспитывался мальчик. Однажды перед их дверью послышался детский плач. Мать отворила двери и ахнула: на земле лежал маленький человечек, закутанный в пеленки. Новорожденная девочка. Наверное, неспроста именно к ним неизвестная женщина подкинула младенца. Люди знали семью Швидунов как такую, в которой всегда можно было найти душевное тепло, жалость, сострадание. Хотя некоторые и отговаривали от решения удочерить малышку — сын болящий, да еще новую ношу взять? «Но это же радость какая, — неизменно отвечала мать. — Господь доченьку, помощницу в дом послал!»
Девочку удочерили, назвали Олей. Рассказывают, что она выросла очень доброй, отзывчивой, глубоко верующей. Работала медсестрой в больнице, а после работы еще ухаживала бесплатно за больными в поселке, делала уколы, компрессы.

А время шло, и нанизывало год на год как бусинки четок. Родители искали для сына какое-то занятие. И, поскольку Вася очень любил музыку, купили ему баян. Он наощупь быстро освоил музыкальную грамоту, подолгу играл, подбирая мелодии. А когда стал постарше, односельчане начали приглашать его играть на свадьбах. Вот и материальная поддержка родителям, пусть и небольшая.

Кто знал его в этот период жизни, говорят, что Василий вырос очень красивым юношей, несмотря на свое увечье. Высокий, стройный, с выразительным одухотворенным лицом, одновременно приветливый и серьезный, рассудительный. Многие девушки, невзирая на слепоту баяниста, тайком вздыхали по нему. Наверное, были у него шансы создать семью, родить и вырастить детей. Но Бог судил иначе.

Неизвестно, кто первым заметил: семейная жизнь молодоженов, на чьих свадьбах играл Василий, складывалась, как правило, удачно. А там, куда других баянистов звали, — по-разному…

Может, оттого, что, растягивая меха, он по привычке в уме молитвы твердил? Только его успех вскоре превратился в испытание. Нет, сыпавшиеся с разных сторон похвалы не вскружили голову музыканту. Просто вместе с растущей популярностью росла и зависть к нему других гармонистов. Василия звали на свадьбы чаще других. Соответственно, это уменьшало их возможные заработки.

Однажды — было тогда Василию двадцать пять лет — он с напарником отправился на свадьбу в соседнее село. Когда закончились песни и пляски, разошлись гости, напарник должен был довести слепого музыканта домой. Но был взбешен в душе тем, как хвалили на свадьбе Василия за музыкальное мастерство, а его словно не замечали. И заплатили Василию, показалось ему, больше… Алчность, неприязнь, зависть настолько овладели мнимым другом, что он повел Василия не домой, а в противоположную сторону. Подвел к какому-то обрыву и там оставил, а сам ушел. Наверное, он думал: если сорвется слепой с этой кручи в пропасть, не так уж велика моя вина. Не толкал же я его в спину…

Афонские старцы говорят, что страдание — это точка пересечения добра и зла. Пересечение двух прямых образует наш жизненный крест, который можно нести по-разному. С ропотом и упреками и даже ненавистью к тому, кто это страдание причинил. Или, преодолевая собственную боль, молить о прощении и спасении обидчика: «Прости его, Господи, ибо он не ведает, что творит». Заставляя делать выбор, страдание проверяет нас на принадлежность к тому или иному лагерю. Христовы мы или нет? Выбор обнаруживает, что громче звучит в нашей душе: голос Евангелия и совести или уродующих душу страстей. Поступок — это уже следствие. Дан толчок к действию, и раскручивается тугая пружина. И тогда человек бросает других или бросается на помощь. Молится или проклинает. Спасает кого-то и спасается сам или гибнет и увлекает находящихся рядом в пропасть погибели.

Люди выбирают себе разные пути. Но логика жизни такова, что тот, кто хочет жить только для себя, рано или поздно оказывается обделенным. И наоборот. Никто сегодня не может сказать, как сложилась судьба того человека, бросившего Василия в безлюдном месте. Даже имени его не помнят. А имя болящего Василия, в монашестве — инока Иоанна, знают и почитают в православном мире.

А тогда юноша всю ночь молился и плакал, даже не подозревая, что стоит на краю пропасти. Что стоит ему сделать шаг вперед, и он сорвется вниз. Василий призывал на помощь Бога, пел псалмы, всегда пронзающие ему душу, трогающие до слез даже и в спокойной обстановке. А уж тут… «Заблудил, яко овча погибшее, взыщи меня по слову Твоему!» — взывал он. Просил и умолял Царицу Небесную.

И Она… явилась! «Я видел, что передо мной Матерь Божия, — рассказывал он потом неоднократно. — Видел Ее лучше даже, чем видел Божий мир до того, как потерял зрение. Любовь ее, красоту необыкновенную словами передать невозможно. Она велела мне никуда больше не ходить, не играть впредь на баяне. Сказала: «Ты за Мною иди. Людей к тебе будет приходить за духовной помощью, как песка в море. За всех будешь молиться. Но из дому больше не выходи, живи в затворе».

Матерь Божия сама привела его в тот раз домой. Человек трезвый и рассудительный, не склонный к экзальтации, никогда не ждавший в ответ на молитву никаких чудес, Василий, тем не менее, ни на секунду не усомнился в происшедшем. Настолько все это было реально. Да и как бы он добрался до дома сам, без помощи?

Но даже Бог не может сделать человека святым насильно. Для большинства из нас пребывание в затворе было бы не благословением, а наказанием. Как, например, самым страшным наказанием для преступников являются не казнь, а пожизненное заключение в одиночной камере. Существует в психологии такой термин: «эффект замкнутого пространства». Специалисты утверждают, что мало кто способен долго выдерживать пребывание в замкнутом пространстве. А вот в христианстве всегда находились подвижники, стремящиеся в затвор! Почему?

И тут мы подходим к самому главному: в том-то и дело, что для них это пространство не было замкнутым! Утесняя себя, отказываясь от всяких внешних впечатлений, чтобы ничто не мешало общению с Богом, они открывали для себя двери в другую, малоизвестную нам, реальность. Оставляя мир земной, уходили в мир Божий, где нет никаких ограничений ни во времени, ни в пространстве. И поскольку любовь к Богу одновременно есть и любовь ко всему человечеству, на ее зов непременно начинают идти люди. Со своими вопросами, терзаниями, душевной болью.
Именно тогда, когда болящий Василий скрылся в затворе и, казалось, мог ожидать того, что о нем забудут, в Елизарово стали приезжать многие. По благословению Матери Божией, он всех принимал с любовью и молитвой.

Сильный человек — это, наверное, человек, которому есть что любить, а значит, и защищать. Мужество — не вещь сама по себе, чем больше у человека привязанностей, чем сильнее они, тем мужественней он их отстаивает. И тогда скорби очищают душу, а не калечат, а сам человек становится отзывчивым к скорбям других. Не потому ли о трусе, например, говорят: малодушный? Мало — души, убога ее вместимость, не содержится в ней иных ценностей, кроме себя самого. И наоборот, любящий Бога становится источником силы и для ближних. Ибо не может быть любви к ближнему без любви к Богу и любви к Богу без любви к ближнему.
Он считал своим долгом молиться о каждом человеке, хоть раз обратившемуся к нему. Эту молитвенную помощь люди ощущали даже спустя годы после встречи с ним. Многие ощущают и сейчас, когда его уже нет.Каким-то непостижимым образом он ставил обратившегося к нему человека в присутствие Божие. Об этом говорили все, с кем пришлось встречаться, собирая этот материал. Это я и сама испытала на себе во время встречи с ним. Рядом с иноком люди испытывали состояние, подобное тому, какое испытывает человек, попадая из душного помещения на чистый свежий воздух. И как-то сразу становился ясен смысл жизни, она как бы выстраивалась четко вверх, к Богу.

Люди уже не могли забыть пережитого в его келье, не могли отныне обходиться без Бога. А ведь не все приезжавшие были воцерковленными, и не все даже — верующими. Встречались среди них наркоманы и пьяницы, воры и обидчики. Не всегда ехали с добром — как-то его попытались даже отравить… Он всех как бы включал в мощное поле благодати, и люди менялись, становились глубоко верующими, и такими оставались навсегда. Никто из попадавших к нему не отвернулся потом от церкви. А сколько его духовных чад стали монахами, монахинями, семинаристами, священниками, матушками, просфорницами, просто активистами своих храмов! В моем журналистском блокноте десятки фамилий, и их могло бы быть намного больше, но, к сожалению, встретиться со всеми просто невозможно.

Сам он почему-то не видел своей святости, хотя Господь постоянно приумножал в нем свои дары — прозорливости, способности исцелять. Да что там исцелять — судьбы менять своим благословением! Может, это и есть то, что называется смирением? «С каким человеком привел Бог встретиться, — вздохнула я, прощаясь и бережно держа в руках подаренную им икону». —  «Какой я человек? — искренне удивился он. — Грешный, как все.» И попросил о нем молиться и о упокоении своей келейницы Любови, а также о здравии ее детей.

Слово «смирение», наверное, не случайно имеет в своей основе корень «мир». От него как бы исходили мир и покой, доброта. Но не елейная, сладкая, а, я бы сказала, трезвая и требовательная.

В 1986 году он принял монашество — и стал называться в честь преподобного Иоанна Лествичника иноком Иоанном. Он действительно был для многих духовной лестницей к небу. По привычке люди продолжали его называть болящим Василием. А монахом он стал у Бога, наверное, задолго до пострига.

Как-то в его келью забрел по ошибке молодой наркоман. Просто дома перепутал. Поняв, что попал не туда, засобирался уйти. «Подожди, — попросил инок, — именно тебя я ждал». И назвал парня по имени. А был тот не местный, никто здесь его не знал, имени подсказать не мог. Неизвестно, о чем шел их разговор. Обычно инок Иоанн вроде бы ничего особенного и не говорил. Но проходило время, и слова его сбывались, а впечатление от встречи оставалось навсегда.

Вот и в этот раз так случилось. От наркозависимости парень освободился, причем без всякой ломки. В своем храме он давно один из самых усердных прихожан. При каждом удобном случае приезжает в Елизарово помолиться на могилке инока.

Инок Иоанн с человеком говорил, а сам уже молился. И все знал о нем, так что скрыть что-то было невозможно. Приехала как-то одна из его духовных дочерей. А перед этим побывала в паломнической поездке в Загорске, в одном из монастырей. Вот, думала, сейчас батюшке о поездке расскажу. А он сразу: «А, странница приехала. Ты что ж не причастилась там, в монастыре? Зачем тогда ездила, на экскурсию, что ли?»

Инок всегда говорил: «Старайтесь исповедоваться и причащаться каждое воскресенье. Великая милость Божия в том, что нам это пока доступно».

Рассказывает Игорь Д., врач:

Мы приехали к иноку Иоанну с доченькой болящей, с Лизочкой. Подошли под благословение, попросили: «Батюшка, помолитесь». Он открыл тумбочку, там целая стопка разных икон. Уверенно — никогда не скажешь, что не видит, — достал одну иконку, протягивает: «Это вам, у вас такой нет». Взяли в руки, смотрим: икона ее святой покровительницы Елисаветы. У нас действительно такой тогда не было. Как он узнал?! Будто и недолго мы у него были, но состояние такое, что трудно объяснить. Старец просто излучал благодать. Вышли мы со слезами на глазах. И знаете, он ведь изменил мою духовную жизнь. У меня испытаний много. Бывало очень тяжело. Духом падал, унывал. Он за эти несколько минут укрепил мой дух. Думаю: да как же я могу роптать, жаловаться, когда такой молитвенник есть?!

Иконы инок Иоанн дарил многим, и всегда — точно по назначению. Духовным зрением старец прозревал, в чем именно нуждается тот или иной человек. Находящийся в печали получал от него икону Божией Матери «Всех скорбящих радость», подвергающийся опасности — Покрова Пресвятой Богородицы, ожесточившийся сердцем — «Взыскание погибших». Таких примеров немало. Вот письмо от учительницы Аллы Алексеевны из поселки Одинковка г.Днепропетровска.
«Незабываемы встречи с иноком Иоанном. Его тепло, жертвенное участие во всех наших волнениях, негараздах были так искренни!

Он зорькой ранней нас встречал,
А провожал уж под закат.
Всем, кого знал, кого не знал,
Был как отец духовный рад.

Глубина его души, тихий голос, любящее сердце, участие буквально преображали нас. У меня это выливалось в стихи, в переоценку ценностей, взглядов, у других — по-своему. Но никто не уезжал безразличным.

Любил болящий Василий цветы, жизнь, людей, маму, но больше всего любил он Бога, Богородицу. В конце 90-х годов у нас в Одинковке начал строиться храм Покрова Пресвятой Богородицы. Приход только поднимался, и для нас очень важна была личность священника. Особенно нуждалась в духовномокормлении молодежь. По сердечным молитвам инока Иоанна в храм был назначен замечательный настоятель — протоиерей Алексий Гетьман.

Нашему храму болящий Василий подарил три иконы Покрова Богородицы. Почему три? Одну из них привезли, когда инока уже не стало. И как раз три храма будет в Олинковке: один — Покрова Пресвятой Богородицы, второй — Всех Святых, в земле Российской просиявших, и третий — святителя Алексия. В каждом храме — по иконе Покрова Пресвятой Богородицы.
Эти иконы — его благословения — смотрят на нас с четырех стен работающего храма как светлая, не стираемая временем память об этом дорогом человеке»…

О подаренной иконе рассказывала еще одна духовная дочь инока Иоанна, р.Б. Любовь. Она стала неважно себя чувствовать, и старец благословил ее на операцию. Причем сказал, что делать операцию нужно как можно скорее. После удаления опухоли женщина лежала в реанимации. И случайно услышала разговор врача с одним из ее родственников. Хирург сказал, что жить ей осталось максимум четыре дня. Об этом больная рассказала пришедшей навестить ее дочери. Девушка сразу же поехала к иноку: «Батюшка, врачи сказали, что мама через четыре дня умрет!» — «Не плачь, — ответил тот, — мама твоя через неделю дома будет, живая и здоровая!» И передал ей икону Пресвятой Троицы, благословил молиться перед ней.
«Я только взяла икону в руки, — вспоминает женщина, — слезы из глаз потоком полились. Молюсь, плачу и не могу остановиться». А через неделю ее действительно выписали из больницы. Прошло много лет. Болезнь больше не беспокоила.

Как он молился! Днем принимал людей, а все ночи простаивал на коленях. Знание Священного Писания приходило как бы само. Советуя нуждавшимся в его помощи прочесть ту или иную главу из Библии, псалом, он раскрывал книгу точно на той странице, где они были напечатаны. И никогда не ошибался. Знал расположение монастырей, храмов, особенно любимой им Почаевской Лавры так, будто провел там много лет. Знал даже, гдетам какая икона висит. Жил и ориентировался в невидимом для нас мире так же спокойно и уверенно, как мы в собственной квартире.

Рассказывает р.Б. Ирина, врач:

«Старец был человеком из другой реальности. Точнее сказать, он естественным для себя образом объединял сразу две реальности: земную и небесную. То, во что мы можем только верить, догадываться, видеть сердцем, как сквозь тусклое стекло, для него было полностью открыто. Инок Иоанн имел дар прозорливости, знал заранее, с чем человек приехал, даже, как его зовут. Знал, как в дальнейшем сложится чья-то жизнь. Но, конечно, это касалось только духовных вопросов. Однажды я стала свидетельницей, как к нему обратилась одна девушка. Хотела узнать, какой у нее будет жених и скоро ли она замуж выйдет. Он ответил жестко: «Я не гадалка». И тут же указал девушке на ее грехи, так что она вышла от него притихшая и задумавшаяся.

Знаю, что по его молитвам было много исцелений, иногда от таких болезней, где медицина бессильна. Однажды я пожаловалась ему на мучавшую меня много лет болезнь, от которой не помогали ни лекарства, ни процедуры. Он погладил меня по плечу, сказал: «Мучаешься? Ну, потерпи еще денек». Я подумала про себя: какой денек, уже столько времени болею. Но через день болезнь действительно ушла. И не возвращалась больше никогда. Но случалось и так, что старец говорил человеку сразу: «Эта болезнь дана для спасения, чтоб ты подготовился к переходу в вечность». И советовал заботиться не о физическом здоровье, а о душе: исповедоваться, собороваться и не бояться смерти.

Иногда лицо инока сияло нетварным светом, словно солнечные протуберанцы окружали его. Видеть это удостоились несколько человек, а чувствовали, ощущали многие.

Духовная дочь инока Иоанна послушница Стефания бережно хранит у себя в сердце память о том дне, когда ей довелось увидеть окружавший инока удивительный свет: «Приехала, захожу в келью. А у батюшки лицо и голова в сиянии какого-то необыкновенного света. Стою и слова не могу вымолвить. Большая благодать в нем была».

А как-то ночью мать инока Иоанна проснулась и увидела: из кельи сына бил невероятно белый свет. «Нет такого света на земле, — делилась она потом. — Даже первый снег намного темнее…» Она подошла на цыпочках к полуоткрытой двери и осторожно заглянула в комнату. Сын стоял на коленях, лицом к иконам. Свет, неописуемо яркий, не похожий ни на дневной, ни на электрический, почему-то не слепил глаза. Он наполнял всю келью. Даже скатерть, которой был покрыт столик со стоявшими на нем иконами, сияла ослепительной белизной. Поняв, что невольно стала свидетельницей чего-то сверхъестественного, не предназначенного для ее глаз, тихонько вернулась к себе. Утром спросила сына: что это было?

— Мама, я не могу вам всего сказать, — ответил тот. И добавил, просветлев лицом — Это Господь со мной разговаривал…

Пережитое той ночью выльется у него в стихотворение:

Я видел: свет сходил с небес.
Я слышал глас: «Христос Воскрес!»
Виденьем Божьим просвещенный,
На путь спасенья вдохновленный,
Я будто возрожден опять —
Пришла на помощь Благодать.

Несмотря на наличие нескольких сборников стихов, изданных его духовными чадами и широко известных в православном мире, старец поэтом себя не считал. «Я не поэт. Я, может, только тень поэта», — скажет он в одном из стихов. Но, как замечал псалмопевец Давид, «от избытка сердца говорят уста». Любовь к Богу и людям была так чиста и искренна, таким могучим потоком изливалась из переполненной любовью души, что стихи, которым, может, и не хватало иногда технического мастерства, трогали и продолжают трогать множество людей.

Послушница Стефания рассказывала, что впервые она услышала о старце от женщины, у которой был сборник его стихов «Слезы инока». Попросила почитать, но ей ответили, что на книгу очередь, придется ждать. Когда книга, наконец, попала к ней, не могла насытиться этим чтением. «Я тогда на заводе работала, — вспоминает она. — Прибегу со второй смены и думаю: хоть два—три стихотворения я должна переписать. Откуда тогда мне было знать, кто он такой? Не зря переписывала — Бог привел все-таки к иноку Иоанну. Он очень любил свой народ, всех жалел, за всех молился. Прежде всего, он любил, конечно, Бога, Матерь Божию. Эта любовь передавалась всем, кто его посещал. В маленьком домике, где он жил, всегда царили любовь и доброта. Всех посетителей там всегда старались накормить, а на дорогу дарили знаменитые булочки, очень вкусные, долго не черствевшие. Пища благословлялась на исцеление от недугов.
Иногда было так, что еду и думаю: хотя бы ничего не забыть, рассказать все, что меня волнует, совета попросить. Приезжаю, только порог переступила, а инок Иоанн уже начинает на мои вопросы отвечать. Однажды пожаловалась ему, что в Украине по святым местам поездила, а вот в России ни разу не была. Инок Иоанн улыбнулся, помолился. Спрашиваю: «Буду ли в России?» Он благословил и сказал: «Будете, будете». И побывала я по милости Божией на Валааме, в Дивеево, в Оптиной пустыни и еще во многих святых местах. А ведь денег для поездок у меня никогда не бывает. Но по молитвам инока Иоанна Бог все управил».

Прихожанка Трехсвятительского храма в Днепропетровске Евфросиния ездила к иноку Иоанну много раз — то спросить совета, то попросить благословения. Под его духовным руководством постепенно возрастала в вере Христовой. Настал момент, когда тогдашний настоятель храма отец Анатолий благословил ее печь просфоры. А в Елизарово к тому времени тоже построили храм — по инициативе инока Иоанна и на средства приезжавших к нему людей. Так что стала она печь просфоры и для храма в Елизарово. Но привозить их становилось все труднее: очень болели ноги. Как-то сказала об этом иноку. А собралась уходить, сделала несколько шагов вперед и удивилась: ноги-то больше не болят! Не болят они и по сей день, рассказывает она.
Он знал о предстоявшем ей одиночестве, — говорит Евфросиния. Как-то пожаловалась, что дома в тишине помолиться негде. Муж футбол по телевизору смотрит, один сын музыку слушает, другой товарища привел. Инок посмотрел на нее с жалостью и сказал: «Молиться везде можно, в любом уголке. Но ты крепись, Евфросиния, потому что придет время, когда тебе никто мешать не будет. Крепись». Она подумала: о чем это старец? Ведь у нее такая большая семья, всегда шумно. А вышло все, как говорил. Чуть ли не в один год умерли муж и дети, а она осталась одна.

Инок Иоанн по себе знал, как тяжело терять близких. На его глазах уходили в вечность самые дорогие люди: мать, отец, сестра Оля. Конечно, по-человечески ему было горько и больно. Когда из дома выносили гроб с телом матери, он не мог нарушить затвор даже для того, чтобы проводить ее на кладбище. Стоял, распластав по стене руки, словно распявшись. И тут он как бы увидел со стороны себя самого, несущего большой крест, изнемогающего под его тяжестью. Но вдруг стало легче: кто-то встал рядом. Он узнал одну из своих духовных дочерей по имени Любовь. И когда она приехала в Елизарово, рассказал об этом загадочном видении. С того момента Люба стала его келейницей и помогала иноку нести свой крест многие годы. Переехала из Днепропетровска в Елизарово, ухаживала за духовным отцом нежно и терпеливо.
А ведь у нее еще была семья, о которой тоже нужно было заботиться: муж и трое детей. Но в семье не только не упрекали мать, а наоборот, считали за честь, что она трудится во славу Божию, помогая старцу. Его духовное влияние и здесь было огромно и благотворно: все трое Любиных детей выросли глубоко верующими, одна из дочерей вышла замуж за священника, у сына священником стал его сын, а ее внук.

«Он весь был одна доброта, — говорит священник Виктор Абакумов, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Милующая» в г. Днепропетровске. —Никогда никого не обидел, не оттолкнул. Много чудес совершалось по его молитвам при жизни. И сейчас на его могиле совершаются исцеления. Подается помощь в трудных обстоятельствах. Я тоже езжу к нему на могилку, служу там панихиды. Ведь именно инок Иоанн благословил меня когда-то на священство. И я очень надеюсь, что пройдет немного времени, и инок Иоанн будет канонизирован…»

Некоторые духовные чада инока Иоанна хотели быть поближе к духовному монастырю, как называли в народе его домик. Из других мест, чаще всего из Днепропетровска, переезжали семьями в Елизарово. И никто по сей день не пожалел о таком поступке. В соседстве с домом, где находился инок Иоанн, живет его духовная дочь Валентина, тоже когда-то переехавшая сюда из Днепропетровска. Она уже в немолодых годах. Муж умер, дочь стала монахиней воФроловском монастыре Киева. К Валентине часто заходят паломники. Слушают ее рассказы о старце. У нее в доме часто мироточат и обновляются иконы — это невидимая благодатная сила проявляет себя видимым образом.

Был период, рассказывает Валентина, когда она оказалась в совершенном безденежье. Да еще и долг образовался, который нечем было отдать. Она пошла на могилку: «Болящий Василий, инок Иоанн, помоги мне как-нибудь!» Поплакала и ушла. А на следующий день приезжают паломники. Посидели, поговорили, попили чаю. А когда уезжали, один из них, священник отец Александр, задержался на пороге. Подошел к Валентине и почти насильно вложил ей в руки несколько купюр. Сказал: «Во Славу Божью» — и уехал. А ведь она о своих денежных проблемах даже не заикнулась. Но денег этих хватило как раз для того, чтобы и долг отдать, и трудное время продержаться. Так инок Иоанн в очередной раз протянул руку помощи.

Многие люди, за которых он молился, рассказывают сейчас, что недели за две до его смерти испытывали необъяснимую тревогу, желание приехать в Елизарово. «Я как чувствовал, что надо проститься, — говорит Григорий К. — Даже знакомому сказал: «Надо срочно ехать, пока он есть. Потом на могилу к нему будем приезжать, к дому, где жил, как на святые места».
И — не поехал. Не смог. А ведь это он своей молитвой нас всех собирал, чтобы проститься…»

Но многие смогли и приехали. Он знал час и время своей кончины 4 часа утра 6 июня 2003 года — и говорил об этом. На похороны собралось столько людей, что казалось, скорбит весь мир. А когда его несли на кладбище, над гробом всю дорогу шел светящийся столб, как бы сотканный из плотного розоватого тумана. Это явление видели присутствующие, оно запечатлено и на фотографиях.

Он и в этот день как бы старался сделать, сколько мог, доброго для остающихся. У р.Б. АнныТильной, которая при жизни как-то не успела приехать к старцу, но на похоронах была, многие годы руки покрывала кровоточащая экзема. На церемонии прощания она коснулась своими больными руками сложенных рук старца, которые ей показались удивительно теплыми. А на следующее утро увидела свои руки совершенно чистыми, без единого пятнышка. Она потом показывала мне эти руки и говорила: «Вы только представьте, ведь у меня вся кожа была изуродована ужасной коркой! Никакому лечению не поддавалась эта болезнь. Я и не надеялась, что когда-то стану, как все. И вот — по Божьему промыслу была исцелена через инока Иоанна.»
Одна из духовных чад инока Иоанна Людмила Б.из г. Верхнеднепровска исцелилась в тот же день от грозной болезни — красной волчанки. Она сама работала в больнице, и хорошо понимала опасность этой болезни. После похорон приехала домой и увидела, что краснота прошла. Померила температуру —нормальная.«На следующий день, 10 июня, — пишет она в своем письме, — я вышла на работу. Врачи удивлялись моему исцелению. Хирург и травматолог поверили, а инфекционист не поверила, что такое может быть. Но это, к счастью, правда. Ничего я не делала, даже не просила у инока Иоанна исцелить меня, а просто чисто по-человечески прощалась с ним, но с большой скорбью. Вот инок Иоанн и дал знать, чтобы я не скорбела, а верила, что он жив. И хотя нет теперь на земле инока Иоанна, он всегда рядом со мной, я говорю с ним, как будто он, как прежде, в своей келье лежит болящий, а я сижу возле него, и мы говорим, и он дает мне советы, наставления».

Еще у одной женщины прошла гангрена на пальце ноги. Случаев, наверное, было больше, я называю только тех людей, с которыми встречалась или о которых точно знаю.
На его могиле всегда лежат свежие цветы и горит неугасаемая лампадка. Наверное, он видит оттуда всех нас и продолжает там молиться. Незрячий, он уже здесь, на земле, обладал духовным зрением. Ведь свет сердца невозможно погасить. Но как ярко, должно быть, этот свет горит сейчас в вечности!

Был среди нас такой человек, исполин духа. Его жизнь кажется невероятной. Но она была, явилась на земле, сияла и светилась, притягивала к себе множество людей. Они и сейчас живут рядом с нами и бережно хранят в своей памяти каждую крупицу пережитого и приобретенного духовного опыта. И несут однажды зажженный им свет по жизни дальше.