Вы здесь

Виктория Осташ-Хоню. Произведения

Нео-лишний человек

Токсичны мысль, и музыка, и слезы;
классическая музыка – вдвойне;
и памятники... память... не о розах
(как хороши и свéжи). На войне
нет никого счастливого без тайны:
другая жизнь (шагрень наоборот)
страх проявляет, будто кадр случайный,
но даже в нем о главном не соврет.

По крендельку, по ломтику ветчинки,
по листику весеннему судить,
а ты снимаешь кожу, студишь льдинки,
стараешься пласты разъединить;
по-будничному смахивая крохи
(от праздничного завтрака), крадешь
крупицы опыта, сокровища эпохи,
а с ними – чью-то глупость, чью-то ложь

Претворяются скорби в радости

Претворяются скорби в радости,

хоть бывает наоборот.

Хлеб и рыбицы приумножаются,

если внемлет Христу народ;

если пир и чума с молитвою —

только жизнь здесь, и смерти нет!

Каждый — воин (Господь над битвою), —

в каждом — истины мирный свет.

«отнимут всё и славу и достаток...»

Не можете пить чашу Господнюю и чашу бесовскую;
не можете причащаться трапезы Господней и трапезы бесовской [1 Кор. 10, 21]

отнимут всё и славу и достаток
отдушина–надежда дольше всех
останется — и на пути покатом
и на крутом подъеме без помех
падению... но ты же снова встанешь
на ноги даже если был без ног
увидишь — и незрячими глазами —
свой путь и свой припрятанный порок
и на пороге нового и страшно-
неведомого может быть найдешь
последнюю опору правды брашно
отринув ослепительную ложь

Тихо идут жены-мироносицы...

* * *

Здесь ступала ножка мироносицы...
Трепетная дева иль жена
Будто за Христом вослед уносится,
Мыслью невозможной сражена
О Его отсутствии физическом:
Там, в пещере, — только пелены...
Для кого-то пусть не героический
Подвиг веры — но смогли они
Женским сердцем ощутить незримое
Торжество Превечного, пока
Разуму мирскому невместимое,
Но — для сердца — прочное. В веках
Торжество Любви как Милосердия,
Что не превозносится, не ждет
Похвалы иль золота. Усердием
Прирастает. И плоды дает.

Слово не солжет

Мысль изреченная есть ложь...
          Ф. Тютчев, SILENTIUM!

ты можешь попытаться лгать —
но Слово не солжет
прикроет бурю мнимо-гладь
но молния прожжет
любую гладь... любую тишь
нарушит правды гром
пусть ты скрываешься и мнишь
хранить уют хором

Так много скорби...

Господи, мало очей имеет человек,
чтобы мог достаточно выплакать
скорбь свою над этим Твоим миром

             Прп. Иустин (Попович)

 

так много скорби —
если бы по телу
рядами тесными
расположить глаза
всё мало бы казалось —
без пробелов
почти вся жизнь
что мутная слеза...

Возвращение образа Пресвятой Богородицы «Иверская»

Из цикла «Невыдуманные истории Свято-Феодоровского храма»

Когда прощальные лучи заходящего солнца коснулись её лица, Лариса Павловна вздрогнула и очнулась. Она сидела на деревянной парковой скамейке с полуразвалившейся спинкой, от долгого сидения в неудобной позе немного затекли ноги и спина. Она оглянулась вокруг — темно, только откуда-то справа, со стороны запущенной клумбы, тусклым светом отозвался на её пытливый взгляд невзрачный фонарь. Лариса Павловна бегло взглянула на наручные часы и нисколько не удивилась, обнаружив, что уже больше трех часов была здесь. Сюда, в этот маленький скверик на углу Буденного и Овручской она приходила почти каждый вечер. Это место было тесно связано с её детскими воспоминаниями.

Поминальная молитва

а вот бы нам взамен вражды и гнева
тихонько помолиться — да за всех...
кто кровью окропил «свободы» древо
кто был обманом втянут в этот грех...

ведь все они — за гранью этой жизни —
сочувствуют оставшимся в живых...
а нам так сложно вместо укоризны
одной молитвой «постоять» за них!

разодран на изгоев и героев
сей бренный миф — истории... страны...
остынь несостоявшаяся троя
признай хоть в тризне — вот твои сыны!

Сретение

Мы тоже, как когда-то Симеон,
Услышали о Деве и не верим:
Как из утробы девственныя Он,
Христос и Бог стучится в наши двери.

А может это Сретенье и есть
То главное событие, в котором
Почувствовав спасительную весть,
Мы избежим посмертного позора?

Пусть праведными в жизни нам не стать,
Но, может быть, сегодня нас коснется
Той самой — детской — веры Благодать,
Среди зимы духовной — лучик солнца.

Мученице Татиане

Агница Твоя, Иисусе, Татиана зовет велиим гласом: Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищущи страдальчествую и сраспинаюся и спогребаюся крещению Твоему и стражду Тебе ради, яко да царствую в Тебе и умираю за Тя, да и живу с Тобою, но яко жертву непорочную приими мя, с любовью пожершуюся Тебе: тоя молитвами, яко Милостив, спаси души наша. [Тропарь, глас 4]

Светло во страдании твоем возсияла еси, страстотерпице, от кровей твоих преиспещрена, и яко красная голубица к небеси возлетела еси, Татиано. Темже моли присно за чтущия тя. [Кондак, глас 4]

«Светло воссияла во страдании...» —
нам же радость не всегда светла,
слабостям своим во оправдание
ставим скорби... Будто сжечь до тла
всё былое проще и полезнее,
чем почтить родные имена!
Ходим по беспамятству — по лезвию
черному, и страшно вспоминать.

Очистись, дỳше...

Глас Господень на водах вопиет, глаголя:
приидите, приимите вси Духа премудрости,
Духа разума, Духа страха Божия, явльшагося Христа.
                                      Из тропарей на водоосвящении

Очистись, дỳше, как когда-то Нееман!
Всё тот же Иордан перед тобою —
для омовенья, с верою живою,
для врачевания духовных ран.

И голубь смысла вспыхнет над тобой,
сыновнюю судьбу преднарекая.
Останься Авелем, когда витает «Каин
сомнения» над праздною толпой;

не забывай, Кто впереди — как свет,
пронес Себя, страдая и смиряясь,
и Чья в тебе сознательная завязь,
Чей лик мерцает — радости в ответ!

Родина

Ямы Форума заново вырыты
И открыты ворота для Ирода,
И над Римом диктатора-выродка
Подбородок тяжелый висит
                            О.Э. Мандельштам

А знаете здесь жить-то страшно:
Шаг влево — кажется, — расстрел...
Вот Некто-в-Сером даст отмашку —
И ты, уволенный от дел,
Да что там — и от жизни, будто
Комар, прихлопнутый впотьмах,
Прощаешься туманным утром
С любовью, родиной... Сквозь страх
Еще мелькают силуэты,
Привычки, лица, голоса...

«прошли времена умиления...»

«Дщи Вавилоня, окаянная, блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень...»

прошли времена умиления
абстрактными идеалами —
добром... красотой... просветлением...
они будто шхуна без палубы
нет в буйстве времен им спасения

здесь в море грехов и похотей
легко утонуть и с парусом —
на утлой лодчонке крохотной —
любви всевозможных ярусов...
без веры вся жизнь — вздох один!

нет дело не в силе-разуме
не в слове с большой «Ч»-буковки
что гордо звучит — праздное...
в нем горе душе луковой —
не спрятаться ведь за фразами...

о молчании и Слове

не хочется так долго так без то́лку
отмалчиваться в тишине ночной!..
ты днем не волга на закате волком
не воешь будто ветр в трубе печной

ты страждешь молча... открываешь книгу
и плачешь на страницы... вместо снов
провидишь явь гниющую по сгибу
листов реальности лишившейся основ

ты прячешь скорбь но как Ему то было —
за всех молчать и пострадать за всех...
всё сказанное в притчах — Слова сила
и кротость смерти искупившей грех

Пускай мой голос кем-то не услышан...

Пускай мой голос кем-то не услышан,
И краски мои блекнут на свету.
Здесь черно-белый мир... Не надо — тише! —
Не обязательно переступать черту...

Нет никакого правила иного —
Смирение способно исцелять...
Вдруг остановишься и — побежали снова:
Иллюзии, фантазмы, вензеля...

Всё чем гордишься и чему нет сносу
(Так кажется) в границах наших дней, —
Болезненным склоняется вопросом
Над юностью и старостью твоей.

Страницы