Омилия

Муж напрокат

Есть у меня знакомая — немолодая одинокая женщина, которая не упускает случая оказаться в объятьях чужого мужа. Не мне судить её — я слишком хорошо знаю о её страданиях. Но я сострадаю её горю и потому хочу помочь ей и другим, подобным ей, выпутаться из нескончаемого кошмара. Мне больно даже помыслить о её половой жизни — так она страшна, бессмысленна и бесперспективна.

Когда-то мы с ней беседовали об этом, и я говорила, что позволить себе принять чужого мужа в качестве своего (пусть на время) — это значит отказать в ожидании тому, кто действительно может стать твоим, а это путь в никуда. Муж напрокат — не малая победа, а великое поражение, ибо лишает женщину морального права на семейное счастье — т. е. лишает её подлинной жажды единственного любимого (его и только его!). Уж не говоря о том, что на чужом горе, на присвоении чужого, своё счастье строить не годится.

Пред вами Кактус, будьте осторожны!
Своей свободы он – большой ревнитель.
Его цветком назвать уж очень сложно,
Скорей, он – фауны безвестный
                                 представитель.

Колюч, как ёж, экзотик царства Флоры
И равнодушен к влаге сантиментов.
Не преминет в пылу борьбы иль ссоры
Иголками поранить оппонентов.

Случайно оказалась Роза
В букете полевых цветов.
От небывалого курьёза
Побагровел ее покров:

- Да как же я, царица флоры,
Могу быть в окруженье тех,
Чьи примитивные узоры
Лишь вызывают жалкий смех?!

(на украинском)

І сум, і вечір, небо сіре,
Немов сховалися зірки,
В холоднім плескоті ріки
Шукаю спокою і миру...

Шепоче вітер із вербою,
Шовкове листя теремтить...
Стою чекаючи на мить
Твого зітхання над водою.

Он крепко держал её руки
В надёжных и сильных руках,
И даже в час горькой разлуки
Был рядом - всего в двух шагах.

Он в сердце не знал расстояний -
Молитвой над пропастью нёс.
Тревожный покров ожиданий
Срывал он сиянием звёзд.

Мы тихо строим "коммунизм",
Возводим город-сад...

Глядим на мир сквозь тусклость призм,
Сквозь душ немытых смрад...

Мы жаждем рая на земле,
Забыв о чистоте...

Полонез Огинского звучит –
С родиной прощается маэстро...
И душа, как теплый воск свечи,
Тает вновь от музыки чудесной.

Слезы – бусинки смахнув с лица,
Под напев знакомый и печальный
Вспоминаю своего отца,
Дом родительский
в сторонке дальней.

Я искала повсюду Тебя, Богоматерь,
Торопилась по жизни, боясь не успеть,
И стелила мне осень венчальную скатерть,
И бросала под ноги «успенскую» медь.

Я искала, и в круге скалистого рая,
Где титаны – с пещерами вместо глазниц,
Пред Тобою, Владычица Бахчисарая,
Я припала, склонив свою голову ниц.

Повенчала с Тобой нас Успенская осень,
Мою душу и Твой Мариампольский лик,
Пусть судьбу разукрасила частая проседь,
Я успела – и в сердце открылся родник.

От автора: Истории про мать Конкордию могут показаться авторским вымыслом. На самом деле они абсолютно правдивы и прототипы героев реально существуют. Автор лишь скомпилировал ситуации так, чтобы извлечь максимальную пользу для читателя при сохранении краткости рассказов. Именно так все и происходило на глазах автора в теперь далекие 90-е годы, когда так называемая Шаталова пустынь не только плодила мракобесие, но и приносила немалые духовные плоды. Таких добрых монахинь «сарайного пострига» еще много осталось на Руси, и многие из них действительно спасаются в ангельском чине, принося немалую пользу окружающим.

Мать Конкордия уже несколько дней пребывала в состоянии глубокой задумчивости. Этим состоянием она была обязана недавней поездке к подруге. Вера, так звали в миру подругу матушки Конкордии, не так давно приняла постриг с именем Домны. Она всегда отличалась деловой хваткой и целеустремленностью. Теперь, став монахиней, она взялась за восстановление одного сельского храма.

Пёс лакает жадно воду
Из канавы на лугу -
Озорной и беспородный.
Я - мешком лежу в стогу.

Порезвись, лохматый, вволю!
Распахнись, моя душа!
Лес задумчивый да поле,
И в копилке – ни гроша.

Не красней стыдливо, небо,
Каясь, руку протяну.
На, дворняга, ломтик хлеба,
И повоем на луну…
 

Не хами мне, смешной человек…
Не услышишь ответного хамства.
Я из тех “недобитых калек”,
Что прощают без тени лукавства.

Я из тех, кто готов умереть
За твоё потеплевшее завтра.
Не хами мне разгневанно впредь,
Оттого что несчастлив и загнан.

Я из тех, кто подставит щеку
Под кулак, не скривившись от боли.
Боль всегда на крестьянском веку –
Словно сор, разгулявшийся в поле.

Не хами мне, я жил и живу,
Не приемля съедающей ссоры.
Я из тех, кто влюблён в синеву
И в шептанье листвы на просторе!
 

Стекают молча ручейки моих грехов
В реку дарованных для покаянья лет.
На небесах сияет красками рассвет,
А на душе лежит еще ночной покров.

Ромашки кланяются солнцу на лугу,
И на опушке леса иволга поет,
Да шалью белой над водой туман плывет.
Душа в смятенье созерцает красоту.

Шумят колосьями пшеничные поля,
И небо каплями течет по василькам.
Весь мир – таинственный величественный храм,
С восторгом слушаю, как молится земля.

Природа кротости невиданной полна
И признаёт одну Божественную власть,
А мне б под тяжестью гордыни не упасть.
О берег плещется задумчиво волна.

Стекают молча ручейки моих грехов
В реку дарованных для покаянья лет.
Я так хочу увидеть, Господи, рассвет,
Сними с молящейся души ночной покров.

8.08.2012 г.

 Несем мы крест свой – по юдолям,
и твой - не легок, мой - тяжел,
Одно безверие неволит,
И безнадежность обожжет.

И каждой тропки путь тернистый
Казалось, так тяжел, что смоль
Покроет время тучей мглистой
Что и не вынести всем боль.

Что и не выплакать – сомненья,
И не напеть здесь гуслей звон,
И грошик вынув - для размена,
Подаришь нищему - как стон

Как сто прощений, что проходишь
Ты мимо боли той – кремень!
Вот так же точно хороводит
В просторах сердца злая лень.

И вроде даришь всем улыбки,
Но что в улыбке – только миг!
О, как же, Боже, в свете зыбки
Потуги наши – только крик

Стоит от них по злым трущобам,
А как же хочется – любить!
А вот никак – одна хвороба
Все норовит любовь вершить…

Мир изменчив: наша плоть стареет,
Сохнут реки и седеют горы,
Шлют печаль осенние аллеи,
Ждут зимы – цвести ещё не скоро.
Что казалось вечным, важным – ранит,
Устремляя хищный взор подлога…

Не прервёт цветенья, не увянет
Только сердце, любящее Бога.

9.02.2011 г.

Ты стучал — я открыла дверь,
И прокралась с Тобою скорбь.
Ты сказал мне: «Не бойся, верь!
Я на просьбы о помощи скор».
— В чём, скажи мне, моя вина?! —
Я кричала, а Ты молчал
И ушёл, но осталась она,
В моём доме найдя причал.
И покой привыкшая красть,
Скорбь хозяйкой вошла в мою жизнь,
Я роптала, терпя её власть,
Ты шептал мне во снах: «Держись!»
И роптать на воровку устав,
Понемногу смиряясь, потом
Приняла я её устав,
А она… вдруг покинула дом.
Я с нахалкою свыклась — бред!
— Ты куда?! — с губ сорвался крик.
Да к тому, — раздалось в ответ, —
Кто к покою в судьбе привык!
Не воровка я — добрый друг,
Разрушающий тихий тлен,
А терпенье — спасательный круг
В море скорби и перемен!..

 Сыновья растут, как деревья,
Что посажены в саду с молитвой.
Их красивые, тяжелые ветви
Выдержали не одну битву.

С морозом, градом, ветрами,
С нападением тли и бабочек.
Плечи их прикрыты шатрами,
С обилием молодых яблочек.

Стоят деревья богатырями,
Задумчиво пожимают плечами.

Сыновья хлопают дверями,
Бегают по саду с мечами.

Мальчики растут, как деревья,
 Быстро и терпко, с горячими сердцами.
И уходят в мир, хлопнув дверью.
И возвращаются домой со слезами.
 

Пресветлый образ — «Умиление»,
Нежней и трогательней нет.
Опущен взгляд — само смирение,
Любовь и кротость, чистый свет.

И две руки, что накрест сложены
На пресвятой Её груди…
Дрожат ресницы глаз встревоженных
О предстоящем впереди.

Он там, под сердцем богоизбранным,
Под непорочным и святым.
Придёт дать бой порокам низменным
И помощь грешникам простым.

Ну, а пока, весь мир к погибели
Неслышной поступью идёт…
А в скромной девичьей обители
Под сердцем Девы зреет Плод.

Ты ждёшь, Невеста Неневестная,
Того, Кто смерть разрушит Сам.
И будет боль, и муки крестные,
И вознесенье к Небесам.

Но всё же, радуйся, Пречистая!
Благая Дева — Бог с Тобой!
Дверь в Горний мир, Звезда лучистая,
Над всем живым покров святой!

31.07.12

Я хотел играть на фортепьяно.
Для того, чтоб пианистом стать,
Приходилось каждый день и рьяно
Гаммы и арпеджио играть.
Я старался – не сложилась дружба
С инструментом этим у меня,
И решил, что фортепьяно нужно
На баян скорее поменять.

На баяне стал я заниматься,
Но скажу: задача нелегка
Пальцами по кнопкам бегать, братцы,
Да ещё растягивать меха.
Может, не судьба быть баянистом?
Инструмент и труден, и тяжёл.
Было б лучше, чтоб на гитариста
Обучаться в школу я пошёл.

На гитаре кнопок нет и клавиш,
Струн у инструмента только шесть,
В уголок любой её поставишь,
И друзья всегда окажут честь.
Стал учиться, а на пальцах – раны,
Не возьму никак аккорд с «баре»…
Нет, ребята, проще – барабаны,
Обучусь «ударной» я игре.

Кроме папы, мамы, брата
В нашем доме друг живёт:
Он усатый и хвостатый –
Это Тихон – рыжий кот.

Прибыл тёпленький комочек
Вроде бы, недавно в дом.
Скоро Тишка вырос очень,
Стал красавчиком–котом.

И в еде, и в резвых играх,
Как и весь кошачий род,
Хищные повадки тигра
Тихон с гордостью несёт.

Что бы ты в дому не делал,
Осторожен будь и знай:
За углом – охотник смелый,
Так, что рот не разевай!

От когтей уйти сумей-ка! –
Точен хищника прыжок.
Держит в тонусе семейку
Полосатый наш дружок.

Но бывает ласков котик,
Нежно песню проурчит:
Значит, опустел животик,
Хочет рыбку получить.

Мама, папа, я, братишка –
Очень любим мы кота.
Поселилась бы без Тишки
В нашем доме ску – ко – та! 

1

Я – малая, ничтожная частица
Единой Вечности, которой имя – Бог,
И сколько б веку моему ни длиться,
В дыханье Вышнего он – краткий вдох.

И, будучи владельцем многих знаний,
Мой ум остался бы безмерно мал,
Что капелька в безбрежном океане,
Пред Разумом, который мир создал.

Я – искра, отлетевшая от Света,
И, чтобы снова слиться с Ним в поток,
Из чаши истин Нового Завета
Духовной нищеты1 б испить глоток.

1Духовная нищета – смирение.

2

Во мне – отец Адам и матерь Ева,
И оживают в памяти моей
Эдемский сад и плод запретный древа,
Где притаился искуситель-змей.

Я помню, как бессмертие теряя,
Сходили души праотцев в Шеол1,
Как снова обрели блаженство Рая,
Когда Спаситель в бездну к ним сошёл.

Во мне – Христова плоть и кровь живая,
Но каждый раз, когда служу грехам,
В душе, прельщённой ими, оживает
Из Рая Богом изгнанный Адам.