Жохи и лохи

Антиквар Борис Семенович Жохов, более известный под заслуженно полученным прозвищем Жох, коротал вечер за книгой. Однако вовсе не за детективом или романом, как это в обычае у людей заурядных, иначе говоря, у лохов. Практичный Жох считал чтение подобных книжек бесполезным времяпровождением. И, если сам брал в руки книгу, то лишь такую, которая представляла для него деловой интерес.

Вот и сейчас он перечитывал «Историческое описание приходов Михайловской епархии», изданное в 1901 г. в Санкт-Петербурге. Книга эта являлась весьма редкой, так что даже в областной библиотеке была лишь в единственном экземпляре. Впрочем, у Жохова имелось свое, весьма богатое собрание книг по истории Михайловской епархии. Прежде они принадлежали Якову Ефимовскому, некогда сотруднику городского музея, а затем — владельцу первой в Михайловске антикварной лавки. А после убийства старого антиквара недалекие наследники за бесценок продали Борису Жохову всю его библиотеку. В том числе — и «Историческое описание приходов Михайловской епархии». Оно уже много лет было настольной книгой Жоха, благодаря чему через его руки прошли многие ценные иконы из закрытых и даже действующих храмов области. Многие, да не все. Сколько их было, например, в Свято-Лазаревской церкви его родного города Михайловска! Как минимум, полтора десятка, не считая тех, которые могли находиться в алтаре. «Успение Пресвятой Богородицы» 18 века, в серебряном окладе с эмалевыми венцами, «Святитель Николай Чудотворец» конца 17 века, образ великомученика Димитрия Солунского с житийными клеймами... Все эти иконы были написаны изографами некогда знаменитой наволоцкой школы, восходившей своими традициями к мастерам Московской Оружейной палаты...по преданиям, к знаменитому «царскому знаменщику» Федору Зубову^[1]. Причем эти ценнейшие иконы висели в храме совершенно открыто, вперемешку с дешевыми подокладницами^[2] работы безвестных и бездарных богомазов начала ХХ в. Похоже, настоятели Свято-Лазаревской церкви просто-напросто не понимали, какими сокровищами они владеют. Хотя это хорошо понимал кое-кто другой... Поэтому Свято-Лазаревскую церковь не раз пытались ограбить. В том числе кое-кто из знакомцев Жоха... Однако все эти попытки кончались одним и тем же: украденные иконы возвращались в церковь, а воры попадали за решетку. Словно некая сила хранила от них Свято-Лазаревский храм. Но что это за сила? И есть ли она на самом деле?

Пытаясь разобраться в этом, антиквар Борис Жохов в очередной раз перечитывал любопытную историю о том, как Свято-Лазаревскую церковь пытались ограбить в первый раз.

* * *

«В 1862 году в Свято-Лазаревскую церковь проник беглый солдат Иван Лобаев. Дождавшись конца всенощной, он спрятался в приделе Святителя и Чудотворца Николая. Когда же храм был закрыт, святотатец вошел в алтарь и, забрав оттуда сребропозлащенные сосуды, попытался выбраться через окно, однако был удержан на подоконнике незримой силой и пребывал там всю ночь до утра, пока его не обнаружили пришедшие в храм сторож и звонарь. Однако снять его с подоконника удалось лишь после того, как был отслужен благодарственный молебен перед иконой Святителя Николая Чудотворца, ибо в тот день совершалась его память. С тех пор образ Святителя Николая, находящийся в приделе Свято-Лазаревской церкви, почитается, как чудотворный».

Жохов усмехнулся, представив себе незадачливого вора, всю ночь простоявшего на церковном подоконнике, согнувшись в три погибели. Занятная сказочка! И горазды же попы сочинять всякие небылицы про чудеса и знамения, ради того, чтобы наполнить собственные карманы! Да заодно сэкономить на сторожах и сигнализации. Одно слово, жохи! Но разумному человеку смешно верить подобным байкам. Ведь разве этот Иван Лобаев был настоящим вором? Немуеха, баклан^[3]! Впрочем, и его нынешние последователи были не умней. В самом деле, стоило ли работать так грубо? Взламывать церковные двери, пилить оконные решетки... А то еще хуже: ночью по пожарной лестнице лезть в церковь через колокольню, связывать бабок-сторожих и срывать с икон серебряные оклады, не догадываясь, что главная ценность — в самих досках^[4]! Вот и попались, и сами в том виноваты. Нет, тут нужен иной подход — разумный, деловой, без всяких, так сказать, чудес.

И тут Жоха осенило. А что если использовать поповскую уловку против самих же попов? Они твердят о чудесах... Что ж, будет им чудо! Да еще какое! И тогда настоятели всех храмов епархии сами распахнут перед Жохом двери своих церквей. Не догадываясь о том, что их просто-напросто одурачили. Вот это будет чудо так чудо!

* * *

На другой день, за час до всенощной, в Свято-Лазаревскую церковь вошел неброско, но хорошо одетый человек средних лет. Подойдя к свечному ящику, он вынул из пухлого бумажника новенькую пятитысячную купюру и поинтересовался:

— Какие у вас самые дорогие свечи? Дайте их мне... штук двадцать. Нет, сдачи не надо. Возьмите это на храм. Где тут у вас...ну, куда деньги на церковь кладут?

Потрясенная щедростью незнакомца, свечница Ольга, отложив в сторону любимую книжку о православных чудесах двадцатого века, сама бросилась указывать ему местонахождение кружки для пожертвований. А затем удивленно смотрела, как тот походит к каждому подсвечнику, стоящему перед иконой, водружает на него свечу, и истово крестится.

— Это кто такой? — поинтересовалась у Ольги уборщица Елизавета, одинокая старуха лет семидесяти, по примеру благочестивых жен древности проводившая в храме целые дни, с утра до вечера. И при этом весьма падкая на всевозможные новости и сплетни, которые она собирала так же усердно, как пчела — цветочный нектар. А потом пересказывала другим. Это было любимым занятием старушки — ведь, ловя на себе удивленные взгляды слушателей, она не так остро чувствовала свое одиночество и никчемность...

— Да кто его знает? — прошептала Ольга, наклоняясь к уху Елизаветы. — Представляешь, свеч на две тысячи купил! Да еще столько же в кружку бросил. Видать, крутой какой-то. А может, он даже из мафии будет...

— Надо же! — умиленно всплеснула руками уборщица. — И бандюгана Господь к Себе призвал! Вот ведь чудо-то какое! Слава Тебе, Господи!

Тем временем незнакомец прошел в придел...и вдруг замер, как вкопанный, перед старинным, потемневшим от времени образом Святителя Николая Чудотворца, словно увидел что-то странное. Он простоял так довольно долго. А потом, будто придя в себя, поставил на подсвечник перед иконой все оставшиеся у него свечи и торопливо вышел из придела. Похоже, он был до крайности чем-то взволнован.

— Кто тут у вас самый главный? — дрожащим от волнения голосом спросил он свечницу Ольгу, едва успевшую юркнуть за свой прилавок. — Могу я его увидеть?

— Это батюшку-то? — переспросила Ольга, встревоженная странным поведением незнакомца. — Отца Андрея? Он скоро должен прийти. Вы сможете его подождать?

— Конечно, конечно. — горячо уверил ее незнакомец. — Вы скажете мне, когда он придет? Я должен срочно с ним поговорить. Это крайне важно. А я пока... Выходит, это был он... Он...

И он снова, словно объятый глубоким раздумьем, направился в придел, к иконе Святителя Николая.

— Чего это с ним? — заговорщическим шепотом спросила Елизавета, которая уже успела подняться в церковную трапезную и рассказать о странном незнакомце и регенту Диодору Борисовичу, и алтарнику Диме, и псаломщице Зое, и прочим работникам и работницам Свято-Лазаревской церкви. И теперь горела желанием поскорее поведать им о дальнейшем развитии событий... и в очередной раз оказаться в центре всеобщего внимания.

— Не знаю... — в тон ей ответила Ольга. — Странно... Уж не чудо ли какое-то с ним случилось?..

— Вот оно как! — обрадовалась старушка-уборщица и истово перекрестилась. — И с бандюганами Бог чудеса творит. Слава Тебе, Господи!

* * *

Вскоре в храм явился настоятель. Жох без труда догадался об этом. В самом деле, кто, кроме настоятеля, мог так резко распахнуть церковную дверь и при этом не позаботиться о том, чтобы она закрылась тихо, почти беззвучно? Впрочем, он не спешил выйти из придела навстречу священнику. Пусть их встречу подготовят другие. И точно — до чуткого уха Жохова донесся взволнованный шепот Ольги:

— Свечек накупил...самых дорогих...целых полпачки. А, как увидел нашу икону Святителя Николая, сказал, мол — это он. И что он с Вами хочет поговорить...срочно. Да вот и он сам, батюшка...

* * *

— Это Вы хотели поговорить со мной? — обратился протоиерей Андрей к человеку, неподвижно стоявшему перед старинной иконой Святителя Николая. Тот вздрогнул, словно очнувшись от глубоких раздумий, и обернулся.

— Да, это я. — глухо, дрожащим от волнения голосом, произнес незнакомец. — Святой отец...батюшка... я хотел бы исповедаться. Прямо сейчас. Я заплачу, сколько хотите. — Он вновь обернулся к иконе, озаренной мерцающими огоньками свечей. — Выходит, это был он... Он...

Возможно, окажись перед отцом Андреем другой человек, священник отказал бы ему. В самом деле, с какой стати он настаивает на немедленной исповеди? Что за срочность? Ведь к исповеди надо подготовиться. Поэтому пусть придет послезавтра, к началу Литургии, или хотя бы дождется конца вечерни. Однако на сей раз отец Андрей не мог отказать. И дело было отнюдь не в том, что незнакомец намеревался щедро заплатить за свою блажь. В его словах скрывалась некая тайна. Именно она привела этого человека в храм и возбудила в нем желание немедленно исповедаться. Причем, похоже, что эта тайна была как-то связана с иконой Святителя Николая, почитавшейся за чудотворную еще с позапрошлого века, когда оный святой помешал некоему вору ограбить Свято-Лазаревский храм... Правда, с тех пор в Михайловске не случалось никаких чудес. По крайней мере, ни один из настоятелей городских храмов не может похвалиться тем, что у него в церкви произошло какое-нибудь чудо. Исключением станет лишь отец Андрей...

Священник вынул из кармана мобильный телефон:

— Отец Виктор! Ты где сейчас? Слушай, у меня тут срочное дело. Так что вечерню служить тебе. Бросай все, бери такси и приезжай! Чтобы через десять минут ты уже был тут! Понял?!

Мог ли он знать, что человек, стоявший перед иконой Святителя Николая, готов был расхохотаться от услышанного. Сработало! Этот поп, ловец людей, как последний лох, попался на поповскую же приманку. Иначе говоря, поверил в чудо, придуманное Борисом Жоховым. Что ж, на каждого лоха находится свой жох. Но кто способен обставить жоха? В самом деле, кто?!

* * *

Уже на следующий день все церкви Михайловска облетела новость о совершившемся чуде. Причем, по мере распространения из храма в храм, она обрастала все новыми и новыми любопытными подробностями. Будто бы известному в городе антиквару Борису Жохову, по слухам, не гнушавшемуся даже скупкой краденого, не то во сне, не то в видении явился сам Святитель Николай Чудотворец, гневно обличил его и призвал к покаянию, угрожая в противном случае небесной карой. А в подтверждение своих слов дал грешнику некое устрашающее знамение, после которого насмерть перепуганный Жох сразу же побежал в Свято-Лазаревскую церковь и слезно покаялся перед тамошним настоятелем, отцом Андреем, обещая отныне вести исключительно праведную жизнь. И посвятить остаток своей жизни служению Господу.

Кто-то умилялся этой новости. А кто-то и скептически хмыкал, сомневаясь не столько в возможности чудесного явления святого, сколько в вероятности покаяния такого жоха, каким слыл михайловский антиквар. Однако за первым чудом последовала целая цепочка новых чудесных событий. Да еще каких!

И первым из них стало то, что антиквар Борис Жохов передал в дар Михайловской епархии две иконы конца 17 века из собора разоренного в двадцатые годы Наволоцкого Успенского женского монастыря. Это событие тут же стало достоянием прессы. И на первых страницах городских и даже областных газет появились статьи под броскими заголовками: «Антиквар передал Церкви ценные иконы», «Бескорыстный дар», «Возвращенные святыни». Разумеется, не обошлось и без фотографий, на которых Борис Жохов вручал пожертвованные иконы епископу Михайловскому и Наволоцкому Михаилу и в свой черед получал от него архипастырское благословение. Однако падкие до сенсаций журналисты пошли дальше, решив выяснить, что за чудо подвигло михайловского антиквара на столь беспримерный и бескорыстный поступок. После чего в тех же газетах появился новый цикл публикаций, где повествовалось о явлении Борису Жохову Святителя Николая Чудотворца, причем с такими подробностями, словно авторы статей сами были очевидцами этого экстраординарного события. В итоге Жох прославился на всю Михайловскую область не только, как благотворитель и жертвователь, но и как человек, с которым произошло чудо. Да еще какое! Это не какую-нибудь там летающую тарелку с зелеными человечками на борту или ихтиозавра на пригородном пляже по пьяни увидеть... Нет, здесь совсем другой случай — стопроцентное, истинное, подлинное чудо, которое происходит не с кем попало, а лишь с избранными людьми!

О чуде, случившемся с Жохом, читали по всей Михайловской области. А еще дольше судили и рядили о нем. И потому мало кто обратил внимание на крохотную заметку, появившуюся в областной газете в то же самое время или чуть позднее. В ней сообщалось об аресте прежде неуловимой преступной группы Игоря Котлова, занимавшейся так называемым «лесосплавом»^[5]. Иначе говоря, кражами икон. Причем в последнее время воры, поверив в собственную безнаказанность, настолько обнаглели, что грабили не только пустые дома и заброшенные церкви, но даже действующие храмы. Во время следствия выяснилось, что с недавних пор они стали сбывать добытое не местным антикварам, а их конкурентам из соседней Вологодской области. Разумеется, похищенные иконы были возвращены туда, где находились прежде, а воры и их заказчики получили по заслугам. И никому было невдомек, что эта маленькая заметка имеет самое непосредственное отношение к пресловутому «чуду о Борисе Жохове». Точнее сказать, является ключом к разгадке истинной сути оного чуда!

* * *

А тем временем чудеса продолжались. Борис Жохов начал быстро, можно сказать, стремительно воцерковляться. Он не пропускал на одной службы в Свято-Лазаревском храме и молился так истово, что отец Андрей дивился силе его покаяния. Разумеется, священник усердно наставлял Жохова в заповедях Божиих, ибо считал себя в ответе за его спасение. Ведь как-никак, именно к нему этот человек пришел после совершившегося с ним чуда: значит, Сам Господь избрал отца Андрея ему в духовные отцы... Похоже, сам Жохов был того же мнения и постоянно обращался к настоятелю Свято-Лазаревского храма то за советом, то за благословением:

— Батюшка, а Вы не могли бы научить меня читать по-церковнославянски? — однажды смиренно попросил он отца Андрея. И священник, удивляясь, с чего бы это вдруг его духовному сыну вдруг взбрело в голову подобное желание, тем не менее, лично дал Жохову первый урок церковной грамоты.

То, что произошло затем, потрясло отца Андрея до глубины души. Едва он показал Жохову буквы церковнославянской азбуки и после этого раскрыл перед ним Псалтирь, предложив попрактиковаться в чтении, как раб Божий Борис бегло и без единой ошибки в ударении одолел первый псалом, затем второй... А ведь священник по личному опыту знал, что научиться правильно читать по-церковнославянски не так-то легко. Сколько раз его покойный предшественник, отец Владимир, строго выговаривал ему за ошибки в чтении! Правда однажды, на Рождество, будучи в веселом расположении духа, старый протоиерей доверительно признался «Андрюше», что некогда и сам, еще будучи мальчишкой-иподьяконом, за подобную ошибку сподобился замечания не от кого-нибудь, а от самого легендарного епископа Нифонта, возглавлявшего Михайловскую епархию в середине шестидесятых годов, и известного своей бескомпромиссностью и грубоватой прямотой:

— Вышел я, значит, в Великую Субботу читать паремию...самую последнюю, помнишь, про царя Навуходоносора и золотой истукан. — добродушно улыбаясь в седую окладистую бороду, рассказывал отец Владимир. — Ну, думаю, сейчас я ее как прочту! Так прочту, что все позавидуют! И возьмет меня тогда Владыка к себе в иподьякона^[6]... а там через годик-другой и дьяконом сделает. Вот я и начал, громко, по-протодьяконски: «В лето осмонадесятое сотвори Навудохоносор царь тело злато...»^[7] И вдруг слышу из алтаря тихий голос Владыки Нифонта:

— Навуходоносор...

Что такое? — думаю. Может, я поторопился? И начал я сызнова: «...сотвори Навудохоносор царь тело злато...»

А из алтаря опять...уже погромче:

— На-ву-хо-до-но-сор...

Вот искушение! Читаю снова: «...сотвори Навудохоносор...» И тут Владыка как грянет на весь собор:

— Не Навудохоносор..., а На-ву-хо-до-но-сор! Снимай стихарь, пентюх, и вон отсюда!^[8]

Все! — решил я. — Пропала моя головушка! И дернула же меня нелегкая мечтать об иподьяконстве! Вот и домечтался... теперь выгонят меня из церкви взашей!

Да только Владыка Нифонт был хоть и скор на гнев, да отходчив...простил меня. А через два года рукоположил во диакона. И при этом напутствовал меня словами:

— Ну, служи исправно и нелицемерно...На-ву-хо-до-но-сор...

Вспомнив рассказ старого протоиерея, отец Андрей сходил на клирос за книгой, где были напечатаны тексты церковных служб Страстной Седмицы. И отыскав последнюю паремию из Богослужения Великой Субботы, попросил Жохова прочесть ее. К изумлению священника, тот без запинки прочел весь текст, ни разу не исказив неудобочитаемое имя древнего ассирийского царя. Это окончательно уверило отца Андрея — он стал свидетелем очередного чуда. В таком случае, человеку, с которым оно произошло, самое место на клиросе. Пусть дар, полученный им от Бога, послужит к прославлению Господа!

Вскоре Борис Жохов, облаченный в стихарь, уже бойко читал на середине храма Апостол и шестопсалмие. А в Свято-Лазаревскую церковь потянулись любопытные прихожане из соседних храмов, чтобы посмотреть на счастливца, сподобившегося нового чуда. Точнее, на избранника. Ведь не может быть, чтобы человек, с которым произошло столько чудес, не был избран для некоего высшего служения! И наверняка в недалеком будущем это откроется...

Тем временем обнаружилось, что Борис Жохов обладает и немалой практической сметкой. Он заметил, что крыша Свято-Лазаревского храма проржавела насквозь, и на собственные деньги приобрел где-то новенькую кровельную жесть. После этого начался ремонт церковной крыши. И вот тут-то открылось, для какого именно высокого служения был избран раб Божий Борис Жохов!

* * *

Все началось с восхождения на колокольню. Потому что на чердак Свято-Лазаревского храма можно было проникнуть лишь по узкой, крутой лестнице, ведущей на средний ярус колокольни. Именно там находилась чердачная дверь. А колокола висели выше, на верхнем ярусе, под самым шпилем.

Отец Андрей с Борисом Жоховым совершили это восхождение, чтобы осмотреть состояние церковной крыши и определить объем предстоящих ремонтных работ. Однако путь на чердак им преградила самая настоящая баррикада из картонных коробок, ящиков, старых ведер, дырявых кастрюль, между которыми виднелись то отслуживший свой век веник, то полуистлевший валенок, то стоптанный ботинок без шнурков. Тут же стоял самодельный, грубо сколоченный стеллаж из некрашеного, плохо обструганного дерева, на котором, сложенные друг на друга, громоздились какие-то черные доски. А по соседству с ними красовался заляпанный голубой краской эмалированный ночной горшок с торчащей из него засохшей кистью. Все это было покрыто густым слоем пыли и белесыми пятнами птичьего помета: самая настоящая свалка!

— Да что за безобразие! — громко возмутился отец Андрей, наступив на осколок фарфорового блюдца, хрустнувший под его каблуком. — Помойку в храме устроили! А если, не дай Бог, сюда пожарная инспекция нагрянет, что тогда? Штраф за чужое разгильдяйство платить?! Сегодня же велю, чтобы весь этот хлам отсюда выбросили!

Тем временем наблюдательный Жохов взял с полки одну из черных досок, пригляделся... И под густым слоем копоти и пыли различил изображение женского лика, очертания фигуры... Да ведь это же икона!

— В самом деле икона. — равнодушно произнес отец Андрей, увидев находку Жохова. — Видимо, от какой-то умершей старухи осталась. Так часто бывает — умрет бабка, а родственникам ее иконы не нужны. Вот, чтобы не выбрасывать, и тащат их нам. Правда, сейчас все больше софринский новодел^[9] приносят, а старые иконы антикварам продают. Короче, на Тебе, Боже, что нам негоже... Да и это старье не лучше: какая в нем ценность? Только место занимают. Сегодня же велю их сжечь...

— А если их отреставрировать? — задумчиво спросил Жохов, продолжая внимательно рассматривать найденную икону.

— Овчинка выделки не стоит! — махнул рукой отец Андрей. — Вряд ли тут есть что-то стоящее. Вон, у нас в храме полно старых икон: хоть их бы поновить! Так ведь реставрация таких денег стоит! Да и кто этим займется?

— Я займусь, батюшка! — неожиданно воскликнул Жохов и склонился перед священником, не выпуская из рук своей находки. — Благословите!

* * *

Вскоре по Михайловску пронеслась новость об очередном чудесном событии: Борис Жохов закрыл свою антикварную лавку. Точнее, преобразовал ее в мастерскую по реставрации икон, пригласив туда на работу своего давнего помощника — бывшего музейного реставратора Петра Кашина и кое-кого из его собратьев по кисти, даровитых, но безвестных и бедствующих, а потому не отличавшихся особой щепетильностью в выборе источника заработка. Что до самого Жохова, то он взял на себя обязанности администратора и эксперта.

Мастерская носила говорящее само за себя название: «Преображение». И точно: несколько «черных досок», спасенных Жоховым с чердака Свято-Лазаревского храма, были возвращены отцу Андрею полностью преображенными. Точнее сказать, переписанными заново. Поскольку, по словам Жохова, отреставрировать их было невозможно. Зато теперь они выглядели как новенькие...и весьма благолепно.

Надо сказать, что в Михайловске не было ни одной мастерской, где бы занимались реставрацией икон. Поэтому к Жохову потянулись люди, желавшие узнать, возможно ли подновить оставшуюся от предков икону. Поначалу они шли робко. Поскольку полагали, что реставрация обойдется очень дорого. Однако, к их изумлению, расценки в мастерской были вполне приемлемыми...точнее, более чем приемлемыми:

— Что Вы, что Вы! — горячо уверял Борис Жохов очередного посетителя, возводя бегающие глазки к висевшим в красном углу приемной иконам, перед которыми висела пузатая медная лампадка с искусно вставленной внутрь лампочкой от елочной гирлянды. — Разве можно на Божием деле наживаться? Грех это. Господь накажет... А сами-то Вы крещеные? Для православных у нас еще и десятипроцентная скидка... Ну вот и слава Богу, значит, для вас дешевле сделаем! Да потом еще и у батюшки Вашу иконку освятим! У какого батюшки? Да у отца Андрея, настоятеля Свято-Лазаревского храма — знаете такого? Он мой духовный отец. Замечательный батюшка, прямо-таки настоящий старец. Вот и фотография его на стене висит — видите? Это мы с ним на приеме у нашего Владыки Михаила, благословение берем. Между прочим, и эта мастерская с благословения открыта — как же Божие дело без благословения делать? У нас тут все, как положено, по благословению...

Молва о необычной мастерской, где с благословения и во славу Божию (вдобавок, недорого!) реставрируют иконы, прокатилась по всей Михайловской епархии. Разумеется, снова не обошлось без вмешательства вездесущего «писучего племени», и в городских и даже областных газетах опять замелькали статьи о Борисе Жохове и интервью с ним. Между прочим, в одном из таких интервью Жохов блеснул эрудицией и упомянул об иконописцах наволоцкой школы. И ушлые журналисты тут же объявили его продолжателем и возродителем традиций оных мастеров. После чего к Жохову валом повалили заказчики, желавшие не только отреставрировать старые иконы, но и заказать новые.

Да и как иначе?! Ведь с тех пор, как Православие перестало быть гонимой верой, демонстрировать свою принадлежность к этой вере и следовать ее традициям стало, в некотором смысле, модно. Вон сколько членов правительства, знаменитых актеров и актрис, и прочих знаменитостей, не сходящих с телеэкрана, на Пасху стоят в храме со свечкой в руке, венчаются, крестят своих детей! А всем известно, что на венчание нужны специальные «венчальные» иконы. Когда же в семье рождается ребенок, следует непременно заказать мерную икону, дабы святой покровитель дитяти всегда находился рядом с ним и хранил его от бед и зол^[10]. Опять же, у кого нет житейских проблем? А от каждой проблемы помогает соответствующая икона, лучше всего писаная, в писаных иконах благодати больше... Хочешь мира в семье — повесь в доме образ святых мучеников Гурия, Самона и Авива — сварливые муж и свекровь сразу угомонятся! Чаешь сделать пьющего мужа трезвенником — приобрети икону святого мученика Вонифатия или Иоанна Воина...а то и обе сразу! Чтобы защититься от злого человека, обзаведись иконой Божией Матери «Злых сердец Умягчение», а если у недоброжелателя еще и дурной глаз, то на такого одна управа — образ Священномученика Киприана и мученицы Иустины. Неудивительно, что все скорбящие и обремененные подобными проблемами шли за нужными иконами к тому же Борису Жохову... Да только ли они одни?!

Чиновники из городской и областной администрации заказывали в его мастерской иконы, предназначавшиеся в дар епископу Михаилу и высокопоставленным гостям из других областей...и даже из самой столицы! От них не отставали бизнесмены, убежденные в том, что для более успешного ведения дел следует украсить свой офис иконой, причем такой, о которой известно — она «помогает». Лучше всего — образом Святителя Николая, покровителя «в море плавающих», и потому наверняка способного в трудный час помочь им выйти сухими из воды, в придачу спрятав все концы в ту же самую воду...

Особой популярностью среди тех, кто держал в руках бразды правления градом Михайловском, пользовался образ его небесного покровителя — Архангела Михаила. За его основу была взята икона начала 18 века, написанная наволоцким мастером Василием Матвеевым, во иночестве Вассианом. На ней Архистратиг Небесных Сил был изображен на фоне панорамы тогдашнего Михайловска, словно страж, бдительно хранящий вверенный ему город. Однако изографы Бориса Жохова, следуя духу времени и желанию именитых заказчиков, изображали Архангела Михаила на фоне современного Михайловска. Точнее, его административных зданий. В придачу, «с предстоящими» в лице губернатора, мэра и прочих высокопоставленных городских и областных чиновников, облаченных в древние византийские одежды. Именно такой образ внушительных размеров в свой срок украсил холл городской мэрии. А уменьшенный список с этой иконы мэр Михайловска Виктор Кружилин лично презентовал Владыке Михаилу в день его Ангела — 21 ноября. В свою очередь епископ подарил мэру образ его святого покровителя — мученика Виктора, написанный там же, в мастерской Бориса Жохова...

Заказы из епархиального управления и от настоятелей храмов Михайловска Жохов начал получать почти одновременно с заказами от чиновников. И потому во всех городских церквях он стал «персона грата»^[11]. Еще бы! Ведь все: от настоятелей до последней храмовой уборщицы знали его, как благотворителя, реставратора, возобновителя традиций северной иконописи. Мало того — как друга самого Владыки, непременного почетного участника всех архиерейских трапез... Неудивительно, что Жохова принимали с подобающим почетом. Тем более, что он, следуя своей традиции, брал за реставрацию икон весьма скромную плату:

— Что Вы, что Вы, батюшка! — успокаивал он очередного настоятеля, сетовавшего на скудость средств. — Разве на Божием деле можно наживаться? Как там преподобный старец Серафим говорил: «собирайте себе сокровище духовное в ломбард небесный». Кстати, а нет ли у вас на чердаке или на колокольне икон? Ну, которые уже свой век отслужили...зачем Вам это старье? Лучше отдайте его мне. А я Вам еще на пять процентов скидку сделаю...ради благого дела!

Постепенно в каждом храме Михайловска появились иконы из мастерской Жохова: написанные в строгом византийском стиле, сияющие позолотой и свежими красками. Как же убого по сравнению с ними смотрелись закопченные, потрескавшиеся от времени старинные образа! Да они просто безмолвно вопияли о необходимости реставрации! А пресловутая «академка»^[12] с пухлощекими кудрявыми ангелами, напоминающими купидонов, и румяными лупоглазыми архангелами, похожими на деревенских парней, таращащихся в объектив впервые увиденного ими фотоаппарата^[13], казалась чем-то вопиюще неканоничным и неблагочестивым.

— Вот что, Борис Семенович. — сказал однажды настоятель Свято-Лазаревского храма, отец Андрей, переводя взгляд с Казанской иконы Божий Матери, написанной в мастерской Жохова, на висевшую рядом с ней икону Богородицы «Всех скорбящих Радосте» академического письма. — А не могли бы Ваши художники переписать заново вот эту икону? Сделать ее...- священник замялся. -... поправославнее. Да заодно не мешало бы и «Великомученика Димитрия» поновить. А то он совсем обветшал — аж краска осыпается. Никакого благолепия! А ведь у Владыки Михаила глаз зоркий, любой непорядок примечает! Не ровен час... Ну как, возьметесь?

Священник заискивающе смотрел на Жохова, ожидая ответа. Еще бы! Ведь за короткое время его духовный сын вознесся на недосягаемую высоту в церковном мире Михайловска. Он прослыл другом Владыки Михаила и получил за свои труды на благо Церкви несколько архиерейских грамот! И на владычных трапезах занимал куда более почетное место, нежели настоятель Свято-Лазаревского храма, протоиерей Андрей... Однако Борис Жохов, похоже, не забыл старую дружбу:

— Хорошо, батюшка! — произнес он, почтительно склоняясь под благословляющую десницу отца Андрея. — Благословите!

...К назначенному сроку отреставрированные иконы вернулись в Свято-Лазаревский храм. Но никто не заметил, что это были не те иконы. А всего лишь их копии, искусно выполненные на досках соответствующего размера и толщины, которым умельцы из мастерской Жоха придали соответствующий «старинный» вид. Зато как был счастлив отец Андрей, увидев, что иконы теперь выглядят благолепно и сияют свежими красками! И как ликовал Жох, убедившись, что не ошибся в своих расчетах. Свершилось! Теперь все ценные иконы из михайловских храмов — в его руках!

* * *

По правде говоря, Жох не ожидал, что ему так легко удастся одурачить этих попов! Поскольку он считал их еще теми жохами...подстать себе. Но вместо этого они оказались редкостными лохами. Ведь они поверили россказням Жоха о якобы случившемся с ним чуде, которое обратило его к вере и покаянию. После чего принялись наставлять «кающегося грешника» на путь истинный, дивясь и умиляясь быстроте его воцерковления и страстному стремлению творить Богоугодные дела. Не догадываясь, что человек, якобы всецело предавший себя их духовному руководству, на самом деле искусно играет ими самими.

Жох рассчитал каждый ход в своей игре. Внедриться в Церковь, не возбудив ничьих подозрений — даже среди тех, кто, возможно, знает о его темных делишках, и стать в ней своим человеком. Как же помогли ему в этом знания, некогда полученные от Якова Ефимовского! Ведь именно он в свое время ознакомил Жоха с Богослужебным уставом, с житиями святых, с основами иконописи, и с церковнославянским языком, считая, что все это пригодится его молодому помощнику, если он захочет преуспеть в профессии антиквара. Старик был прав: вот его уроки и пригодились...

А какая шумиха поднялась, когда Жох презентовал Владыке пресловутые старинные иконы из Успенского монастыря! Хотя на самом деле это были всего-навсего подделки, мастерски сработанные Петром Кашиным, поднаторевшим в изготовлении такого рода копий. Но эти лохи опять приняли обман за чистую монету...позабыв известное со школьных лет изречение о пагубных дарах лукавых данайцев^[14]. Зато Жохов добился своего: ему окончательно поверили. Ведь от человека, бескорыстно возвратившего Церкви некогда принадлежавшие ей святыни, не ожидают никакого подвоха. Тем легче было Жоху устроить подвох ничего не подозревавшему отцу Андрею! Да еще какой подвох!

О том, что на чердаке Свято-Лазаревского храма хранятся какие-то старые иконы, Жохов узнал от тамошней уборщицы, одинокой старухи Елизаветы, которая готова была выболтать любому внимательному и участливому слушателю все известные ей церковные сплетни. Она же рассказала Жоху и о том, что по весне в церкви протекает крыша, и так уже который год подряд, видать, у батюшки денег на ремонт нет... Разумеется, Жохов мог сам подняться на колокольню, осмотреть находящиеся там образа и выяснить, нет ли среди них чего-нибудь стоящего. Однако ему нужны были совсем другие иконы...хотя путь к ним и лежал, так сказать, через церковный чердак. Поэтому сметливый Жох по дешевке купил на металлобазе кровельную жесть и подвиг настоятеля на ремонт крыши. Но как же ловко он тогда навел отца Андрея на разговор о реставрации икон! После чего, не кривя душой, мог уверять посетителей своей мастерской, что отрыл ее с благословения настоятеля Свято-Лазаревского храма. И это было чистейшей правдой, крохотной правдой, на которую так легко клюют доверчивые лохи!

Мастерская принесла Жохову немалый доход. Ведь среди икон, которые попадали в нее на реставрацию, встречались старинные и ценные образа. А их недалекие хозяева, прельстившись десятипроцентной скидкой, доверчиво отдавали их Жоху, получая обратно... копии. Мало того — кое-кто из заказчиков, недовольный тем, что прабабкина икона слишком уж темная и лики святых на ней уж больно суровы, просил переписать ее «поярче и повеселее». Или охотно соглашался на предложение Жоха обменять ее на новую икону, более подходящую для украшения интерьера квартиры. Ох уж эта людская глупость — неиссякаемый источник доходов и благоденствия для жохов!

Однако эти иконы были лишь малой частью того богатства, на которое зарился Жох. Вот только заполучить его было гораздо сложнее. И все-таки Жохов нашел нужный подход. Точнее, три слова: «благолепие», «единообразие», «каноничность», с помощью которых он чаял в недолгом времени прибрать к своим рукам все ценные иконы в епархии. Теперь, на примере отца Андрея, Жох воочию убедился, насколько безотказно они действуют. Неканоничная икона подлежит переписыванию. Потемневшая от времени — приданию ей надлежащего благолепного вида. И со временем подобное преображение ожидает все прочие иконы в храмах — так сказать, для единообразия! Сперва — в Михайловске, потом — и во всей Михайловской епархии. Благо, никто не помешает Жоху осуществить задуманное: ведь он вовремя устранил конкурентов из Вологодской епархии, а в придачу — переметнувшегося к ним своего бывшего поставщика Игоря Козлова. Вряд ли они догадались, что их сдал именно Жох. Так что он доиграет свою игру до конца...и это будет беспроигрышная игра жоха против лохов!

* * *

Надо сказать, что Владыка Михаил не зря слыл человеком наблюдательным. После очередной службы в Свято-Лазаревском храме епископ похвалил отца Андрея за рачительное отношение к иконам. Что до Жохова, то он удостоился гораздо большей чести:

— А сейчас я предлагаю поднять бокалы за уважаемого Бориса Семеновича Жохова, известного своими неустанными трудами по благоукрашению наших храмов! — возгласил Владыка Михаил во время праздничной трапезы. — Многая лета!

— Многая лета! Многая лета! Мно-о-о-о-огая ле-е-е-ета! — нестройным хором отозвались вслед за соборным протодьяконом все сидевшие за столом священники.

На следующий день спозаранку в мастерскую Жоха позвонили настоятели двух городских церквей с просьбами отреставрировать у них старые иконы. Жохов охотно откликнулся на них...и в итоге стал владельцем нескольких образцов наволоцкой иконописи, дорого ценившейся у зарубежных коллекционеров. Тем временем ему позвонил настоятель еще одного храма...

Так началось триумфальное изъятие Жохом из церквей Михайловска старинных икон...причем совершенно открыто, из-под носа, если не сказать, с благословения ничего не подозревавших тамошних настоятелей. Жох на правах хозяина являлся к ним и, произнося глубокомысленные речи о «каноничности, благолепии и единообразии», одну за другой забирал на реставрацию все древние и ценные иконы, заменяя их копиями. После чего продавал подлинники нужным людям, которые, в свою очередь, известными им путями переправляли «доски» за границу. А сам подсчитывал барыши.

Менее чем за полгода Жох преобразил иконы во всех церквях Михайловска. Теперь на очереди были храмы Михайловской области. Правда, в Свято-Лазаревской церкви еще оставалось пара-тройка икон не самого высшего уровня^[15]. Да образ Святителя Николая...тот самый, слывший чудотворным. Сколько раз Жохов мог без труда заполучить его в свои руки! Но все-таки он, не веривший ни в Бога, ни в черта, оттягивал этот момент! Его забавляла глупость попов. В самом деле, у них из-под носа тащат ценные иконы, а эти лохи не замечают этого. И где же их хваленые чудеса?! Перевелись?! Что ж, тогда Жох устроит им чудо! Менее чем через месяц, на день памяти Святителя Николая Чудотворца, в Свято-Лазаревском храме будет служить Владыка Михаил. Но ни епископу, ни настоятелю, никому из священников и прихожан даже в голову не придет, что они молятся не перед подлинной чудотворной иконой Святителя Николая, а перед ее копией, подделкой, изготовленной в мастерской Жоха. Как же он посмеется над всеми этими лохами, верящими сказочкам про чудеса!

* * *

...Поздно вечером, за три недели до того дня, когда празднуется память Святителя Николая Мирликийского, Жох ехал к себе домой из Свято-Лазаревского храма. А на заднем сиденье его машины, упакованная в черный полиэтилен, лежала икона Святителя Николая. Та самая, чудотворная. Как он и ожидал, отец Андрей охотно согласился с тем, что к предстоящему празднику в честь Святителя Николая его образ нуждается в реставрации. И сам вынул икону из киота и бережно передал в руки Жоха...

Дома Жохов распаковал свою добычу и водрузил ее на старое плетеное немецкое кресло, стоявшее у письменного стола. А сам отправился на кухню, чтобы вскипятить чайник. Пока вода грелась, Жох стоял у окна, глядя на город, уже погрузившийся в ночную тьму, и на полную луну, которая пялилась на него с неба, словно удивляясь, как ловко он в очередной раз облапошил простофилю-священника! Что ж, не впервой!

Жох усмехнулся, налил себе чаю и с чашкой в руках направился в комнату. И вдруг замер на пороге, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Он поднял голову и едва не выронил из рук чашку. Потому что на него в упор смотрел...Святитель Николай Чудотворец! Жох отпрянул. Но бородатый старец с иконы не спускал с него строгого, испытующего взора, от которого у Жоха мороз пробежал по коже... Неужели это ему не чудится? Тогда...что же это?

Впрочем, уже в следующий миг антиквар вспомнил о существовании известного художественного приема... Как видно, человек, написавший эту икону, владел им в совершенстве. И нарисовал Святителя Николая так, чтобы казалось: он смотрит на тебя в упор. Но какое в этом чудо?! Грош цена всем этим чудесам, если святой, которого эти лохи-православные называют великим чудотворцем, не смог уберечь свою икону от загребущих рук Жоха!

— Да кто ты такой против меня? — с усмешкой обратился Жох к изображенному на иконе Святителю Николаю. — Кто ты такой? Лох ты, вот кто!

...В тот вечер Жох уснул безмятежным сном победителя, уверенного в завтрашнем дне. Мог ли он знать, что назавтра, приехав в свою мастерскую, будет арестован? Неудивительно, что случившееся повергло Жоха в смятение. И этот человек, доселе не веривший ни в Бога, ни в лукавого, впервые в жизни подумал: уж не случилось ли с ним настоящее чудо?

* * *

Однако никакого чуда тут не было. Разоблачить и арестовать Жоха помогла одна из бандеролей, которые директриса Михайловского музея изобразительного искусства Эвелина Марковна Райхер периодически получала от знакомых сотрудников одного западноевропейского художественного музея. На сей раз в бандероли оказался каталог аукциона, который вскоре должен был состояться в той стране. Среди лотов, выставлявшихся на торги, были всевозможные произведения искусства. В том числе и несколько старинных русских икон, в которых Эвелина Марковна узнала произведения мастеров наволоцкой школы. Более того, эти иконы были ей знакомы. Вот только где же она могла их видеть?

Пытаясь ответить на этот вопрос, маститая директриса вспомнила, как когда-то ее покойный учитель, старший сотрудник музея Яков Ефимовский составил каталог старинных северных икон. Причем не только музейных, но и тех, которые находились в действующих храмах Михайловска. А Лина Райхер, в ту пору еще недавняя выпускница института, помогала ему в работе. Она фотографировала иконы. А Яков Ефимовский составлял их полное и подробное описание. И хотя с того времени прошло уже почто тридцать лет, их совместный труд сохранился. Сопоставив данные из обоих каталогов, встревоженная директриса позвонила в милицию...

Делом занялся Интерпол. Выставленные на аукцион иконы изъяли, и экспертиза подтвердила их тождество с иконами из каталога, составленного Яковом Ефимовским и Эвелиной Райхер. А все участники пресловутого «лесосплава», включая и Бориса Жохова, была арестованы. В итоге михайловский антиквар оказался в тех самых местах, куда он в свое время отправил своих незадачливых конкурентов...

Разоблачение и арест Жоха вызвали шумиху в местной прессе. И журналисты, еще недавно на все лады восхвалявшие благотворителя и продолжателя традиций северных иконописцев Бориса Жохова, теперь гневно именовали его святотатцем, волком в овечьей шкуре и даже новым Тартюфом^[16]. А то, что этого жулика наконец-то удалось вывести на чистую воду, объясняли чудом, совершившимся от иконы Святителя Николая Чудотворца из Свято-Лазаревского храма. Ведь Жох был арестован именно после того, как посягнул на его чудотворный образ! Значит, его покарал сам Святитель Николай!

Об этом новом чуде долго судили и рядили по всей Михайловской епархии. Однако со временем оно стало забываться. Оно и неудивительно: ведь и то забыли, о чем вчера говорили...

...И тут из ИК №... в Михайловское епархиальное управление поступило письмо от группы заключенных. Точнее, прошение о регистрации во оном исправительном учреждении православной общины. И первой под ним стояла подпись... Бориса Жохова!

ПРИМЕЧАНИЯ:

^[1] Федор Зубов — знаменитый художник 17 века, «знаменщик», т.е. руководитель царских иконописных мастерских Московской Оружейной палаты, автор росписей кремлевских соборов и ряда икон. Существование на Севере иконописной школы, восходящей традициями к его творчеству — авторский вымысел.
^[2] Подокладница — жарг. — дешевая икона, на которой тщательно выписывалось только то, что не было скрыто окладом (лики и руки).
^[3] Баклан — жарг. — мелкий, неумелый воришка.
^[4] Доски — жарг. — иконы.
^[5] Лесосплав — жарг. — кража и сбыт ворованных икон.
^[6] Иподьякон (иподиакон, нар. — «поддьякон») — церковнослужитель, который во время Богослужения прислуживает епископу. Иподьякон носит то же облачение, что и дьякон (помощник священника), но, в отличие от него, опоясывается орарем крест-накрест.
^[7] Здесь на церковнославянском языке цитируется фрагмент из ветхозаветной книги пророка Даниила (Дан. 3, 1). По-русски это звучит так: «царь Навуходоносор сделал золотой истукан...» Паремия (множ.- паремии) — фрагмент из Священного Писания (чаще из Ветхого Завета), читающийся на Православном Богослужении и имеющий смысловую связь с празднуемым в этот день событием.
^[8] Реальное событие, имевшее место в Архангельской епархии в те годы с одним из тамошних Владык, епископом Н (Ф.). Правда, иподьякон читал другую паремию и никак не мог правильно прочесть имя «Еммануил». Реакция архиерея была именно такой.
^[9] То есть, иконы, изготовленные на церковных заводах в подмосковном городе Софрино.
^[10] Мерная икона — икона, написанная на доске в размер человека на время его рождения, с изображение святого, в честь которого он назван в Святом Крещении. Традиция эта имеет вековые корни. А вот любопытная цитата из Википедии: «во время Таинства Крещения священник может положить образ на аналое и разместить рядом с купелью. Тогда, во время троекратного обхождения вокруг купели, крещаемый и восприемники также обходят и вокруг иконы. Так в начале духовной жизни человека принимает участие и его святой».
^[11] Латинский афоризм, которым обозначают желанного, почетного гостя.
^[12] Академка — жарг. — иконы Х1Х в., написанные в реалистической манере, напоминающей западную живопись.
^[13] Об академической живописи крайне резко отзывался Святитель Игнатий Ставропольский (см. письмо № 304 из его писем мирянам: «о картоне Б-и»). Вот характерный фрагмент из этого письма: «...некоторый кучер, видный, но очень ограниченного ума, поступив ко мне в услугу, сам мне сказывал: «я был натурщиком в Академии семь лет, в такой-то церкви такая-то икона писана с меня». Он исчислял иконы, для которых служил оригиналом, которых не хочу наименовать, этого да не стерпит мое сердце! Но вот причина глупых глаз на иконе: она — верный портрет статного кучера с глупыми глазами!»
^[14] «Бойтесь данайцев, (и) дары приносящих!» Этот афоризм, как и другое известное выражение: «троянский конь», заимствован из поэмы древнегреческого поэта Гомера «Одиссея». Не сумев взять город Трою осадой, греки, в знак примирения, подарили его жителям гигантскую деревянную статую коня. Доверчивые троянцы привезли подарок в свой город. А ночью из брюха статуи вышел отряд прятавшихся там воинов — и Троя пала.
^[15] Высший уровень — жарг. — ценная икона.
^[16] Тартюф — герой одноименной пьесы («Тартюф, или Обманщик») великого французского драматурга 17 в. Ж-Б. Мольера. Имя его стало нарицательным для обозначения лицемера, скрывающего свои злодеяния под личиной набожности.