Василий Анисимов: Бог предается и молчанием, и умолчаниями

Беседа Евгения Константиновича Никифорова
с экс-руководителем пресс-службы УПЦ Василием Семеновичем Анисимовым.

— Василий Семенович, давай поговорим о церковной журналистике на Украине, ведь исполняется 15 лет пресс-службы УПЦ. Можно подводить какие-то итоги?

— Правильнее было бы не итоги подводить, а посыпать голову пеплом. Я в июне писал материал, в котором разбирал антицерковную речь президента Петра Порошенко на придуманном юбилее лидера раскольников М. Денисенко (Филарета), и вспомнил, что так же строчил целые развороты, полемизируя и опровергая антицерковные наветы в речах президентов Кравчука, Кучмы, Ющенко. И это было не 15, а 24 года назад. Когда-то писал от руки, бросал на машинку, потом появились компьютеры, интернет. Прошла уже почти четверть века, целая эпоха, а мы все вращаемся на атеистических кругах своя. Причем это касается лишь православных. Если бы из уст руководителей державы когда-то хоть раз что-то нелицеприятное или озадачивающее прозвучало в адрес унии, расколов, римо-католиков, мусульман, иудеев или, не дай Бог, протестантов, то политики, правозащитники, институты религиозных свобод, грантоеды всех мастей бились бы в истерики: нарушение прав верующих, вмешательство в церковные дела! А Православная Церковь — привычный объект для битья. Это традиция нашей общественно-политической жизни, которой мы и стремились как-то противостоять. Даже в нынешний праздник Крещения Руси, день рождения Православной Церкви, президент не удержался от нападок на нее, собственно говоря, его речь из них только и состояла. А если первые лица державы себе такое позволяют, то что говорить об остальных?

— А в сегодняшней накаленной обстановке это не так уж и безобидно?

— Конечно. Вот чем обосновывал прямо на камеру какой-то депутат Бориспольского горсовета неприятие Крестного хода? Той же распространенной М. Денисенко глупой ложью о том, что православные священники Донбасса подбрасывают мобилки в воинские части и являются наводчиками российских «Градов», убивавших наших солдат. Слово в слово. В Киеве оклеветали Крестный ход, в Борисполе в него полетели камни. Поэтому всякая антицерковная ложь небезопасна, ее надо не бояться разоблачать, памятуя, что молчанием предается Бог.

— Но разоблачителей сегодня немного?

— Церковная проблематика мало кого интересует, борьба за интересы Церкви ни журналисту, ни изданию ничего доброго не сулит, разве что врагов обретут, влиятельных и мстительных. Поэтому печатных изданий, телеканалов, системно защищающих права православных, днем с огнем не сыщешь, в сети их тоже — с гулькин нос. Другое дело, когда СМИ бесстрашно защищают власть, кормильцев-олигархов, политические партии, отражают российскую агрессию, изобличают всевозможных сепаратистов, чем у нас все и занимаются, — здесь и слава, и престиж. Хотя были и Сергей Киселев, и Александр Анисимов, и Лариса Козик, и Елена Мамонтова — замечательные столичные журналисты. У них не получилось долго пожить, поскольку прошли Чернобыль, но они были стойкими защитниками Православной Церкви в медиапространстве. Конечно, тогда оно не было столь политически зарегулированным.

Западные журналисты вообще не понимают этой проблемы: для чего власти в демократической державе держать Православную Церковь за горло — не возвращать экспроприированную атеистами церковную собственность, не восстанавливать в юридических правах, вмешиваться в ее внутренние дела и т.д. Ведь все знают: чем больше в обществе верующих, тем меньше преступности, вражды, злобы, агрессии, экстремизма. 

— Но ведь Петр Порошенко — прихожанин нашей Церкви?

— В том-то и дело. После оранжевой революции, когда раскол и уния тоже пытались поднять антиправославную волну, Петр Порошенко жестко выступил в защиту УПЦ. Я с ним несколько раз встречался, когда он был депутатом, книги свои антираскольничьи дарил, он даже помог как-то в одном деле по Винницкой области. Есть запись встречи президента с Блаженнейшим Онуфрием, после избрания его Предстоятелем, где президент эмоционально уверяет Митрополита, что миротворческая деятельность Церкви востребована обществом и будет всемерно поддержана властью.

— А теперь произошел разворот?

— Здесь не столько разворот, сколько деградация госуправления. Они же люстрацию провели, выгнали тех, кто годами первым лицам речи сочинял. Это ведь тоже наука. Помню, при Союзе моего коллегу, известного публициста, в ЦК вызывали в какую-то группу, которая речь Щербицкому готовила, чтобы она соответствовала и новому мышлению, и демократии, и перестройке, и литературным нормам украинского языка. Если мы уже два года и душой, и властью в Европе, то и речи, касающиеся Церкви, должны быть европейскими. Можно ли представить, чтобы Олланд, Меркель или Дуда грозно поучали Церковь, задачи ей ставили? Я встретился с этим журналистом-филаретовцем, который нынче антиправославные спичи президенту ваяет, имел с ним беседу, объяснял, что он уже не на Майдане, где всякое воинствующее лыко в строку, и власть не должна быть рупором раскола — это губительно для нее самой. Но он счастлив, что удалось в уста первого лица вложить всемерную хвалу М. Денисенко (Филарету) и «уесть» УПЦ «хлестким» сравнением нашего Крестного хода (шествия) с российским «иностранным нашествием» на Донбасс.

— И чем ты объясняешь такую живучесть раскола, ведь он, казалось бы, уже неоднократно изобличен вдоль и поперек.

— Беззаконием. Раскол — это проблема не информационного, а правового пространства. Я говорил Блаженнейшему Митрополиту Владимиру: тем, чем мы занимаемся, полемизируя с расколом, это не журналистика. Журналист ведь не исправляет человеческие души, не наставляет на путь истинный, не благовествует, как некоторые думают, а на совершенно конкретном фактаже ставит перед общественностью вопросы о попранных правде, справедливости или законности, если, допустим, он в криминальной тематике работает. Коли материал убедителен, то должны реагировать не только общественность, но и власть, поскольку законность, правда и справедливость — столпы государственности. В 1980-1990-е так и было: органы власти информировали издания о том, что вот статья рассмотрена, факты подтвердились, меры для восстановления справедливости приняты. Если криминал — реагировала прокуратура. По одному моему материалу, помнится, даже против руководителя правительства уголовное дело возбуждали. А раскол — это задержавшееся преступление, если не сказать — уже привычное. И сами филаретовцы прекрасно знают, что они и лжецы, и воры, и святотатцы, и самозванцы, но оправдываются, дескать, не корысти же ради, а во имя державы! Будто без воров, лжецов и святотатцев она просто развалится!

— Но ведь их снимали с регистрации?

— Дважды. Первый раз в 1993 году. В то время по указанию президента Кравчука власть, засучив рукава, давлением, шельмованием, насилием, избиениями, при помощи милиции, боевиков УНА-УНСО, «казачков» Червония и Поровского загоняла православные общины раскол, отбирая у них храмы, имущество. УПЦ тогда была в информационной блокаде, но некоторые независимые СМИ встали на защиту Церкви, в том числе и «Независимость», в которой я работал. Против этих изданий и журналистов филаретовские нардепы строчили обращения в Генпрокуратуру, иски в суды за клевету, антиукраинскую деятельность и т.д. Это сильно напрягало, поскольку приходилось в суды ходить, как на работу, некоторые дела аж до Верховного суда доходили. На одной судебной тяжбе с председателем Госкомрелигий Арсеном Зинченко в мою защиту выступал Сергей Головатый, народный депутат-руховец, известный юрист, он при Кучме даже стал министром юстиции Украины. Головатый возглавлял Украинскую правнычу фундацию, которая вместе со светилами правовой мысли из Европы и США проводила в Украине различные международные форумы по правам человека, отмене смертной казни, гуманизации уголовного кодекса и т.д. Я посещал эти конференции и удивлялся: люди краснобайствовали о высоких правовых материях в стране, где властью массово, тупым насилием и мордобоем нарушались права верующих. Я написал статью, в которой указал, что, очевидно, для мировой правозащиты права верующих не являются правами человека. Это их задело. Сергей Головатый со своей фундацией, сославшись на эту публикацию и ряд других, выступил с развернутым юридическим анализом создания филаретовского раскола, в котором были указаны десятки нарушений статей Конституции и законов Украины, норм международного права, допущенных высшими органами государственной власти. Этот анализ под заголовком «Когда законники становятся фарисеями» был опубликован в парламентской газете «Голос Украины» и в некоторых центральных СМИ. А также отправлен в Генеральную прокуратуру в качестве депутатского запроса. В августе 1993 года Генеральный прокурор Украины Виктор Шишкин вынес протест, снимающий филаретовский раскол с регистрации.

— Почему же не сняли?

— Потому что президент предпочел снять генерального прокурора, а с ним и все руководство прокуратуры. Шишкин с Головатым считали, что любой судья, «первокурсник юрфака» поставит точку в деле раскола, но власть до суда не допустила. Головатого подвергли остракизму, как «агента Москвы», кормящегося «длинным рублем», хотя он был руховцем-националистом и автокефалистом. Но протест сыграл свою положительную роль: правоохранители, власти на местах не горели желанием участвовать в создании филаретовской «церкви», поскольку все это объявлено Генпрокуратурой беззаконием и аферой. Да и сам Кравчук нажал на тормоза, ибо храмовая война грозила перерасти в гражданскую, страна была доведена до ручки, и он сам вынужден был пойти на досрочные выборы, которые проиграл. Филарет, конечно, обвинил власть в предательстве: обещали всех загнать в раскол, а загнали немногих. Правда, они успели захватить много православных храмов на родине Кравчука — в Ровенской области и на Волыни, в том числе древние, еще царские, кафедральные соборы, а также епархиальные управления, Волынскую духовную семинарию. И хотя суды постановили все вернуть законным владельцем, до сих пор никто ничего не возвращает. Этот случай показал, что за расколом и беззаконием стоят не просто какие-то коррумпированные чиновники, но высшая государственная власть Украины.

— Однако при Леониде Кучме Генеральная прокуратура снова пыталась снять раскол с регистрации?

— И снова вопреки воле президента. На выборах 1991 года Филарет агитировал за Кравчука против его главного оппонента — Черновола, которого именовал бандеровцем-фашистом, а в 1994 году уже против Кучмы, которым пугал паству, что тот погубит Украину, превратив ее в губернию России. Хотя у нас по закону религиозным организациям запрещено заниматься предвыборной агитацией. Естественно, став президентом, Кучма стал зачищать раскол. Первым делом было арестовано более сотни боевиков-наемников, которые гнездились у Филарета. После провалившегося антикучмовского путча в июле 1995 года, в котором Филарет не последнюю скрипку играл, налоговики занялись коммерческими структурами М. Денисенко: были обнаружены и банк, и фирмы, занимавшиеся торговлей нефтью, иномарками, бытовой техникой на миллионы долларов с «криминальным сокрытием от налогообложения». Филарет жаловался, что его допрашивают, как бандита-преступника. Кучма на всех пресс-конференциях обещал всех вывести на чистую воду и строго наказать. Время шло, через пару лет начались суды над наемниками, адвокаты требовали привлечь Филарета, а не стрелочников, но его никто не трогал. На Пушкинской появился сначала глава администрации президента Дмитрий Табачник, затем сам Леонид Данилович стал захаживать к Филарету на огонек и рюмку чаю. Президент, вместо того чтобы вырвать, как обещал, филаретовский сорняк с корнем, решил использовать раскол по привычному назначению — для борьбы с социалистами, коммунистами, витренковцами, главными на выборах 1999 года политическими оппонентами. Филарет вмиг стал ярым кучмистом, был украшен государственными наградами. Власть цинично решала проблемы своего политического выживания, а страдала Церковь.

— А раскол пользовался таким влиянием в обществе?

— Конечно, нет. Но у нас постоянная политическая турбулентность, более двадцати правительств сменилось, все требуют то выборов, то перевыборов, и пренебрегать поддержкой даже такого псевдоцерковного, но политически активного ресурса политики не хотят. Филарет — непременный участник политических торгов — отрыто объявляет: мы будем поддерживать тех, кто будет поддерживать нас. Поэтому власть поддерживает беззаконие, беззаконие — власть, так и живем.

Кроме того, беспринципность у нас является основой общественно-политической жизни. Когда того же Сергея Головатого назначили министром юстиции, я ему позвонил, поздравил, выразил уверенность, что теперь солнце закона взойдет над Украиной и что Филарета он отправит на заслуженную чекистскую пенсию. Сергей отвечает, что, мол, увы, Онегин, я уже не та, что все поменялось, он — госслужащий и должен исповедовать «державническую» позицию. Получалось, когда он был оппозиционным депутатом, филаретовский раскол был для него форменным беззаконием, а когда стал министром — «державнической» позицией. И Виктор Шишкин ходил к беззаконному Филарету ордена получать. Даже Вячеслав Черновил, лидер Руха, который и поднял в 1991 году в демократической прессе всю эту бучу против Филарета как исчадия КГБ, коммунизма и «украиножера», вдруг появился на фотографиях в объятиях Филарета. Они были опубликованы в газетах. Я при случае спросил у Вячеслава Максимовича: не горько ли ему было расцеловываться с «украиножером». Он отмахнулся: подумаешь, притащился старый человек с иконой поздравить его с юбилеем, не гнать же в три шеи! Но ведь если ты какую-то правду отстаиваешь, то надо уклоняться от сомнительных объятий. Этот старый человек и не думал исправляться: не каялся за священников, которых сдавал в КГБ, за храмы, которые закрывал, не вернул ворованное, закостенел во лжи и злобе. Нынешняя бойня на Донбассе, которую Филарет разжигает и поддерживает с первого дня, разве не «украиножерство»?

— А как сам Леонид Данилович объяснял свою переориентацию?

— В 1999 году, накануне президентских выборов, я написал большую статью, в которой проанализировал пятилетние ожидания православных верующих, обещания президента и реальное положение дел. С резкой критикой власти. Опубликовать ее в пропрезидентской прессе было, конечно, невозможно, но тимошенковцы с радостью ее напечатали. И в Харькове я встретился с руководителем кучмовского выборного штаба Дмитрием Табачником, с которым был в добрых отношениях, поскольку раньше мы работали вместе в одной газете. Я ему отдал публикацию, у нас состоялся неприятный разговор. Я напомнил, что Украина взяла обязательства перед Советом Европы еще в 1994 году возвратить репрессированной церкви права и экспроприированное атеистами храмы и имущество, что Кучма обещал выгнать раскол поганой метлой, и т.д. — и ничего не сделано. Он сказал, что для того, чтобы власть возвращала Церкви церковное, УПЦ должна объявить своей целью автокефалию, присоединить расколы и т.д. Будто это Церковь, а не сама власть эти расколы организовывала, регистрируя всякие рога и копыта в качестве православных церквей! А теперь она должна эти копыта к себе присоединять!

— Тем не менее при Кучме Генпрокуратура опять вынесла протест.

— В этом важную роль сыграла как раз пресс-служба УПЦ. В сентябре 2001 года мы начали издавать журнал и распространять его, в том числе и в парламенте, где была межфракционная группа по защите канонического православия или исторических церквей — в разных созывах она по-разному именовалась. В нее входил и наш нынешний президент Петр Порошенко. Когда власть нарушала права православных, депутаты реагировали запросами, обращениями, в которых Филарета именовали даже мафией. В беседах с ними я говорил, что в информационном поле — обращениями, выступлениями с трибуны, разоблачительными статьями (в 1997 году я целый сборник издал «Истинный лик филаретовского патриархата») — проблема раскола, как видим, не решается. Нужна поддержка законодателей, ведь Сергей Головатый смог убедить даже Генеральную прокуратуру. Этим заинтересовался лидер коммунистов Петр Симоненко, он сказал, что посоветуется с юристами, а через пару месяцев сообщил, что нарушения законности вопиющие, фракция нанимает юристов, которые будут готовить правовое заключение и обращение в Генеральную прокуратуру. Когда документы были готовы, мы провели пресс-конференцию, на которой выступили и юристы, и Петр Симоненко, и депутаты. Открыто, демократично. 65 народных депутатов из нескольких фракций подписали обращение в Генпрокуратуру с требованием снять филаретовский раскол с регистрации и возбудить уголовное дело по факту разворовывания финансов и имущества УПЦ «в особо крупных размерах». Я не могу вспомнить (надо поднять архив прокуратуры), был ли среди подписантов Петр Порошенко, потому что депутаты сами собирали подписи (обычно он все подписывал). В марте 2002 года заместитель Генерального прокурора Украины Алексей Баганец вынес протест, приостанавливающий деятельность УПЦ-КП и требующий снятия ее с регистрации как незаконно созданной организации. Я встретился с Генеральным прокурором Украины Михаилом Потебенько и спросил о перспективах этого дела в суде. Он был абсолютно уверен, что в любом суде раскол будет «раздавлен, как скорлупка», поскольку создан на гнилых и незаконных основаниях.

— Но до суда дело опять не дошло?

— Да. Заступился Кучма. Я был на его встрече с журналистами, и когда задали этот вопрос, президент был крайне раздражен протестом Генеральной прокуратуры и даже эмоционально воскликнул: «Людям нельзя запретить верить!» Будто, коли заберут у Филарета награбленное, вера раскольников иссякнет. Учуяв грозящее уголовное дело, истерику, конечно, поднял и сам Филарет, грозя дестабилизацией в стране. К Блаженнейшему Владимиру от президента одна за другой потянулись делегации, убеждая отложить все эти дела во имя мира и спокойствия в Украине. Придумали какую-то отсрочку подачи в суд, и все зависло. Любопытную позицию занял Госкомрелигий, вернее, его зампред генерал СБУ Николай Маломуж, с которым я записал интервью. Серьезный человек, при Ющенко возглавил службу внешней разведки. Так вот он заявил, что филаретовство — это чистый фейк: юридически никто никакой объединенной новой организации не создавал, Филарет просто присоединился к УАПЦ, и та незначительно поменяла свой устав. Он сказал, что УПЦ вправе поставить вопрос о незаконном наименовании расколов «православными церквами» и требовать возвращения финансов и имущества. По сути, это был болгарский вариант преодоления раскола: ведь незаконное использование чужого имени, финансов, храмов и имущества — это основа филаретовского паразитизма. 

— Почему не пошли таким путем?

— Потому что прошли выборы, сменились правительство и Генеральный прокурор, началась политическая акция «Украина без Кучмы», которая переросла в оранжевую революцию и, в конце концов, привела к воцарению Виктора Ющенко.

— А он был принципиальным поборником раскола?

— Его пиарили как «первого верующего президента», хотя он был коммунистом, выпускником Высшей партшколы при ЦК КПУ, как и его предшественники. Он хотел поддержки православного электората. Ты же помнишь, как разгорелась забавная борьба между Ющенко и Януковичем по поводу того, кто же из них получил благословение на выборы от канонической Православной Церкви. Ющенко был демократичным президентом, спокойно общался со своими оппонентами, но натурой артистичной: банкир, живописец, пчеловод, собиратель древностей, мыслитель, который всегда думал о своем предназначении. Филарет сразу прочувствовал это и стал именовать Виктора Андреевича «президентом, данным Украине Богом». А тот, в свою очередь, называл Филарета «посланным Украине Богом». Оба не протестовали против таких определений. Понятно, когда у власти и раскола такие взаимоотношения, о торжестве законности говорить не приходится. Вместе они интриговали против УПЦ, настойчиво и вдохновенно. Интриговали с Константинополем, создали организацию «За поместную Украину». Блаженнейший Владимир постоянно говорил, что с нашей властью «надо держать ухо востро». При этом Виктор Ющенко мог один на коленях стоять на службе в Лавре, смущая свое окружение. Если Кравчук и Кучма выпускали хотя бы пустые указы о преодолении «негативных последствий» атеистического тоталитаризма, которые как-то позволяли напоминать о попранных правах Православной Церкви, то Ющенко и этого не делал. Я две книжки по этим проблемам издал — «Церковь времен оранжевого двоеверия» и «В кругах Левиафана». Хотя числятся за Виктором Ющенко и добрые дела: он учредил День Крещения Руси как государственный праздник, при нем Святейший Московский Патриарх стал ежегодно посещать Украину, чего при Кравчуке и Кучме не было.

— После Ющенко все надежды православных были связаны с Виктором Януковичем?

— Да. «Первым православным президентом». Накануне избрания я в Лавре записал с ним небольшое интервью, в котором спросил: все президенты до вас перед выборами обещали Православной Церкви одно, делали другое, где гарантия, что подобного не повторится? Он мне ответил: потерпите полгода, и все проблемы будут решены. Потом Блаженнейший Владимир несколько раз говорил мне: вы напоминайте-напоминайте им об этом. Но у меня не было возможности напоминать: Анна Герман такую блокаду организовала, что не только меня, но и журналистов, ковавших победу Януковича на выборах, на выстрел к нему не подпускали. Я много раз говорил с лидерами фракции Партии регионов в парламенте, помощниками Азарова, они лишь разводили руками: вот надо выборы «отхаркать» — все развалено, вот надо чемпионат Европы по футболу провести — ничего не готово, вот парламентские выборы надо выиграть — не до Церкви. В последний год своей власти они ударились в евроинтеграцию и хвастались, что для этого сделали больше, нежели все правительства до них вместе взятые. Затем решили притормозить — получили Майдан и всю нынешнюю катастрофу. При этом Янукович сделал благое дело — упразднил Госкомрелигий, атавизм атеистического тоталитаризма. Сейчас он доживает своей век в виде департамента в Минкульте, по-прежнему вредит Церкви, как может, но возможности у него уже не те. Донецкие впервые за 95 лет отделили Церковь от государства — вообще ею не занимались, ничего ей не диктовали, и это само по себе было благом.

— Но ведь и раскол они тоже привечали?

— Конечно. Кому Виктор Янукович перед бегством должен был вручить орден? Филарету. Так что анафема и земляков своих очень продуктивно окучил.

— И чем эту продуктивность можно объяснить?

— Покровительством тех, перед кем наша власть цепенеет, как кролики перед удавом. Это было продемонстрировано в полной мере на встрече патриархов в Одессе в 1997 году. Тогда в Южную Пальмиру прибыли Святейший Патриарх Алексий, Святейший Патриарх Варфоломей, Святейший патриарх Илия, высшие иерархи других Поместных Церквей для излечения украинского раскола. Их в Успенском монастыре приветствовал Блаженнейший Митрополит Владимир. Патриарх Варфоломей перед встречей кратко пообщался с журналистами, сказал, что на Украине существует богоотступный раскол, который является трагедией и для человека, в него попавшего, и для народа. Поэтому Вселенская Православная Церковь выступает с призывом ко всем раскольникам возвращаться в спасительное лоно Церкви Христовой, коей на Украине является УПЦ. Патриархи должны были подписать это обращение, раздать журналистам и дать пресс-конференцию. Пошли подписывать в патриаршую резиденцию монастыря. Мы ждем полчаса, час, потом выходят смущенный Константинопольский патриарх, другие иерархи, молча садятся в машины и уезжают в порт на корабль. Что случилось? Скандал. Выясняется, что в патриаршую резиденцию дозвонился посол США в Украине, потребовал к телефону Патриарха Варфоломея, заявил ему, что США, которые содержат Константинопольскую патриархию, на Украине поддерживают филаретовский раскольничий «киевский патриархат», и потребовал никаких обращений не подписывать. Одним звонком сорвал преодоление расколов, причем в циничной и унизительной для Патриарха Варфоломея форме.

— Как к этому отнеслись другие участники встречи?

— Я записал там большое обстоятельное интервью с Патриархом Алексием, оно, кстати, оказалось первым за семь лет, опубликованным в центральной украинской прессе. Касаясь этого инцидента, Патриарх был как-то спокоен, может быть, потому, что солидарные позиции и основные тезисы по расколу были Предстоятелями заявлены перед телекамерами. А вот Блаженнейший Митрополит Владимир был крайне раздосадован, он предложил мне пойти с ним прогуляться по местам его молодости, мы долго гуляли, и он все время что-то рассказывал, но постоянно возвращался к этой встрече. Был очень расстроен. Понять его нетрудно: Блаженнейший, действительно, стремился преодолеть раскол, ставил это своей целью. А тут выясняется, что за церковным разъединением в Украине стоят не только своя родная держимордская мафия, но Большой брат всех свободных народов. А потому стало ясно, что раскол, эта «кровоточащая рана», в Украине осел всерьез, мучительно и надолго.

Кстати, на президентских выборах 2010 года Филарет поставил не на того, агитировал против Януковича, объявляя его «тьмой и неволей», а когда Янукович победил, то куда побежал за защитой? В американское посольство. О чем сам потом и рассказывал: вот власть хотела уничтожить филаретовский патриархат, но его защитило «мировое сообщество» в лице дорогого американского посла. И он не скрывает, а бравирует этим и даже угрожает: дескать, я тут в лесу не один, а с Потапычем.

— И для чего, по-твоему, американцам это все?

— Очевидно, крупные исторические религиозные или полиэтнические сообщества, которых они не понимают и на которые трудно влиять, представляются им потенциально опасными. Поэтому они стараются их фрагментировать, разъединить, поссорить, взять какую-то часть под контроль. Это может быть и православный мир, и славянский, и русский, и исламский — какой угодно. Это, конечно, и РПЦ — крупнейшая Православная Церковь мира.

Американцы — загадочные и поразительные люди. У меня есть приятель прозаик, он когда-то новый жанр придумывал, назвав его романом-провокацией: в нем устами известного политика излагалась острая история одного заговора. И даже издал такую книгу. Я ему хочу предложить написать роман от имени американского посла, который телефонным звонком обращает в бегство патриарха, тасует правительства, протягивает законы, организовывает свержение старой власти и назначает новую, при этом он не только не чувствует никакой ответственности за погибающего маленького украинца, за вымирающие села, разоренные промышленные гиганты и целые отрасли, за разрушение страны и пролитую кровь, но даже и припомнить не может, с каким государственным флагом эти зулусы по своей земле ходят? И все эти истории он излагает между делом, скажем, в своих письмах в Канзас маленькой внучке, которой стремится привить любовь к бабочкам. Роман, собственно, должен быть о любви к бабочкам, ибо это главное для героя. И этот сюжет может быть матрицей для современной истории очень многих стран.

— Задумка любопытная…

— Впрочем, можно предположить и банальную коррупцию. Я когда-то делал интервью с председателем филаретовского ОВЦС Викентием, который рассказывал, что у них целый американский визовый центр был, и они собирали людей, брали с них деньги и под видом филаретовских певчих отправляли в США. Может, отсюда и крышевание американцами раскола. Разумное объяснение тому, как и почему Филарета, который до 60 лет работал на КГБ, отправлял священников-диссидентов в лагеря, боролся с американским империализмом, те же американцы пригрели, найти очень сложно. Но пригрели. Кстати, этим объясняется то обстоятельство, что президент Порошенко отдал филаретовцам на откуп составление своих речей. США ведь лучше знают, что на Украине надо делать и в политике, и в экономике, и в религии. Если они с анафемой — ему и карты в руки. Впрочем, филаретовцы-спичрайтеры — люди недалекие и ленивые, они как слямзили еще у УАПЦ ее аргументацию о том, что нам, как в Болгарии или Албании, нужна «своя» Церковь, что она не должна зависеть от «иностранных центров» и т.д., так все президенты от Кравчука до Порошенко эти мантры и повторяют. Хотя они уже тысячу раз развенчаны и опровергнуты.

— Православной Церкви на Украине было труднее, чем в других постсоветских странах. Соответственно и православная журналистика была под прессом…

— Центральные независимые СМИ как-то могли свою независимость от руководящей линии власти демонстрировать, а региональным всегда было на порядок труднее. Они могли, да и могут работать лишь в фарватере провластной идеологии, потому что финансируются либо властью через местный бюджет, либо толстосумами, контролируемыми той же властью. Поэтому от произвола трудно защищаться. Скажем, «Ровно вечерний» боевики Червония разгромили только за то, что газета перепечатала статьи столичной «Независимости» против раскола. И никто не смог защитить. Киево-Печерская Лавра при позднем Кучме создала документальный фильм «Анатомия раскола» по свидетельствам священнослужителей и верующих. Две части сделали, успели показать их по региональным телеканалам в нескольких областях — вой поднялся до небес. Власти впервые за годы независимости в спешном порядке запретили фильм, дескать, в неприглядном свете выставляет филаретовский раскол. Я спрашивал у запретителей — руководителей Госкомрелигий: ткните пальцем хоть в один кадр, укажите хоть одно свидетельство, где есть недостоверная информация. Указать не смогли, но запретили.

— Сегодня ситуация, конечно, многократно ухудшилась. Пишут, что руководитель религиозного департамента Минкульта Юраш заявил о твоей антиукраинской деятельности, а какая-то журналистка из Укринформа по фамилии Самохвалова требует, чтобы тобой занялась СБУ…

— У нас сейчас всеобщее стукаческое безумие. При Горбачеве доносительство было осуждено как моральное уродство, каким, собственно говоря, оно всегда и было. 30 лет это как-то  тормозилось, а теперь страсть к закладыванию опять охватывает интеллектуальные массы. Все стучат, изобличают журналистов, преподавателей, учителей и друг друга в антиукраинстве, сепаратизме. Возбуждают ненависть, натравливают боевиков, которые громят редакции, избивают и даже убивают журналистов, вот редакцию крупнейшего телеканала в центре Киева едва не сожгли вместе с сотрудниками. Юраш — это молодой религиовед-униат из Львова, который, продолжая традиции воинствующего атеизма, вредит Православной Церкви, как только может. Самохвалова — тоже какая-то крученая униатка. Эта девушка хотела стать журналисткой, униаты повезли ее за границу на учебу. Затем в униатских СМИ набиралась знаний. Чему она у них могла научиться? Только злобе к Православной Церкви. При этом человек ведь так и не узнал главного, а именно: лизать, стучать и писать — это не разные жанры журналистики, это разные профессии. Это еще первокурсникам объясняют. Она научилась лизать и стучать и полагает, что это и есть журналистика. Трагедия.

— Но она объявляет себя верующей УПЦ Московского Патриархата.

— А зачем? Это, что, профессионализма журналисту прибавляет или доверия? Если бы она оказалась мусульманкой, то была бы умнее или глупее, чем есть? Я полагаю, что эта Самохвалова — униатская грязная технология. Это когда барышня на всех перекрестках объявляет себя верующей Московского Патриархата, при этом и о Патриархе, и о Церкви его строчит одни мерзости. Троянская лошадь унии. Это то же самое, если бы какой-нибудь ненавидящий унию Пупкин объявил себя правоверным униатом, поддерживал униатские раскольничьи общины и униатских лжеепископов (есть у нас и такие), именуя их проукраинским патриотическим крылом греко-католиков, которые требуют декагэбизации и декоммунизации унии (изгнание комсомольца Шевчука), разрыва всех связей с руководящим зарубежным подрывным центром (Римом), покаяния за преступления унии перед народом за пролитое в течение веков «море слез и крови», ну, и, наконец, выполнения заветов отцов украинства — Тараса Шевченко и Михаила Грушевского — о том, чтобы об унии в Украине «не чуть було». Еще бы и доносы в СБУ строчил на униатское руководство: не выполняют предначертаний президента о том, что украинские конфессии не должны управляться из-за рубежа. Зрада! И все бы писали, что в унии есть патриотическое, проукраинское крыло во главе с пупкиными и антиукраинское во главе с Шевчуком. Вот такую провокационную карту униато-раскольничья шатия и разыгрывает: дескать, есть истово православные верующие, самохваловы, которые недовольны своей Православной Церковью и даже врагов родины в ней отыскивают!

— Но тебе ведь во врагах не впервой ходить?

— Нет, на врага я не тянул по молодости. В застой враг уже должен был быть матерым, а не желторотым студентом. Но все равно забавно начинать свой творческий путь в тоталитарной державе с «антисоветской» деятельности, которую мне шили в КГБ, а затем нарваться в демократической стране на «антиукраинскую», которую шьют новые «европейские» стукачи — юраши и самохваловы. В будущем году будет уже сорок лет, как меня прямо с университетских лекций на допросы в КГБ забирали. Как и моих товарищей-литераторов. Мы, филологи и журналисты, делали самиздатовский печатный литературный журнал, где публиковали свои опусы, затем еще и рукописный журнал наши однокурсники стали выпускать. Нас накрыли на третьем выпуске, их на втором, всего человек сорок авторов. Прошли обыски, начались допросы, проработки во всех инстанциях. Каждой сестре раздали по серьге: одних в наказание лишили общежития, других выгнали из универа, забрили в армию, некоторых посадили. Всем жизни испоганили. Один мой однокурсник вышел из заключения чуть ли не через десять лет. Но любопытно то, что столько времени прошло, а какая самохвалова написала на нас донос, никто до сих пор не знает.

— А хотелось знать?

— Даже как-то противно об этом думать. Я ведь потом со многими диссидентами познакомился. Даже с великими — Борисом Чичибабиным, Вячеславом Черноволом, Олесем Бердником. С Олесем Павловичем даже путешествовал пару раз и много общался. Я не помню, чтобы кто-то из них о доносчиках вспомнил. Чтобы, скажем, Бердник говорил, что в 1950 его такая-то самохвалова заложила, в 1960 — другая, в 1977 — уже какой-нибудь юраш в его романах антисоветскую «деятельность» обнаружил. Они либо этого не знали, либо брезговали об этом вспоминать. К тому же та репрессивная система могла работать и по принуждению.

— Что ты имеешь в виду?

— Они же стремились как-то надолго жизнь человеку испортить. Ну, написал студент пару крамольных критических подростковых статей о литературе, не о политике. Вы его изобличили, попрессовали год-два-три, отбили желание связываться с самиздатом — отпустите с миром. Нет же. Я был среди тех, кому разрешили закончить вуз (профессура заступилась, благодарная ей память), но вместе с дипломом выдали повестку в армию — на исправление. Я прибыл в свою часть, в леса, через пару месяцев дошло туда и мое личное дело. Начальник штаба вызывает, прочел документы, сопроводиловки — глаза круглые: с такой характеристикой человека и в тюрьму нельзя пускать, а его в Советскую армию направили, святая святых обороны страны! Неблагонадежный, опасный, нуждается в бдительном надзоре. Понятно, что из армии в любом случае не выгонят, а вот на гражданке с таким волчьим билетом еще и не на всякую помойку сторожем возьмут. Вот так мстили за неподцензурное свободное слово. Я через двадцать лет встретился с составителем этого волчьего билета. Он известный человек, весь мир объездил, был замминистра, Украину в ООН представлял. Ничего не забыл, сразу вспомнил, говорит: извини, старик, меня парторг заставил. Парторга, а он стал академиком, главным националистом-украиноведом, тоже кто-то принуждал.

— Наверное, Маркс с Энгельсом?

— Вполне возможно. И вот на этом принуждении по разным поводам они не одну сотню таких «путевок в жизнь» студентам и коллегам накрапали. Не все после нескольких лет жизни в изгойстве, захолустье, «вдали от света и искусства» смогли возвратиться к творческой работе. У меня был знакомый старшекурсник, в армии уже отслужил, человек поразительных знаний, замечательный спорщик. Его исключили, как водится, за какой-то национализм-антисоветизм и выслали на кулички, в глухое село. Я однажды, как Пущин, решил его навестить. Собрал сумку дефицитных тогда книг (Бахтина, Лотмана, Выготского, каких-то философов), чтобы он там не загибался в безмыслии, купил водку-закуску. Добирался целый день: и автобусом, и попуткой, и пешком шел. Там лучшая дорога — бездорожие, а по самой дороге опасно не только ездить, но и ходить — ногу сломаешь. Хата на отшибе, на ледяных ветрах, без забора, ни одного фонаря. В хате огромная печь, которую надо топить и днем и ночью — дом не утеплен, быстро выхолаживается. Супруга — украинская поэтесса, ребенок-младенец в коляске у печи. Нищета, ни телевизора, ни холодильника, связи тоже никакой, позвонить — добирайся в райцентр. Он бодрился, был весел, а мне все это мрачным казалось. Они не жили, а выживали. Он там погиб через год: обзавелся каким-то мотоциклом и разбился. Так что стукачи и вынужденцы становились у нас министрами и академиками, а их жертвы гибли, спивались, бросали творчество, хотя были в сто раз талантливее, умнее и порядочнее своих гонителей.

— Но ведь на Украине все эти годы борются с прошлым: люстрация, декоммунизация?

— А кто борется-то? Я еще двадцать лет назад писал: поскреби любого брызжущего слюной националиста — непременно найдешь сексота или бывшего партийного работника. Дело в другом: вынужденцы — это продукт тоталитарной системы, поскольку донос как-то гарантировал собственное выживание и благополучие. Ведь тогдашние самохваловы и юраши и унию свою НКВД сдали. Что, там тысяча москалей приехала в Галицию доносы на униатских священников писать о подрывной деятельности? Все делали местные. Каждые двое доносили на каждого третьего. Кто доносил, получал индульгенцию: живи, трудись, бди. На кого доносили — отправлялся в лагеря на лесоповал. Но вот с послевоенного времени все сексоты, стукачи, вынужденцы были засекречены, дела — под грифом, сами на подписке или в страхе разоблачения. Я не припомню, чтобы кто-то признался в стукачестве — стыдно. А вот нынешним стукачам, что удивительно, — не стыдно. Ведь в компетенцию и Юраша, и Самохваловой, как госслужащих-бюджетников, проедающих деньги налогоплательщиков, никоим образом не входит поиск шпионов, изменников родины, врагов народа, изобличение их антиукраинской деятельности. Тем более в рабочее время. Для этого у нас есть спецслужбы, где профессионалы именно за это деньги получают. Но у стукачей охота пуще неволи. И они стучат публично, в три горла и с поразительным бесстрашием.

— Почему бесстрашием? 

— Доносить на немолодого уже журналиста — это одно. Тем более, они знают, что ответные доносы никому писать не буду. Шины на Театральную не дотащу — радикулит. А что бы им не заинтересоваться, коли так чешется, какой-нибудь «антиукраинской деятельностью» людей помоложе, поизвестней и посолидней, типа Коломойского, Пинчука или Ахметова? Тоже ведь «медийщики». Думаю, что уже на следующий день после первого писка, в подмоченных подштанниках, и Юраш со всем своим департаментом, и Самохвалова с Укринформом в полном составе будут вязать маскировочные сетки где-нибудь в пыльных окопах АТО и по всем телеканалам хором, со счастливыми слезами на глазах, благодарить любимого Игоря Валерьевича (по Самохваловой, панибратски — Беню) за осуществление долгожданной патриотической мечты!

— А что, шпиономания, действительно, зашкаливает?

— Не зашкаливает, но достает. Я полагаю, что с популярностью покемонов она стремительно пойдет на убыль. Владимир Гройсман пока не запретил госслужащим охотиться на них даже в рабочие часы. И правильно. Я бы поощрял и даже обязывал целый рабочий день отлавливать этих монстриков соревновательно, с подведением итогов. Ведь пользы от всех этих юрашей и самохваловых никакой, а так начнут двигаться, будут здоровее, а времени вредить уже не останется. Конечно, надо каким-то специальным приложением игру немного приспособить к нашим реалиям: перед тем, как поймать покемона, охотник должен на него куда-нибудь настучать, отправить донос о его антиукраинской деятельности. Чтобы юраши и самохваловы чувствовали себя в этой игре, как на любимой работе или в родной унии, — максимально приближенными. Это, безусловно, придаст игре дополнительный азарт и привлекательность. По доносам, кстати, можно было бы отдельные соревнования проводить, отобрать лучшие и издать в том же Укринформе книгой, как когда-то Борхес предлагал в своей «Всеобщей истории бесчестия».

Конец первой части

Радонеж