Размышления над книгой Соломона «Песня Песней». О Суламите (Архимандрит Рафаил (Карелин)

Суламита символически означает душу, познавшую Бога. Мир устами подруг Суламиты зовет ее назад к себе:

Оглянись, оглянись, Суламита; оглянись, оглянись, — и мы посмотрим на тебя. Что вам смотреть на Суламиту, как на хоровод Манаимский? (Песня Песней, 7.1.)

Оглянись, оглянись Суламита, — говорят дети земли, — оглянись на мир с его красотой, опьяняющей сердце. Посмотри на шумные города, кипящие жизнью, на дворцы, стройные как пальмы и украшенные как невеста перед свадьбой; на молчаливые селения, утопающие в зелени, где домики похожи на ладьи, плывущие по изумрудному озеру. Оглянись на своих друзей, ожидающих твоего возвращения с тех пор, как ты покинула наш праздник и скрылась с общего пира.

Оглянись на своих родных, которые становятся для тебя чужими, на родителей, проливающих о тебе слезы как о мертвой. Послушай песни певцов, завораживающих душу как голоса сирен; подивись искусству зодчих, которые возводят башни как столпы, поддерживающие кровлю неба; полюбуйся мастерством ваятелей: они как ювелиры работают над камнем, оттачивая его грани, будто алмазы для ожерелья, и из мраморных глыб делают изваяния, которые кажутся живыми; эти статуи и изваяния звучат в столетиях как гимн вечной юности и красоты. Оглянись на училища, где мудрецы и философы учат о древних тайнах и знаниях, о том, как избежать превратности мира и властвовать над умами людей.

Посмотри на висячие сады Вавилона, которые подняла ввысь женская рука, на пирамиды фараонов, устоявших в битве со временем. Посмотри на космос в его царственном одеянии: днем он облачен в мантию света, ночью закутан в звездную ризу, сверкающую золотыми и серебряными блестками. Посмотри на море, похожее на вечернее небо или темное вино, на корабли, которые как лебеди плывут по волнам, раскинув словно крылья белоснежные паруса.

Посмотри на прозрачные краски зари, похожие на улыбку неба, и на багряное пламя заката, будто раненое солнце окрасило своей кровью небосвод и прощаясь с землей, опускается за горизонт как в могилу. Взгляни на облака, подобные стаям перелетных птиц, которые летят в далекие страны. Послушай песни соловья, похожие на грезы девушки о еще неведомой любви. Посмотри на офирское золото, сверкающее как пламя, и на серебро кавказских гор, похожее на блеск ледников. Посмотри на одинокую пальму в пустыне, которая грустит о неразделенной любви: она плачет по ночам о своем одиночестве и из ее слез струится ручей среди песков. Посмотри на очертание гор, словно художник нарисовал границу между землей и небом, на вершины, устремленные к небу как очи с безмолвной мольбой.

Посмотри на леса, раскинувшиеся на холмах как зеленые шатры; посмотри на стены городов, по которым могут проехать колесницы, на гордые башни, стерегущие сон жителей. Посмотри на источники вод среди скал, словно слезы земли, текущие из их каменных глаз. Посмотри на старейшин народа, собравшихся на совет: их мудрые речи похожи на мед, капающий из сот; на юношей в дорогих одеяниях, на всадников, гарцующих на конях, будто каждый спешит на свидание со своей любимой; на караваны из Аравии, похожие на корабли пустыни, которые переплывают огромные пространства песчаных морей. Оглянись на этот мир, возьми его как чашу с вином, и прильни к этой неоскудеваемой чаше своими устами.

Отвечает им Суламита: я видела не только города, но развалины столицы, заросшие травой, руины дворцов, где хозяевами стали дикие звери, и нашли приют филины и летучие мыши; в подземелья, где хранились сокровища, теперь обитают змеи, будто стражи мертвого царства. Поток времени как разлившаяся река смыл город с лица земли, оставив только камни, поросшие мхом как надгробия, со стертыми надписями о прошлом. Здесь все говорит о бренности мира, о жизни, подобной краткой вспышке света, которая сменяется тьмой как долгой ночью. На месте, где когда-то кипела жизнь — теперь безмолвие; где царь торжественно выходил к народу, теперь только царь пустыни — лев обходит свои владения, и от его рева звери в страхе забиваются в норы. Время наступило на город, обреченный на гибель уже со дня основания, своей железной пятой. Как только были возведены стены, которые казались твердынями, непреодолимыми для врагов, то сразу же началась многовековая осада города невидимым войском: время вступило в борьбу с камнем. Прошли века, зашатались башни, рухнули стены под тяжестью столетий, оставив только груды камней.

У стен города было кладбище, теперь там осталось только несколько плит со стертыми именами. Спросите у мертвых, кто лежит здесь, но могилы не раскроют своих сомкнутых уст, и не раздадутся голоса из-под земли. Спросите их, как ваши имена, кто вы были на земле, и куда вы ушли? Мертвецы безмолвствуют, их души поглотила вечность, а тела — земля. Но я отвечу вам: там лежат те, кто были когда-то такими же, как и мы, кто так же любил, страдал, надеялся, и горевал над обломками своей надежды, как над черепками разбитой чаши. Кто отличит кости царя от его слуги, князя от нищего? Смерть бросила их в могилу, смешала кости и уровняла всех.

Где деяния героев, имена которых записаны в царских книгах и высечены на вершинах отвесных скал как на каменных скрижалях? Они забыты: струны гуслей порвались, как смолкает певучая птица, подстреленная на лету. Я видела оазисы в пустыни, как острова среди моря; но пески, как орды кочевников, завоевали эти земли и отдали их во владение смерти. На месте прежних селений, там, где росли деревья, покрытые густой листвой и цвели сады, теперь холмы песков: словно застывшие волны мертвого моря выплеснулись из своих берегов и залили землю. Последние жители ушли от наступающих песков, как от войска врага, оставив здесь могилы своих предков и память о своих отцах. Вы говорите: посмотри на великолепие земли, на луга, покрытые цветами, но эта красота мимолетна. Покрываются луга цветами, похожими на драгоценные камни; но полевые крины, которые превосходят по красоте своей одежду царей, под прикосновением перста времени превращаются в прах и пепел. Там, где текли полноводные реки, похожие на древние сказания, передаваемые из поколения в поколение, и струились ручейки, звонкие как песни ребенка, — теперь овраги и высохшие русла, словно оскудела кровь в жилах земли. Вы слышите только песни, но они прозвучат и смолкнут, а последней песней человека будет предсмертный стон. Остановите время, поймайте его как птицу, и тогда зовите меня в свой хоровод. Сколько поколений прошло по земле и ушло в землю. Может быть, поляна, на которой вы танцуете и поете, в прошлые века была кладбищем, и вы пляшете на могилах своих далеких предков, попирая их ногами; но пройдет время, и по вашим могилам, уже безвестным и сравненным с землей, будут ступать потомки.

Вы говорите, что пирамиды выдержали бури веков подобно скалам, но их жители — мертвецы, которых не поглотила земля и не приняло небо. Разве победа над смертью — окостеневший труп? Сфинкс стережет пирамиды, как пес — дом хозяина. Когда-то он задавал загадку путникам по дороге к Фивам, что такое жизнь человека, а когда те не могли ответить, то разрывал их на части. Но сам он не может поведать своими каменными устами, что такое смерть и вечность. Вы говорите о любви, но я видела, как земная любовь гаснет, будто свеча от порыва ветра и костер от струй дождя. Я видела, как любовь превращается в ненависть, а ее свет в черное пламя, сжигающее сердце; видела, как те, кто еще вчера клялись в верности, сегодня встретились как лютые враги, кто вчера дарил цветы, сегодня прячет нож в складках своей одежды. Я видела слезы обманутых такой любовью, похожие на кровь, текущую из сердца; я слышала проклятия из уст тех, что недавно шептали нежные слова друг другу о вечной любви. На земле все имеет конец: нет пира, который бы не закончился, нет дня, которого не поглотила бы ночь, нет песни, которая бы не замолкла, нет факела, который бы не погас, нет струны, которая бы не порвалась, нет цветка, который бы не завял. Вы говорите о красоте вечной юности — ее нет. Еще никто не остановил время, не вернул прошедшего мгновенья, не заставил солнце повернуться вспять с запада на восток. Представьте красоту человеческих тел, когда они будут лежать в гробнице, и вы отшатнетесь с ужасом и отвращением. У всех людей один путь: из утробы матери — в утробу могилы. Никто не рождается с улыбкой и не умирает со смехом.

Вы видели на дороге всадника, который спешил на свидание к своей возлюбленной, будто его сердце издалека слышало ее страстный зов. Он гнал своего коня бичом, словно в гущу битвы, чтобы скорее увидеть ее глаза, как два синих сапфира, сияющие влажным блеском от слез любви. Он хотел сказать ей, припав к ее коленам, что ради нее готов не только мчаться всю ночь из Сихема в Иерусалим, мимо логов львов и пещер разбойников, но даже переплыть Чермное море, по дну которого когда-то прошел Моисей.

А я видела другое на этой дороге: не всадника, скачущего на коне, а мертвеца, которого несли на носилках из города в селение мертвых — в последний приют. Его глаза уже не будут видеть ни восходов, ни закатов, ни солнечный свет, ни сияние луны, обходящей как страж ночное небо, где пасутся до рассвета стада звезд. Мертвеца провожают люди не песнями, а плачем, словно каждый из них оплакивает свою будущую смерть. Спросите у мертвого: какое дело ему до дворцов, до великолепных царских колесниц, до башен и крепостных стен, которые не уберегли его от смерти; даже те, кто считали царские дворцы своим достоянием, обменяли их на погребальные пещеры. Смерть приняла мертвеца в свои недра, люди приволокли камень и закрыли вход в пещеру, будто труп может бежать как узник из темницы. Теперь бездыханное тело сделалось добычей червей: они впились в него, стали пожирать как лакомое яство, и оставили только обглоданные блестящие кости, будто камни, которые обтесал и отшлифовал ювелир.

Я странница в этом мире, я плакальщица на вашем хороводе. Первый хоровод устроили наши предки с песнями и плясками вокруг золотого тельца, и за это 40 лет были обречены блуждать по пустыне. Вы опьянены страстью к этому миру, а я любовью к его Творцу. Все разбивает поток времени; вы несетесь на его волнах, сами не понимая этого, а я стою на берегу. Пройдут десятилетия, как поворачиваются страницы книги, земля поглотит нас, как море обессиливших пловцов: позовете ли вы меня тогда из могил плясать в хороводе с вами? Земля и небо — тайные письмена о Боге. Для вас, опьяненных страстями, сам мир стал божеством, тени земли закрыли небо; для меня через видимый мир открывается Бог — как разгадывается притча, как становится явной тайна. Здесь страсть обращается в гной, наслаждение в отвращение, жизнь в смерть, красота в прах. Ваш хоровод — праздник на кладбище и песнь мертвецов над своими могилами. Здесь на земле царит зло, ложь и обман; постоянно только одно — томление духа. Загляните в ваше сердце: нашло ли оно в шумных весельях свой покой? Земная любовь — вино, опьяняющая ум; она ловит призраки и хватается за пустоту.

Вы говорите мне, что мир прекрасен, но если тень Божества так прекрасна, то как прекрасен должен быть Его свет — этот свет ищу я во мраке мира. Мир — творение Божества, но он истерзан грехами человека, он истекает кровью, он отдан двум жестоким повелителям: времени и смерти, они обращаются с ним как со своим рабом. Рядом друг с другом, как неразлучные двойники — жизнь и смерть, красота и увядание. Если бы даже этот мир был так прекрасен, как лгут вам ваши страсти, и прекраснее еще в тысячу раз, то я не променяла бы на него свою любовь к Богу.

Как пролетает ветер, так бесследно проходят радости этого мира. Вы ищете счастья там, где властвует время и смерть, а я ищу Того, Кто стоит над временем и смертью; Его свет, льющийся из вечности, озаряет мой путь. Мир обещает счастье, но взамен дает страдания и томление духа; мой Жених обещает страдания, но дарит счастье, сокровенное от мира. Телесная красота превращается в тлен, а духовная раскрывается все больше в своей неисчерпаемой глубине и великолепии. Я нашла счастье, которое не исчезнет как тень, не скроется как ночной вор, и не обманет как сновидение.

Вы говорите о песнях земли. Но умолкнет соловей, увянет роза, плакальщицы придут в дом, куда в подвенечном платье когда-то входила невеста, и сядут у гроба, в котором лежит старуха, с морщинистым, заостренным лицом, закутанная в саван. Заступ и лопата могильщика уже приготовили для нее новое подземное жилище.

Нет дома в городе, из ворот которого не выносили бы мертвеца; нет улицы и переулка, по которым не прошла бы черной лентой похоронная процессия; нет двора, которого не оглашали бы вопли о умерших; нет семьи, где никто не одевал бы траур о своих близких и родных; нет города и селения, из которых дорога или тропа не вели бы к кладбищу.

Позовите мертвых в свой хоровод, может быть, гниющие трупы возьмут друг друга за руки, а черепа пропоют веселые песни о радостях земли: если они ответят на ваш зов, тогда окликните меня.

Ваше веселье — полет однодневного мотылька. В руках человека веретено, с раскручивающейся нитью: один конец ее — рождение, другой — смерть. Окончится нить, оборвется жизнь, остекленевшие глаза уже не увидят небо, и земля сузится до нескольких аршин могилы. Такое ли счастье вы сулите мне, подруги?

karelin-r.ru