Вы здесь

Западня

Он думал, что все уже прошло: и обида, и злость. Но как только увидел Коренастого на улице, понял, как ошибался. Прошло полгода, а подступило к горлу, словно было вчера. Коренастый шел прямо на него. С каждым мгновением все ближе и ближе. Вот уже четко различимо как раздуваются при дыхании крылья носа, - как у быка; как резко взмывают и опадают ресницы при моргании, - парень как пружина. Кажется, коснись его и ударит током. Уверенный, сильный, быстрый. Застучало в висках. Лоб покрыла испарина. Сердце гулко застучало. Вадим понял, что испугался: вдруг все повторится как в тот раз, - то, что сейчас день и вокруг люди - слишком слабая защита. Если что случится, никто и не вмешается. Но возродившаяся обида и злость заставляли как можно спокойнее идти навстречу обидчику. Он даже дерзко смотрел Коренастому в лицо. Вот до него три шага, два, один, они едва не касаются друг друга локтями, и проносятся мимо. Вадим оборачивается. Коренастый нет, - продолжает так же резко ритмично мчаться по запыленному тротуару. Выходит он его не узнал. Забыл.

Наверняка, таких как Вадим у него было десятки, а может и сотни. А может узнал, да побоялся выдать себя - промелькнуло в голове и стало приятно, что его, Вадима, может боятся тот, кто надругался когда-то. Вадим обрадовался, что может прямо сейчас выдать Коренастого милиции, но потом резко осекся, и снова оглянулся. Коренастого с трудом можно было различить в толпе: только черная спина еще маячила вдалеке. Вадим вдруг подумал, что может навсегда отпустить его, и тогда все пропало; тогда он никогда не сможет выдать его милиции. Это так испугало, что он кинулся бежать за обидчиком.

Спина становилась все крупнее и отчетливее, - можно было уже прочесть ярко-красную надпись на футболке. И Вадим уже было замедлил шаг, чтобы не выдать себя, но парень, словно почуял погоню, резко свернул за угол и куда-то пропал. Как сквозь землю провалился! Вадим в панике озирался. Кинулся к трамвайной остановке - нет. Заглянул за ларек - нет. Пробежал сотню метров вперед - нигде не видно. Вернулся назад и в отчаянии сел на скамейку, что стояла у памятника непонятно кому. Упустил! Какой же я баран! Упустил! Надо было сразу его хватать и кричать, чтобы вызвали милицию. А если я обознался? Если это не он?

Вадим лихорадочно перебирал все события той ночи, по крупицам восстанавливал и перепроверял внешность. Только бы не ошибится! Только бы его найти вновь! В тот раз Вадим допоздна задержался на работе, - начальник попросил оформить срочный заказ; да еще нужный троллейбус долго не шел, а маршрутки всё были не те и не туда. Так что домой Вадим уже возвращался в первом часу ночи. Эта была та редкая ночь, какие Вадим любил: алюминиевая полнотелая луна мерно заливала пустынную улицу, и казалось во всем мире существуешь только ты да бескрайние звездные просторы, что раскинулись высоко над головой. Было необычно легко и радостно, словно тело стало невесомым и с каждым шагом все выше и выше поднимается к небу. Усталость и раздражение, что осели за день на сердце, ушли, и хотелось петь. Может поэтому он и не заметил поначалу парней, что преградили ему дорогу?

- Мужик! Дай закурить!  - коренастый парень с переломанным носом и шрамом над верхней губой казался нереальным, чужым для этой дивной ночи. За ним маячили еще три парня с горящими голодными глазами. Вадим смотрел на них и никак не мог взять в толк, кто они и что хотят от него. - Ты что обдолбанный?! Курить говорю есть? Вадим, наконец-то, понял, о чем говорят и отрицательно кивнул головой.

- Не курю! Хотел пройти мимо, но мощный неожиданный удар сбил его с ног. Стали пинать, ударили головой об асфальт. (Он потом долго удивлялся как только кости остались целы?!). Потом двое держали его, а третий спешно обшаривал карманы: вытащил мобильник и бумажник, вывернули сумку на тротуар. Затем резко отскочили и, громко гогоча, стали удаляться по улице. А Вадим с минуту лежал еще на земле, боясь подняться, и только, когда убедился, что грабители отошли подальше, не спеша поднялся и стал отряхиваться от пыли. Ошупал саднящие ребра, нос, лоб, - на руке отпечаталась кровь, но все вроде было цело, если не считать пару садин да разбитые губы. Стал поспешно собирать бумаги в сумку обратно, - ее они не взяли, - то ли не понравилась, то ли решили не возится с ней. Мобильный легче продать, пожалуй. Хорошо хоть ключи от квартиры да проездной в кармане пиджака были - подумал Вадим. Только сейчас до него дошло, что его избили и ограбили, и он бросился искать обидчиков. Добежал до конца улицы, заглянул на остановку, в ночной магазинчик, что призывно светился окнами; оббежал несколько темных дворов. Прям как сейчас, - подумал Вадим, - и так же, как сейчас, упустил. Он уже было хотел уйти, но тут Коренастый вышел из магазина с пачкой сигарет в руках.

Остановился. Достал сигарету, зачем-то покатал ее немного губами; и небрежным широким взмахом руки поднес зажигалку. Вадим встал. Он готов был вгрызться в глотку обидчику и растерзать его. Сейчас-то я тебе не дам уйти - злорадно ухмыльнулся Вадим, но Коренастый вдруг посмотрел на него, задержал взгляд, - что-то мелькнуло в его глазах странное. Глаза как у волка - пронеслось в голове, и Вадим испугался, невольно отшатнулся назад, и тут же постарался сделать вид, что кого-то высматривает в толпе у светофора. Коренастый рассеяно отвел взгляд, швырнул сигарету на асфальт и размашисто пошел по улице. Он, похоже, так и не вспомнил Вадима. Да и куда ему помнить? Это же не он мучался ночами от мысли, что тебя остригли как овцу, и могут остричь еще и еще, если захотят. Это же не он в ту ночь не спал, а Вадим просидел до утра на кухне. Цедил остывший чай и смотрел как стремительно светлеет ночь за окном. Его тогда трясло от страха, и от злости, и от досады. Хотелось совой вылететь на улицу и стелится в бесшумном полете в поисках обидчиков, найти их, набросится и клевать, клевать, клевать, рвать когтями до смерти. До смерти! Чтобы знали, как нападать на него. Но от этих мыслей, в конце концов, стало еще горше: Вадим знал, что даже если бы эти парни прямо сейчас возникли у него в кухне, совсем беззащитные, он растерялся и ничего бы не сделал. Просто потому, что страшно. Вот и сейчас было страшно. Страшно от этого взгляда, каким одарил его Коренастый, - вдруг все-таки вспомнит, а? И Вадим колебался и переступал с ноги на ногу, а потом сорвался и спешно нагнал парня, и едва сдержался, чтобы не налететь на него и не дышать в затылок, а мирно идти, якобы ему нет никакого дела до окружающих. И страх постепенно отступил. Снова захлестывала ярость, снова хотелось стать совой или тигром и набросится на Коренастого, топать его и рвать. Благо они сейчас один на один, - и как знать кто кого одолеет! тот раз повезло Коренастому, на этот должно повезти Вадиму. Он вдруг вспомнил, - у него в сумке есть небольшой перочинный ножик, - если что сгодится. Но тут же себя одернул: разве можно быть таким же как и они, эти отморозки? Чем же он тогда будет лучше, если нападет с ножом на обидчика? Лучше дойдем до угла и я нападу на него и сдам милиции - подумал Вадим. И даже повеселел от этой мысли. Он уже представлял как Коренастого в наручниках везут в отделение, как потом будет суд, как его посадят, но тут же осекся. Он точно так же мечтал в те дни после ограбления; и так надеялся, словно то заявление, что подал в милицию, само по себе уже способно схватить и покарать преступника. Вадим с каким-то непонятным удовольствием, предвкушая месть и расправу, проходил тогда и освидетельствование у судмедэксперта, и ходил на допросы, отвечая на подчас странные (как ему казалось) вопросы. И все ждал и ждал звонка из милиции, что грабителей поймали и будут судить. Он понимал: мобильный и деньги не получит назад. Тут главное было моральное удовлетворение оттого, что ты отомщен, что больше такое никогда не повторится. Даже мыслей не допускал о том, что Коренастый со своей бандой уйдут от правосудия! Он не верил тому, что сказал в день приема заявления дежурный о том, что грабителей будет трудно, почти невозможно, найти, - все равно что иголку в стоге сена искать. Да и где искать? В таком огромном городе парней с переломанным носами сотни, если не тысячи, и половина из них коренастые, и треть со шрамом над губой. Игра в рулетку. И все же это не мой случай. Их найдут - успокаивал себя Вадим. Но уверенность постепенно отступала. Дни, сменялись неделями, недели месяцами, а вестей все не было. Потом вдруг позвонили и сообщили, что дело приостановлено, так как не могут найти грабителя. И сердце ушло в пятки. Вадима словно ударили мешком по голове: он не мог поверить, что это не сон.

Пришло отчаяние. Он все эти дни жил мыслями о неминуемости возмездия, - знал, что будет отомщен, защищен. А теперь что теперь? Вадим сразу после ограбления избегал пустынных улиц, с работы старался уехать пораньше, а если не получалось то чуть ли не бежал до квартиры, лишь бы побыстрее миновать опасный участок. После допросов в милиции он стал спокойнее, - думал, что теперь не стоит дрожать как осиновому листу, - и перестал боятся возвращаться поздно ночью домой. И вот опять надо боятся? Его снова могут грабить и оставаться безнаказанными? Нет милиция тут не поможет! - подумал Вадим, когда они с Коренастым дошли до угла улицы. Парень свернул в дворы, Вадим за ним. Кто знает может его и нашли, а он откупился. А что? Вон сколько об этом рассказывают! Если я наткнулся на него так вот, случайно, то стоило ли труда его найти профессионалам? Руки похолодели от этой мысли. Выходит он один на один с Коренастым и его бандой? Выходит на милицию нечего рассчитывать? Коренастый резко обернулся. Пристально посмотрел на Вадима.

- Эй тебе что? Вадим растерялся от неожиданности, сердце от страха готово было выпрыгнуть, засосало под ложечкой. Я пропал. Мне не выдержать драки с этим бугаем - пронеслось в голове, и былая решимость улетучилась. Коренастый ухмыльнулся, подобрался, - как удав перед прыжком, - вот-вот бросится на Вадима. - Я ищу двадцать восьмой дом, - неожиданно для себя выпалил Вадим, - да вот кажется потерялся. Коренастый недоверчиво окинул Вадима взглядом. - Это сорок первый, двадцать восьмой там, - парень махнул вправо, - по дворам можно пройти. Парень пошел дальше и вскоре скрылся в одном из подъездов обшарпанной пятиэтажки. Вадим решил дождаться Коренастого во чтобы то ни стало: ему надо было знать здесь ли он живет или просто к кому-то пришел. Но а если он будет здесь до утра? - неожиданно промелькнула мысль, и Вадим запаниковал, что так и не дождется обидчика и тогда все пропадет. В милицию звонить ему уже не хотелось. Он понял, что все это бесполезно, - надо решать самому». На лавочке у подъезда, в который зашел Коренастый сидели две старушки. Вадим подошел к ним и спросил про Коренастого, - не тут ли он живет. Выяснилось тут. Только бы эти старушенции не выдали меня - думал он, - все-таки мне надо было его ждать и не подходить к ним. Пришла мысль, что Коренастый может увидеть его в окно, и это так испугало Вадима, что он поспешил отойти подальше, так чтобы со стороны можно было подумать будто он идет туда, куда ему указывал Коренастый, к двадцать восьмому дому. Несколько раз Вадим оборачивался и смотрел на окна: ему показалось, что все-таки его засекли, - в одном из окон мелькнул приземистый силуэт, - уж не Коренастый ли? Если он меня вычислил, я пропал- думал Вадим и принялся размышлять как ему быть. Он теперь ругал себя, что ввязался в преследование. Ну встретил и встретил. И шел бы дальше». За спиной громко хлопнула дверь подъезда.

- Эй! И Вадим сорвался, бросился как оголтелый бежать. Спотыкался, едва не падал. Мелькали дворы. Он боялся оглянутся, потерять время. Его настигали. За спиной слышалось мерное дыхание преследователя; тяжелые шаги, - вот-вот схватит рукой за шыворот. Наконец, Вадим догадался, что надо выскочить на улицу, свернул и пулей вылетел на тротуар. Ему повезло: рядом была остановка и как раз подошел троллейбус. Вадим влетел на заднюю площадку, двери захлопнулись и троллейбус мерно пошел вперед, набирая скорость. Только сейчас Вадим позволил себе оглянутся: никого (!), - ни Коренастого, ни кого другого не было. К остановке подходила худая старушка с палочкой. Мирно курил пожилой мужчина, и полная как пончик девочка крутилась неподалеку от него. Неужели показалось - стучало в висках, - а может он успел заскочит в троллейбус?. Вадим осторожно рассматривал людей, - боялся, что взглядом может выдать себя. Но то ли Коренастого и правда не было, то ли он запрятался за чьи-то спины, Вадим никого не мог нащупать. Мне по любому конец - крутились тревожные мысли, - мы в одном районе. Он найдет меня и убьет. Он узнал меня». И чем дальше отъезжал троллейбус от дома Коренастого, тем больше Вадим убеждался, что теперь ему не жить. Он найдет меня. Найдет. Лишь дома Вадим немного успокоился. Казалось, что все позади, что тут он в полной безопасности; но тут подъездная дверь громко хлопнула, кто-то пружинисто взбежал по лестнице и замер за дверью квартиры Вадима, словно вслушивался тут он или нет. Вадим замер, задержал дыхание, прижался к стене. Рука потянулась к телефону, - вызвать милицию. Сердце стучало так громко, что казалось отдается эхом по квартире. По лбу заструился пот. Резко тренькнул звонок, раз, другой. Как током ударило Вадима, он дернулся, за грудиной защемило. В панике он кинулся набирать ноль-два. - Милиция. Дежурный. Бросил трубку: вдруг понял, что звонят то соседям!

- Уф!  съехал по стене на пол и закрыл лицо ладонями. В ушах ревели водопады. Тело бил мелкий озноб. В подъезде заговорили. Хлопнула дверь и голоса смолкли. А если это все-таки он? Что если он проверяет квартиры?! Да если это и он! Что я его боюсь! Пусть попробует только!- Вадим резко встал, открыл дверь и выглянул в подъезд. Дерзкая решимость дать отпор любому, казалось, переборола страх. На площадке никого не было, также пустовали площадка этажом ниже и выше. Вадим вернулся в квартиру, и полез на антресоли. Он вспомнил об охотничьем ружье, что осталось от покойного отца. Вадим хранил его как память и регулярно чистил и смазывал. Только держал подальше от чужих глаз, так как оно не было зарегистрировано. В страхе он забыл о нем, и теперь ругал себя, что не взял сразу, как только вошел в квартиру, - так было бы спокойнее. Теперь он зарядил его и положил на стол в кухне, и глядя на черный матово поблескивающий ствол и отполированный приклад, ждал. Но чем больше Вадим сидел, тем больше понимал какой глупый и трусливый он был днем. Коренастый даже если и узнал его, не будет преследовать. Он не боится его. Не боится милиции, потому что знает, - не поймают его, да и потом он всегда может откупится. Вадим для него лишь овца, которую можно остричь когда захочется. Отобрать мобильный, деньги. Сколько у него таких овец, а? - думал Вадим и чувствовал как его вновь захлестывает и злость и обида и страх, но теперь другой, не страх смерти, а страх, что теперь Вадима могут безнаказанно обирать на улице вновь и вновь. Когда вздумается. Потому что логово волка совсем рядом, а овцы слишком его боятся. Скольких он уже обобобрал этот Коренастый? И скольких еще оббирет? И будет ходить на свободе, и тратить награбленные деньги. А овца Вадим будет дрожать и покорно отдавать свое кровное, а если попытается сопротивляться его убьют. Страх и ярость нарастали. Вадим стал метаться по квартире. Несколько раз порывался выйти и куда-то бежать, но неизменно возвращался на кухню, садился и смотрел на ружье. И снова вскакивал, и снова садился, и зачем-то гладил ружье. Окно позолотило заходящее солнце, небо стало выцветать, облака вытянулись.

Так будет продолжаться вечно. Я буду его боятся. Он будет меня грабить - подумал Вадим и стал собираться. Переоделся в спортивный костюм, ружье положил в чехол, перекинул через плечо и поспешил туда, где жили его страхи. Туда, где он мог найти Коренастого. Никто не обращал на него внимания, да он и не боялся этого. Чего ему было боятся, когда все они только овцы, такие же как и он? Он только шел, и словно отсчитывая шаги, повторял про себя Овцы-волк. Овцы-волк. Овцы-волк. В троллейбусе на него несколько раз заинтересованно и удивлено посмотрела какая-то дама в больших круглых очках, словно прочитала его мысли, и стала куда-то звонить. Может быть даже в милицию. Но Вадиму было все равно: чем ближе троллейбус подходил к той самой остановке, откуда позорно бежал Вадим, тем сильнее захлестывала его ярость и решимость. Овцы-волк. Овцы-волк. Овцы-волк - стучало в голове, и страх скукоживался и сгорал, словно бумажка в огне. Пружинисто, как до этого днем Коренастый, Вадим шел к нужному подъезду. За плечом в такт мыслям нетерпеливо зудело ружье: словно, почувствовало, - надвигается нечто особое, то, для чего оно и создано. Вадим ждал, что сейчас наткнется на Коренастого. Волки всегда чуют овец, и выходят на охоту. Однако Коренастого не было. Вадим потоптался у подъезда. На скамейке также сидели старушки, уже другие; с любопытством они было начали рассматривать Вадима, но наткнулись на холодный решительный взгляд и отвернулись. Волк сидел в логове. Во дворе уже сгущались сумерки. Над головой тускло загорались звезды. Одна. Вторая. Третья. Поднималась круглая полнотелая алюминиевая луна, заливала все своим мертвенным светом. Вадим присел на скамейку, ружье положил на колени. Судорожно сжимал его. Подул ветерок. Приятно обдувал лицо. Захотелось закрыть глаза и заснуть. Только сейчас Вадим почувствовал как устал. Всю решимость и ярость сносило прочь. «Домой. Уйти. Спать - крутилось в голове, и пальцы слабели. В какой-то момент ружье едва не упало, покатилось по коленям. Вадим вздрогнул и соскочил со скамейки, потер глаза, лицо. Что я здесь делаю? Зачем? Надо домой. Овцы и волки казались ему теперь глупой выдумкой воспаленного воображения, и все случившееся не более как причудливым сном-кошмаром. И он уже было хотел повернуть, как вдруг дверь подъезда открылась и появился Коренастый, а с ним еще один парень, тот что был в ту ночь.

- Эй, ты! крикнул Коренастый и пошел на Вадима. Его глаза горели, как у волка. Все пропало. Он меня узнал.

- Что тебе надо?! Ты что здесь утираешься?! Я тебе днем видел, падла. Сейчас он начнет бить меня. Их двое. Я один. Вон они какие крепкие. Страх вновь захлестнул Вадима, снова застучало в головеОвцы-волк.Овцы-волк. Овцы-волк. Коренастый вдруг замедлил движения: медленно с трудом вскидывал и опускал ноги, взмахивал руками. Ружье в руках Вадима дернулось, казалось оно раскалилось до предела. Коренастый уже совсем близко, вот он заносит руку, тянет ее к Вадиму, - медленно, словно разрезает тугой воздух. Руки Вадима дрожат, крепче сжимают ружье. Овцы-волк. Овцы-волк. Овцы-волк. Овцы-волк. Ночь вздрагивает от выстрела, и лицо Коренастого искажается, он хватается рукой за живот, медленно оседает. Кто-то кричит громко и истошно. Второй парень в ужасе замирает, потом кидается обратно в подъезд. Руки стали как ватными. Ружье гулко падает об асфальт, и словно выбивает Вадима из сна. Вокруг Коренастого засуетились люди, кто-то пытался поднять его голову. - Вызовите милицию! Скорую! Скорее! Вадим опустился на скамейку и уткнулся лицом в ладони. Еще одним Волком стало больше.

Комментарии

Сергей Слесарев

Извините, что ответил на комментарии только сейчас: после выкладки рассказа начались проблемы с доступом в интеренет и не мог толком даже посмотреть что к чему. А потом, каюсь, в житейской суете подзабыл про рассказ совсем

Думаю, что овца так просто волком не станет. У хищников нутро иное. Просто беспомощная овца, загнанная в угол своим страхом.

Есть мужики, которые постоянно дерутся, а есть такие, что драк избегают. Так вот если такого - избегающего - обстоятельства заставят драться, он от страха и убить может.

Текст сырой, Сережа, надо над ним еще потрудиться. А вообще - любопытно )

Сергей Слесарев

Согласен, т.н. "астеники", по природе люди мягкие, могут из-за страха такого натворить. Был даже громкий случай в судебной практике, который позволил несколько по-другому посмотреть на правильность квалификации преступлений.

Текст сыроват, согласен.

Мария Коробова

Рассказ выиграл бы, если бы автор чуть-чуть разгрузил бы его - много поторений слов, служебных строк. К примеру, часто повторяются"милицию", "милицию"... "обидчики"...  С грамматикой в написании глаголов третьего лица и множественного числа и неопределенной формы тоже не в ладах создатель "Западни".   В общем, сократить раза в полтора. Но это все  - частности, "причесать" немного. А фабула вообще очень неплохая. Герой - не сильный человек. И бунт слабого человека - всегда  горький, и победа будет тоже с горьким вкусом. Он не победил, прежде всего, свой страх и себя, не сказал "пару ласковых" негодяю. Восторжествовать с ружьем в руках - не выход. А страшное самое - перйден Рубикон нравственных православных устоев. Поэтому победитель раздавлен в финале.  

Молодец! С пожеланием успехов М. Коробова,  омилийка.