Штабелировщик

- Денег не будет ! - эти магические слова давно уже бессмысленно странствуют в гремящих, воющих, дребезжащих и ноющих пролётах трубопрокатного цеха"Манесманн", наводя ужас и смятение на местных аборигенов в касках и спецовках. Произносит их штабелировщик Иваньков. Он тоже кадровый абориген с самобытным трубопрокатным образом жизни. Скажите, кто ему, первопроходцу склада продукции, может рот кулаком закрыть ? Да никто. Потому что самобытен. ...Смахнет, бывало, с себя пот, сдвинет на лоб почерневшую от окалины и графита красную каску, да как заорёт, - тошно становилось всем, особенно незамужним легкотрудницам по залёту, у некоторых даже начиналась истерика, потому что от крика шевелились трубы на стеллажах, лопались лампочки, падали сверху инфракрасные горелки и скрипели, дергаясь колеса электромостовых кранов.

Когда его просили застропить пару или три вязанки лишних, несертифицированных труб и украдкой от мастера загрузить в кузов длинномерного Камаза, он тоже орал:

- Денег не будет!

Что означали эти слова в понимании Иванькова, никто не знал, да и не могли знать, потому что Иваньков сию тайну смысла изречения держал в глубоких расщелинах своей души. Когда же вязанки труб застроплённые и на подкрановых крюках спускались в кузов, Иваньков от водителя КАМАЗа получал в мозолистые руки отстёжку за ворованные трубы - добрый жмак получался ! После того как купюры ложилась в карман, он хлопал себя по грязной каске, широко улыбался и орал тем же трубным рефреном:

- Денег не будет !

Ему казалось, что в сей момент совершается самый благороднейший в мире поступок, какой с роду ещё не случался в мировой металлургии. Глаза его радовались, когда разгружался склад, высвобождалось место под следующую партию труб -попутчиков или черного профиля, не прошедшего термообработку, а показатель негабарита, как нарушение правил складирования, заметно снижался.
Иваньков потирал руки и снова и снова повторял одну и ту же таинственную фразу:

- Денег не будет !

Накричавшись и наулыбавшись вдосталь, он шёл к себе, в пропахшую солидолом сменно-встречную коптёрку, щелчком тумблера включал электрочайник заваривал крутой чай, ставил залапанный и почерневший от заварки стакан на стол. Пиршество его продолжалось недолго. За это время он успевал выпить мутное варево и пересчитать промасленные, пахнущие эмульсией купюры. Насладившись подсчётами, он впадал в мечтания. Жуть, как хотелось ему слышать похвалы начальства. А ещё хотелось дополнительную премию за ответственный подход к вопросам охраны труда.

- Эхе-хе... денег не будет ! - Безнадежно твердил он и шёл из каптерки на склад, где давным давно ждала машинистка электромостового крана, скучая в кабине и ожидая команд снизу от штабелировщика Иванькова. Тут, внизу, под крановыми балками, царил круглополый металл. Местами он лежал в навалку, как попало, бросово, а местами - в ячейках, туго увязанный в пакеты, в колпаках- предохранителях резьб на концах труб, а сбоку вязанок покачивались на сквозняке деревянные ярлыки с шокирующими буквами и цифрами, написанными от руки коряво и не по стандарту API.

Когда он оглядывал взглядом профессионала эти беспорядки, качал головой и говорил вслух:

-Денег не будет !

Как-то, в канун пересменки, когда оставалось минут тридцать до прихода утренней бригады, к нему подошёл мастер Головерхин и схватился за его лицевую пуговицу спецовки. Иваньков понял, что быть ему сегодня беспардонно битым. Головерхин выпучил глаза, потянул пуговицу на себя и прошипел на ухо:

- Делись, Иваньков, а то сдам !

Иванькова затрясло, и он заплакал. Слёзы так и брызгали из его глаз, но внутри себя он был решителен и твёрд как камень, ни одна жилка не хрупнула внутри, но на лице творилось что-то непонятное. Морщины выписывали зигзаги, вены набухли, лицо почернело.

- Ну что ты, Иваньков, дурочку ломаешь, я же тебе говорю, делись баблом, а то загремишь по воровской статье за систематические, наглые кражи хозяйского имущества, - повторил ещe раз угрозливо мастер. - Ты уже тут на десять лет сидки в лагерях наторговал трубами.

- Денег не будет ! - Повторил он обыденно свою знаменитую фразу.

Тут же задрожали своды и со второго яруса упала труба на металлический пол, оглушив звоном всех, кто стоял и наблюдал за картиной коррупционной схватки мастера со штабелировщиком.

Головерхин опешил и подался назад. Иваньков, почуяв, что переломил ситуацию, утёр слёзы грязным рукавом, оставив на лице черные изогнутые полосы и снова звонко проговорил, чтобы слышали все, кто стоит рядом и на дальнем расстоянии:

- Денег не будет ! Денег не будет !

Отбежав в сторону, мастер захлопал выпученными глазами с минуту-другую, потом выставил над головой кулак, погрозил им и крикнул:

- Доиграешься у меня, Иваньков, когда-нибудь я тебя вычислю и сдам !

- Денег не будет !

Где-то слева, ближе к посту управления гидропресса снова звякнула об пол труба и загудела протяжно.

Потерявший дар речи мастер рванул, что есть мочи, а за ним все остальные. Они бежали почти голопом, озираясь по сторонам. Им казалось, что сзади рушатся ячейки с трубами и вот-вот этот вал настигнет их.

Беспорядочный гопот ног рвался через фрамуги, вверх, к небу. Ошалелый мастер и другие, ополоумленные, цеплялись куртками за арматуру ячеек, рвали их, падали, роняли каски, вставали, снова бежали. А вслед им неслось:

-Денег не буде-ееет ! Шакалы !